Дева Мария, прости меня

      Полночь. Ветхий гостевой домик посреди леса. Тишина. Романтика на старый лад и странное чувство неудовлетворенности. В голове упорно звучат старые католические гимны, восхваляющие вечные ценности, но в каждой ноте я слышу лживые полутона. Пресвятая Дева Мария, это ты утратила невинность или я прогнила насквозь? Нет ответа? Что ж, я и не ждала.       Пустая комната кажется совершенно безлюдной, но это лишь иллюзия, ведь в этой комнате – я. Я сижу в глубоком кресле напротив балкона, дверь приоткрыта, и с улицы внутрь задувает холодный зимний воздух, осыпая пол и мои плечи легкими снежинками, тающими так же стремительно, как все мои надежды на лучшее будущее. Впрочем, сейчас меня это совершенно не волнует, ведь сегодня я – тень, без души, без тела, просто воспоминание, такое же невесомое и недолговечное, как снежинки на плечах. Хотя ты, наверное, скажешь, что я – мечта. Я не знаю точно, но надеюсь на это, потому что иначе я зря замерзаю здесь в полном одиночестве и тишине. Время покажет…       Где-то на стене висят часы, но я не вижу их в темноте, лишь слышу слабое трепыхание стрелок, лениво переползающих через секунды, минуты и часы. Ожидание – это так мучительно, и я развлекаю себя тем, что покачиваю ногой в такт этой музыке времени. Стук-Стук-Стук-Стук...Минута…Стук-Стук-Стук…Еще одна. Так может пройти вся вечность, пока прошлое не станет призрачным, и моя жизнь не превратится во второсортный рассказ на желтых страницах, а мои мерно раскачивающиеся ступни – в прах. Неумолимое время, почему ты так жестоко с нами? Почему у нас так мало времени для того, чтобы понять, чего на самом деле стоит эта жизнь? Я не знаю, где мне найти ответ, не знаю, с чего начать, но уже чувствую, что моя душа состарилась и медленно покрывается серым пеплом безразличия.       Прости меня, Дева Мария, моя душа уже не сможет познать радость, но моя плоть еще жива, мое тело еще горячее, и все, что мне остается – утонуть в похоти, представив, что это и есть истинный смысл и суть всего. Слишком долго я была праведницей, слишком долго я делала все так, как нужно, так, как правильно. Слишком долго я верила в то, что ты даруешь мне успокоение и удовлетворение. А сейчас, прости, наш маленький разговор придется прекратить, тяжелые шаги за дверью уже слишком близко.       Я прищуриваюсь, вглядываюсь в темноту перед собой и пытаюсь унять предательски стучащее сердце. Я тень, воспоминание, у меня нет эмоций, только цель, и эта цель – самоуничтожение. Однако перед смертью я планирую неплохо повеселиться.       Дверь открывается, и я вижу, как на пороге появляется высокая фигура. Секундное промедление, и неяркий свет одинокой электрической лампы озаряет комнату, открывая мне лицо моего долгожданного гостя. Что ж, вот мы и встретились, добро пожаловать в мою паутину, милая.       - Тарья? – женщина на пороге неожиданно замирает, даже забыв запереть за собой дверь, и смотрит на меня удивленно и немного испуганно; снег продолжает засыпать комнату, готовя нам постель.       Легкая улыбка и кивок в знак приветствия с моей стороны выводят гостью из ступора, и она спешно заходит вглубь помещения, не отрывая от меня своего пронзительного взгляда. Стучат сапоги по деревянному полу, мягко шуршит ткань уютного черного пальто и, только когда раздается тяжелый скрип кровати, я позволяю себе произнести ее имя.       - Флор, - говорю я, наполняя это имя такими глубинами, от которых у гостьи начинают едва заметно дрожать пальцы.       О, да, я лучше тебя знаю, что такое управлять своим голосом, поверь мне, милая. Хочешь испытать это на себе? Я покажу тебе настоящий зов Сирены. Впрочем, тебя и звать не нужно, ты сама идешь ко мне, и это так просто, что мне даже становится скучно на секунду.       - Почему ты подписалась чужим именем? – гостья подходит ближе ко мне, но не решается сесть рядом, лишь стоит напротив и смотрит, как я убираю с плеч длинные смоляные волосы, откидывая их за спину.       - Я хотела поговорить наедине, чтобы никто не узнал.       - Поговорить, о чем?       Ты делаешь вид, что не понимаешь, но мне достаточно лишь закинуть ногу на ногу, обнажая крепкие бледные бедра, чтобы в твоих глазах загорелся страх, а на щеках – огонь. Мне даже не нужно отвечать на твой вопрос, ты уже сама знаешь, о чем мы будем разговаривать, но мне нравится играть с тобой в кошки-мышки.       - О том сообщении, которое ты написала мне вчера, - я начинаю медленно, пуговица за пуговицей, расстегивать свое легкое пальто, но вовсе не это заставляет тебя, такую бесстрашную, мужественную и самоуверенную, хвататься за собственные локти и нервно прятать глаза.       Тот, кто думает, что тело отражает наши скрытые желания – наивный дурак, не знавший в жизни ничего, кроме механических потуг на заднем сиденье автомобиля. Глаза – вот истинное зеркало похоти, и избавиться от этого безмолвного свидетеля грехопадения можно лишь выколов их. Но я не думаю, что стоит заходить так далеко. Не сегодня, по крайней мере.       - Не смотри так на меня, - наконец, тихо произносишь ты, но это не помогает – мой пристальный взгляд следит за каждым твоим движением, за каждым вздохом, каждым ударом сердца и каждой каплей пота, скатывающейся по твоей шее.       Пресвятая Дева Мария, неужели все так просто?       - Я была не совсем трезвой, - продолжаешь ты, и я наблюдаю, как секунда за секундой ты становишься все меньше, ужимаясь, усыхая от собственного страха и похоти, которая не позволяет тебе схватить свое пальто и выбежать вон.       Надо же, а я-то думала, что любовь – великая сила, а тут, оказывается, все куда проще.       - Ты была очень убедительной, - я скидываю пальто с плеч и с удовлетворением наблюдаю, как твой взгляд скользит по моей обнаженной груди и, против воли, задерживается на аккуратных темных сосках.       Бог свидетель, я ненавижу свое тело, но то, как ты на меня смотришь, заставляет меня испытать нечто, отдаленно напоминающее возбуждение, и почувствовать, как внутри все наполняется теплом и влагой. Почти забытое чувство, удивительно, что ты смогла пробудить его так просто. А, может, я просто слишком поздно раскрывшийся Нарцисс, бесцельно искавший свой источник наслаждения и нашедший его, наконец, в самом себе? Пожалуй, стоит поделиться с тобой своим открытием.       Я медленно раздвигаю бедра, пальто соскальзывает и падает на пол безвольной тряпкой, и ты, кажется, готова упасть рядом с ним. В комнате недостаточно света, но воображение дорисовывает все детали, и, просто закрыв глаза, ты не сможешь сбежать от реальности.       - Что ты делаешь? – ты не смотришь на меня, ты стоишь с опущенными веками, не в силах сдвинуться с места, но я знаю, что, даже так, ты видишь все то, что я хочу показать тебе.       - Открой глаза и посмотри, - требую я, и ты, о чудо, повинуешься без лишних слов.       - Ты меня неправильно поняла… - бормочешь ты, и я едва сдерживаюсь от смеха, глядя, какой жалкой ты становишься в этот момент, - я не это имела в виду, когда писала, что…       - Тогда ты можешь уйти прямо сейчас, - я отбрасываю пальто ногой и начинаю гладить свои плечи и грудь, делая вид, что хочу избавиться от снежинок.       Кажется, я начинаю входить во вкус этой странной игры, и даже появляется надежда на то, что я получу больше, чем рассчитывала. У меня не было женщин до тебя, и я боялась, что не получится, но все оказалось так просто, даже проще, чем с мужчинами. Да, у них обычно все видно сразу, но… но весь секрет в том, что ты тоже женщина, у нас с тобой одни хитрости, одни уловки и, как ни старайся, тебе меня не обмануть. Это все равно, что обманывать собственное отражение в зеркале. Похоже, ты тоже это понимаешь, потому что даже не пытаешься убежать.       Я продолжаю ласкать саму себя, уже даже не пытаясь сделать вид, что хочу согреться и избавиться от снега. Мои руки скользят от груди вниз по животу и бедрам, а затем снова устремляются вверх. Я нарочно избегаю более глубоких прикосновений, хотя чувствую, что мне это необходимо, чувствую, что, впервые за долгие годы, я готова принять кого-то в себя без боли, унижения и чувства отвращения к самой себе. И все это – благодаря тебе, поэтому я позволю тебе быть первой. Этой будет твой маленький подарочек на Рождество. Я шире раздвигаю бедра, и мои пальцы уже не покидают пределов моей промежности, хотя я все еще не позволяю им проникнуть внутрь. Ты стоишь напротив и завороженно наблюдаешь за всем, что я делаю, и с каждым движением, с каждым прикосновением моих тонких пальцев, ты все больше начинаешь нервничать. Я не отрываю глаз от тебя, я смотрю пристально, внимательно, почти не моргаю, пытаясь разглядеть в глубине твоего взора твои истинные мысли, и это действует на тебя чуть ли не сильнее, чем мое маленькое представление.       Ну же, давай.       - Тарья, господи! – твое оцепенение неожиданно проходит, ты на секунду закрываешь открытый рот руками, а затем кидаешься ко мне, на ходу поднимая с пола пальто и пытаясь укрыть меня им.       Вот ты и попалась, милая.       Уверена, когда все закончится, ты даже не сможешь с точностью вспомнить тот момент, когда простая игра перешла в нечто более серьезное, когда мои руки оказались у тебя под платьем, а мои губы – на твоей шее. Момент, когда пальто снова упало на пол, чтобы остаться там до самого утра.       - Ох… не надо, прошу тебя, Тарья, - шепчешь ты, едва успевая ловить ртом воздух, когда я на секунду отрываюсь от твоих губ, - я совершила ошибку… я не хотела…       - Хотела, - я разрываю ногтями колготки и вхожу в тебя, совершенно не заботясь о нежностях, потому что знаю, что ты понимаешь только силу и, к твоему счастью, я умею быть властной.       Когда-то давным-давно, когда моя улыбка еще была искренней, я могла быть довольно страстной, но со временем это ушло, оставив лишь холод и отвращение, и, может быть поэтому близость превратилась для меня в каторгу, но сейчас что-то изменилось. Ничто не проходит бесследно, и тебе не вернуть мне прежнее тепло, но зато теперь я вдоволь смогу насладиться неожиданно приятным чувством власти.       - Я заставлю тебя кончить, - я с силой толкаю тебя, и ты падаешь на пол, совершенно не грациозно и не эротично, в помятом платье, с раздвинутыми ногами и рваными колготками, - и буду трахать тебя снова и снова, пока ты не будешь умолять меня на коленях, чтобы я прекратила, - я усаживаюсь сверху и снова проникаю в тебя, на этот раз гораздо глубже.       - Тарья… нет… - ты пытаешься меня спихнуть, но твоя хваленая сила ничего не значит сейчас, когда мои пальцы ритмично движутся в такт часам и заставляют тебя напряженно хватать ртом воздух, чтобы не задохнуться.       - И, когда ты кончишь и будешь валяться на полу в луже собственных слюней, - продолжаю я, до боли стискивая зубы и не обращая внимание на горящую от напряжения руку, - я заставлю тебя доставить удовольствие мне, и мы посмотрим, настолько ли ты хороша, как о себе думаешь.       Я сильнее сжимаю тебя своими бедрами, не позволяя вырваться из моих объятий, моя рука движется внутри тебя, и я чувствую, как сжимаются твои мышцы в бесконечной сладостной судороге, но я не останавливаюсь, даже не сбавляю темп, хотя мои мышцы объяты огнем.       У меня внутри тоже все горит, я хочу, чтобы ты проникла в меня, чтобы ты ласкала меня, чтобы все было так, как я планировала – нежно и страстно – но моя гнилая душа требует власти, боли и похоти, поэтому я продолжаю свои болезненные движения.       Из твоих глаз внезапно выступают слезы, и ты спрашиваешь меня, пытаясь унять вырывающийся стон:       - За что, Тарья?       - А я тебя предупреждала, - я наклоняюсь близко к твоему уху и кусаю за мочку так, что у тебя начинает течь кровь, - что тебе не стоило приходить в Найтвиш. Тебе никогда не стать моей заменой…       - Я никогда не буду лучше, чем ты, - ты произносишь это тихо, с причудливой смесью боли и наслаждения в голосе, и в эту секунду я чувствую, как меня накрывает.       Не совсем осознавая, что я делаю, я по инерции продолжаю двигать рукой в тебе, но у меня перед глазами уже расстилается черная пелена, которая уволакивает меня за собой в мир собственных страхов и мечтаний. Неужели это и есть тот смысл, который я искала? Боль и унижение? Неужели этот монстр - я? Я пытаюсь вдохнуть, но мои легкие не хотят раскрываться и все, что я успеваю перед тем, как окончательно потеряться в грезах, это лишь тихий шепот:       - Дева Мария, прости меня за то, что я такая… прости.