О терпении и желаниях

Все как обычно: велосипедные спицы мерно позвякивают позади Кагеямы, песок и мелкие камешки хрустят под резиновыми колесами. Хината наоборот — старается ступать предельно тихо, будто пытается испариться. Но при этом нещадно буравит затылок связующего тем самым взглядом, что Тобио, наверное, сможет выделить из тысячи ему подобных. Этот взгляд вмещает в себя все самые обидные оскорбления, которые только может вспомнить коротышка. Их не очень много, они однообразны, а большую часть и оскорблениями назвать трудно. Но есть в этом взгляде пытливых карих глаз и еще кое-что, о чем в приличном обществе говорить не принято. — Может, все же зайдешь ко мне? Мама перед отъездом накупила много сладостей! — не унимается Шоё, в два широких шага поравнявшись с Кагеямой. Тот отрывается от разглядывания носков своих кроссовок и замедляет шаг, теперь беззастенчиво разглядывает слегка покрасневшие уши Хинаты, старательно делающего вид, что первый раз видит ровный ряд домов по ту сторону дороги. — Завтра у нас первый тур отборочных — тебе нужно хорошенько выспаться, — тише обычного выдыхает Кагеяма. Ему кажется, что эта игра никогда не может наскучить. Хината не говорит: «Помоги мне заснуть самым верным и приятным путем». Кагеяма не отвечает: «Не могу, ты же завтра с кровати не встанешь». Они отделываются поверхностными фразами, легкими намеками, на которых так легко споткнуться. Тобио иногда кажется, что Хината действительно хочет просто накормить его сладостями, напоить чаем с мятой и уложить на заранее расстеленный футон. Просто для того, чтобы до трех ночи болтать об абсолютно ничего не значащих вещах. Просто болтать, а не делать друг с другом те вещи, после которых Шоё даже сидеть сложно, не то что прыгать высоко над сеткой и центральными блокирующими соперников. Но Хината, промучившись вопреки этому на тренировках, постоянно просит еще и еще. Постоянно буравит затылок связующего, словно пытаясь пробиться сквозь черепную коробку и напрямую вложить в его голову такую простую мысль: «Кагеяма, я тебя хочу». У Кагеямы, в общем и целом, тоже есть желание донести до Шоё несколько незыблемых истин. Первая заключается в том, что только полный идиот не догадается, из-за чего десятый номер Карасуно на тренировках ведет себя совершенно не так, как накануне в постели. То бишь, как бревно, которое лучше не трогать, дабы не сделать этому самому бревну только хуже. И только члены волейбольного клуба Карасуно могут тактично молчать, бросая во время подобных тренировок осуждающие взгляды на Тобио, который скорее сдохнет от стыда, чем объяснит им, что он тут тоже жертва обстоятельств. Вторая — в том, что если из-за неуемных желаний Хинаты и его крайне слабо развитого инстинкта самосохранения они провалят отборочные, Кагеяма себе этого не простит. А потом очень долго будет не прощать это придурку Хинате. За что, в свою очередь, товарищи по команде "спасибо" ему однозначно не скажут. Кажется, так просто сказать "нет", перенести ночной променад на промежуток между отборочными... Но для Хинаты их совместные ночи — единственный способ заснуть перед важной игрой, успокоиться и провести ночь без кошмаров. Кагеяма, как ни странно, это прекрасно понимает, но, давясь и собственным желанием, и странной гордостью за то, что именно он стал этим «единственным способом», всегда упорно стоит на своем. Шоё тоже не сдается до последнего, до того перекрестка, где они всегда останавливаются, замирают в нерешительности и медленно расходятся в разные стороны. Шоё знает, что если он в последней момент кинет велосипед на асфальт, Кагеяма, уже успевший отойти от него на десяток шагов, замрет в ожидании. Тогда можно будет сократить это чертово расстояние, вцепиться мертвой хваткой в олимпийку Тобио и ждать, пока он, улыбнувшись одними уголками губ, не повернется к Хинате лицом. И это будет победой, последним аргументом. Беспроигрышным. После которого все возражения станут лишь песком под колесами велосипеда. Странно влияет на Шоё появление в его жизни Кагеямы. Шоё учится думать над последствиями и брать обещания с Тобио. В результате таких обещаний очень многое можно получить. Но получить потом, что совсем не устраивает коротышку. Хотя он, задрав голову и почти без стыда рассматривая солнечные блики в глазах Тобио, временно запихивает все свои "хочу" в самые дальние уголки своего сознания, точно зная, что Кагеяма их обязательно откопает. И исполнит. Со всеми издержками и процентами. — Значит, завтра, после матча, ты зайдешь ко мне? — больше утверждает, нежели спрашивает Хината. — Не пропадать же маминому печенью, — он обескураживает Тобио, и тот не может не согласиться. Правда, в своем репертуаре. — Но только, если мы победим, — все равно, что сказать «мог бы даже не спрашивать». Шоё энергично кивает головой, как китайский болванчик, и вновь улыбается, почти делает шаг вперед, чтобы обнять связующего, но вовремя себя одергивает. Еще раз улыбается, уже извиняясь, с долей неловкости и разочарования. Внутри Кагеямы что-то щелкает, и он сам наклоняется к парню, совсем легко касается слишком горячих, по ощущениям, губ Хинаты и сразу же отстраняется, выпрямившись во весь рост. — Мы обязательно победим, — практически незаметно улыбается Тобио, поправляя спадающую на глаза Шоё рыжую прядку вечно растрепанных волос, почти невесомо касаясь пылающей кожи. Хината кивает, не отрывая взгляда. Глаза в глаза. Потом приподнимается на носочки и неуклюже целует Кагеяму в уголок губ, теряет равновесие и чуть ли не заваливается на связующего. Затем, ловко выскользнув из его объятий и обворожительно улыбнувшись, со всех ног пускается в сторону своего дома, боясь в последний момент передумать и сравнять всю свою выдержку с землей. Тобио думает, честно ли будет самому кинуться вдогонку за этим чертовски милым придурком.