Нарисуй меня

У него есть секрет: то, что он делает после битвы, когда остальные разбредаются по углам, чтобы привести себя в порядок. Он живёт здесь уже достаточно давно, чтобы знать, куда лучше не соваться, но недостаточно давно, чтобы заиметь собственный укромный уголок. И потому он остаётся в своей комнате, садится на кровать и достаёт бумагу и карандаш. Получается у него неуклюже. Когда-то он был достаточно уверен в себе, чтобы рисовать на уголках грязных салфеток крошечными кусочками угля. Когда-то он не боялся испачкать чернилами руки, или запястья, или старые поношенные джинсы. Когда-то он начинал водить карандашом по бумаге, не задумываясь о том, что именно хочет нарисовать – да ему это было и неважно. Теперь у него идеальное зрение, и руки не трясутся, но линии получаются неровными и неуверенными. На конце карандаша нет ластика, но он дорисовывает начатое, потому что слишком устал начинать всё заново. Линия образует форму лица, улыбку… Человек на рисунке совсем не похож на Пегги. — Джарвис, — произносит Стив и вздыхает. — Свет. -- Он рисует ружья, черепа, вид из окна поезда. Долго смотрит на небрежные наброски и пытается понять, почему ему не становится лучше. Но рисовать не прекращает, потому что не любит сдаваться, да и от избивания груш в тренировочном зале начал уставать. Он рисует везде, где только может, всё, что помнит, и оставляет наброски на всех поверхностях в комнате, словно хочет, чтобы кто-нибудь их нашёл. Но никто не заходит в его комнату — и никто их не находит. -- Они сидят в зале для собраний, грязные, всё ещё в форме. Перед Стивом лежит карандаш. В его затянутой в перчатку руке он кажется маленьким и вообще выглядит странно, и ему приходится держать его крепче, чем обычно, чтобы не выскользнул. От этого линии выходят более тёмными, толстыми, их тяжелее контролировать, но Стив никогда не боялся вызова. Неудачная закорючка, слишком сильное нажатие на бумагу, пятна от пальцев — всё приводит его в какой-то восторг. Он не осознает, что рисует Наташу, до самого последнего штриха, а потом моргает — с бумаги на него смотрит её испачканный улыбающийся профиль. Он поднимает взгляд и обнаруживает, что все на него уставились. Кончики его ушей начинают краснеть. Ник Фьюри выглядит ошеломлённым, Клинт впечатлён, а Наташа не двигается до тех пор, пока он не откладывает карандаш в сторону. Затем она забирает у него рисунок — который, к ужасу Стива, накарябан на каком-то секретном документе — и осторожно убирает его в свой кожаный портфель. — Эй, — подаёт голос Тони. — Разве я не должен был это подписать? -- Его секрет больше не назовёшь секретом. Клинт оставляет карандаши и бумагу везде, где Кэп может вскоре появиться, усаживается на стул напротив него каждый раз, когда они вместе едят, и замирает, когда оказывается в поле зрения Стива. Когда Клинт, допивая молоко, начинает поигрывать бицепсами, Стив закрывает лицо ладонями и пытается не засмеяться. Это ведь его только воодушевит. — Прошу, — заявляет Наташа однажды утром. — Избавь его от страданий. И он избавляет. Стив никогда ему этого не скажет, но Клинт – идеальная модель. И не только потому, что может замереть в любом положении, каким бы абсурдным оно ни было. Есть в нём особая симметрия, даже изящество; его тело словно постоянно находится в движении, даже когда он задерживает дыхание. — Тебе не обязательно это делать. Дыши, Клинт. Стив ухмыляется: линии на рисунке обретают жизнь, словно они вдруг вобрали в себя воздух, который Клинт отказывается вдыхать. Стив заполняет страницы скетчбука изображениями рук и ног Клинта, изгиба его лука и улыбкой Наташи. Кажется, он снова обрёл твёрдую почву под ногами. А потом Тони заглядывает ему через плечо и произносит «Я впечатлён», хотя звучит это сухо и обыденно — и Стив снова теряет опору. Он сопротивляется желанию тут же захлопнуть скетчбук — это же ужасно глупо. Там нет ничего такого, чего Тони не видел прежде, пусть даже он впервые сказал о рисунках Стива хоть слово. Стив замирает и поворачивается: — Что? — Ничего, просто… — Тони машет рукой. — Я думал, что это такое прикрытие, чтоб ты мог разглядывать задницу Клинта. А ты и в самом деле рисуешь — и не только его задницу! Такая неожиданность!. Клинт показывает Тони средний палец, но позу не меняет, и, ладно, Стив должен признать, что поза эта слегка соблазнительная, но это не он её предложил и… — Ему не надо далеко ходить, чтобы на кого-нибудь попялиться — достаточно просто в зеркало посмотреть, — спокойно заявляет Наташа, пока Стив отчаянно пытается не покраснеть. Тони щёлкает пальцами в её сторону. — Нет-нет. Ты не должна отвечать за него на подколки. — Странно слышать такое от тебя. Тони поворачивается к Стиву. — Есть что добавить, Кэп? Только не говори, что позволишь леди сделать всю работу. Тони выглядит уставшим и чересчур довольным, его рот изогнут в усмешке — такой, которая появляется всякий раз, когда он подшучивает над Стивом. На таком близком расстоянии Стив может почувствовать, чем от него пахнет: моторным маслом, металлом и застаревшим потом. А ещё кофе. Он прочищает горло и опускает взгляд на бумагу: там линии превращаются в лицо Клинта и рельеф его плеч. — Думаю, — отвечает Стив. — Мне стоит вернуться к разглядыванию задницы Клинта. Тони смеётся, и Стив делает вид, что не рад тому, что сумел его развеселить. -- Брюс всегда наблюдает за тем, как Кэп рисует — тихо и ненавязчиво, как делает и всё остальное. Но когда Стив предлагает ему попозировать, Брюс только улыбается и качает головой. Случается, что руки Стива сами тянутся к карандашу, когда все Мстители собираются в гостиной, и Брюс засыпает на подлокотнике дивана, а его очки сползают с носа. Но Стив не поддаётся порыву: слишком уж это похоже на вторжение в личное пространство. На кражу. Брюсу не нравится, когда его фотографируют. У всех Мстителей есть свои маленькие «но». Стив может это понять. А потом он замечает, как Другой Парень тихо разглядывает свою фотографию на передней полосе: на ней он яростно рычит прямо в камеру. И Стив задумывается. Они не так уж и часто теперь видят Халка вне схватки — контроль Брюса улучшился – но однажды в июле, после того, как они в очередной раз побеждают Крушителей, Стив использует свой шанс. Он вбегает в Башню, стаскивает перчатки, хватает альбом и несколько карандашей. Халк всё ещё там, где он его оставил, сидит на Громобое и чешет коленку. Он оглядывается и наклоняет голову, когда Стив приближается к нему. — Можно? — Стив показывает ему карандаши. Халк щурится в ответ, а потом выдыхает через нос и пожимает плечами. Стив опускается на траву перед Халком и начинает рисовать лицо: твёрдая линия челюсти и слишком изящный для такого лица нос. Глаза Брюса. Стиву не хватает листа, чтобы нарисовать массивные плечи Халка – да и всё остальное тоже. Стив прикидывает, стоит ли ему начать заново, потому что поза хороша — эдакая лёгкая задумчивость — когда шум от костюма Железного Человека заставляет вздрогнуть их обоих. — Эй, большой парень… — начинает он, а потом смеётся. Из-за опущенной лицевой пластины его смех всегда кажется немного механическим, но это не скрывает явного удовольствия. — Ох, крошка, — воркует он, паря недалеко от лица Халка. — Погляди-ка, как старательно губки надул. Халк огрызается и поднимает плечи почти до ушей. Стив опускает взгляд и на этот раз замечает, как выпячена зелёная губа, как выдвинут подбородок… Не хватает только состроенных глазок. Стив почти прикусывает язык, чтобы сдержать улыбку. В конце концов, у него с самоконтролем дела обстоят лучше, чем у Тони Старка, а Халк уже выглядит чересчур взволнованным. И… смущённым. Он закрывается, отступает, снова хмурится. Стив хватает его за ногу. — Эй, — произносит он как можно твёрже. — Я ещё не закончил. Халк рычит, и на секунду Стиву кажется, что он не сдержится, но он поворачивается, чтобы отогнать Железного человека, а потом снова садится. И губы он выпячивает так же, как и прежде. Стив усмехается и продолжает рисовать. -- Тор возвращается из Асгарда в обещавший быть солнечным день. Он застенчиво пожимает плечами в ответ на ворчание по поводу изменившейся погоды и оставляет по всей гостиной мокрые следы. Клинт кидает в него полотенцем. В последовавшей за этим драке асгардец узнает о рисовании, и в глазах его зажигается радостный огонёк. — Творишь ли ты также скульптуры? — спрашивает он, и Стив думает, что, ответь он утвердительно, Тор сейчас же отыщет ему валун и придётся начать работу. Вместо этого он устраивается на диване, а Тор с Мьёльниром в руке принимает героическую позу перед телевизором. Он даже надевает скинутый недавно плащ — Стив подозревает, что от боевого крика Тора удерживает только мрачный взгляд Наташи. Стив пытается передать немного трагичное выражение лица Тора, когда замечает проскользнувшего в кухню Тони. Уже почти полдень: Старк ещё не до конца проснулся и, зевая, направляется к кофеварке. Его неприглаженные волосы торчат во все стороны… Пижамные штаны сидят низко, чуть ли не на бёдрах, и открывают вид на… кожу. Стив отвлекается и чуть не превращает руку Тора в крюк. Кэп понимает, что пялится, только тогда, когда Тони вопросительно поднимает брови. Стив краснеет и качает головой, наклоняется ниже, всем своим видом показывая, что очень занят рисунком. И как у Тони получается заставлять его чувствовать себя идиотом одним движением — закатив глаза или чуть улыбнувшись уголком рта? — Капитан? — громыхает Тор. Он не шевелится — только чуть скашивает взгляд, чтобы посмотреть на Стива. — Всё ли в порядке? — Всё хорошо, — отвечает Стив, потому что Тони уже ушёл, а Стив рисует Тора. Он пытается сосредоточиться: за прошедшие пару месяцев он стал рисовать лучше, и теперь ему легче переносить на бумагу увиденное, линии выходят более уверенными, он делает меньше ошибок. Он рисует почти бездумно, так же, как раньше, и получается неплохо. По-настоящему. Но с этим рисунком что-то не так. Он окидывает Тора взглядом, отыскивая закравшуюся ошибку. А потом Тони появляется вновь: в одной руке у него чашка с кофе, другой он тащит вентилятор. Стив не знает, где тот его достал. Вентилятор выглядит древним и совсем не соответствует обстановке — в другой жизни он мог бы принадлежать Стиву. Он наблюдает за тем, как Тони ставит вентилятор перед Тором и нажимает на кнопку. Лопасти жужжат, волосы Тора путаются, развеваясь, а потом начинает колыхаться и его красный плащ. Тони делает глоток, молча поднимает вверх большой палец и уходит. Стиву сложно не провожать его взглядом: поэтому он сосредотачивается на Торе, который должен бы выглядеть нелепо, но… Вместо этого он выглядит так, как должен выглядеть мстительный бог, и очень этим доволен. Стив решает начать набросок заново, чтобы только поймать эту его ухмылку. Стив чувствует на себе взгляд стоящего в дверях Тони. Он не возражает. -- К удивлению Стива, у них частенько выдаются свободные часы. Даже с учётом тренировок и симуляторов, а также горы документов Щ.И.Т.а, сваленных на его столе, Стив находит несколько часов для себя. Большую часть он проводит в своей комнате, рисуя первое, что в голову придёт: деревья, шнурки собственных ботинок, чьи-то руки, чьи-то глаза. Сыворотка подарила ему фотографическую память, но кое-что у него не получается перенести на бумагу точно: Пегги никогда не выходит так, как нужно, но он продолжает пытаться. Он сидит, сгорбившись, пытаясь нарисовать изгиб её бровей, когда на диван рядом с ним брякается Тони. — Возьми меня, — заявляет он, и Стив чуть не ломает карандаш пополам. — Что? Тони выглядит так, словно только что проснулся или не спал вовсе, в сонных глазах плещется ожидание. Он разваливается на диване, расставив ноги и закинув руки за голову — словно всю жизнь здесь и находился. Впервые кто-то сидит на этом диване, помимо Стива. Впервые кто-либо вообще заходит в его комнату. А Тони даже не постучал. — Возьми меня в качестве модели. Всех остальных ты уже рисовал. Несколько раз. Моя очередь. О, он имеет в виду рисунки. Конечно. Как же иначе? — Тони… — Да в чём дело, Кэп? — голос Тони звучит несколько обиженно. Стив удивляется: и когда он научился распознавать такие вещи? — Это всё моя борода, да? Или ты считаешь, что я не могу долго усидеть на одном месте? Тони действительно не может сидеть спокойно — это факт, он и сейчас уже начинает подёргивать коленом — и его бородка действительно раздражает Стива больше, чем он готов признать, но это не имеет значения. Поэтому Стив произносит: — Нет. Это не… — Что тогда? Дело ведь не в том, что ты попросту не можешь смотреть на моё лицо целый час? — Тони выглядит совершенно сбитым с толку. — Мне целый час и не нужен, — отвечает Стив, потому что может сосредоточиться полностью только на каком-то одном занятии. Тони никогда не затыкается, поэтому Стив нашёл свой способ не отставать от темпа его речи: намеренно игнорировать большую часть того, что он говорит. Тони смотрит на него и неопределённо машет рукой, мол, хорошо, давай рисуй тогда. Стив опускает взгляд на наполовину законченное лицо не-Пегги и сминает бумагу. Одна только мысль о том, чтобы нарисовать Тони, заставляет его чувствовать себя нетерпеливо и в то же время неловко, как будто он вот-вот в чём-то облажается. Так не должно быть, ведь Тони — всего лишь ещё одно лицо, совокупность форм и линий, которые знакомы Стиву, но… Что-то в нём есть… что-то безудержное. Стив так долго пытался не разглядывать Тони, что вместо этого начал его чувствовать, узнавать на другом, отличном от рисования, уровне. Карандаши – это точность и порядок во всём, даже в самой небрежной линии, но Тони Старк не просто небрежный, он дикий. Стив быстро находит нужное слово. Хаос. И его словно молнией озаряет. — Подожди… Просто… Подожди здесь, — бормочет он и устремляется к двери. — Ты ведь не собираешься оставить меня здесь, убежать и не вернуться? — Тони лениво поворачивает голову, чтобы взглянуть на него. — Это было бы ужасно грубо. Стив игнорирует его — в этом он уже поднаторел — и мчится к кладовке, чтобы забрать оттуда несколько вещей, которые купил как-то по прихоти, много месяцев назад. Сейчас холсты продают уже готовыми, и Стив тащит один из них наверх вместе с мольбертом в одной руке и кисточками в другой. Он нервничает, как нервничал раньше, ещё до сыворотки, когда его руки тряслись от перенапряжения, и дыхание перехватывало, стоило слишком сильно задуматься. Когда он возвращается, Тони настороженно оглядывает холст и мольберт. — Ты и красками рисуешь? — Я ходил в художественную школу, — объясняет Стив, потому что в какой-то степени это правда. Он туда действительно ходил — правда, недолго. Но скептицизм Тони нисколько ему не мешает: он быстро ставит мольберт и почти выплёскивает краски на холст, улыбаясь и раскачиваясь от нетерпения, словно маленький ребёнок. Краска ложится неровно: в некоторых местах её слишком много, в других она смешивается с остальными до бурого оттенка, но Стиву всё равно. Ему хочется поскорее стереть с чистого холста невидимую насмешку, и краски неплохо ему в этом помогают. — Ух ты, — внезапно Тони оказывается позади него. — Прям-таки моя копия! Стив смеётся — как иначе? — и в глазах Тони тоже плещется веселье. Он стоит так близко, что Стив может посчитать морщинки в уголках его глаз или прижаться к нему спиной. Вместо этого он отступает. Кисточку он держит в руке на манер щита. — Кто-то, кажется, обещал, что не будет шевелиться. Тони вскидывает руки вверх и возвращается на диван. Стив щурится, пытается представлять рисунок не линиями, а формами. Он не может подобрать нужных цветов, и это ужасно, совсем ужасно, но он всё равно улыбается так, что у него челюсть сводит. Аккуратность оставлена за бортом: мазки кистью неуклюжие, но приносят столько радости. Нога Тони на холсте выглядит так, словно она сломана, поэтому Стив замазывает её зелёной краской, потом решает, что ему нравится этот цвет и использует его ещё и ещё — где и как ему только захочется. У Стива уже вошло в привычку не задерживать взгляд на Тони, но картина и так уж не похожа ни на что, кроме взрыва красок. Поэтому Стив делает исключение и позволяет себе смотреть и не скрывать этого: задерживать взгляд на ногах Тони, на линии его челюсти, на губах, на руках, на том, как двигается его кадык. Через несколько минут Тони снова вскакивает и критическим взглядом окидывает картину. — Куда ты дел мою голову? — Я до неё ещё не добрался, — отвечает Стив, и Тони кивает, а потом выхватывает кисточку из чужих рук. — Тони! — Надо бы добавить красного, — Тони цепляет приличное количество краски кисточкой. Он целится в зеленое пятно — Стив сразу это замечает и мягко хватает Тони за запястье. Стив теперь всегда рассчитывает свою силу, но либо занятия творчеством сделали его ещё сильнее, либо Тони специально спотыкается и чуть ли не падает на него, и вот они уже тесно прижаты друг к другу, а их лица совсем близко… Стив чувствует пульс Тони под своими пальцами. — Не надо. Ты испортишь картину. — Кэп, да ты приглядись! Что бы я ни сделал, это её только улучшит. Уж поверь. Стив вздыхает и расцепляет руки, но Тони не двигается. Его рука замерла в воздухе, и Стив всё ещё чувствует грудью реактор. Тони выглядит так, словно только что нашёл ответ на загадку, донимавшую его уже очень долгое время, словно только что спас город от очередного злодея. Когда Тони опускает руку и оставляет след от холодной кисточки на щеке Стива, тот закрывает глаза. — Эй, — голос Тони звучит совсем тихо. — Эй, Стив. Почему ты не хотел меня рисовать? На этот вопрос он сможет ответить. Стив смотрит на него сверху вниз и пытается объяснить. — Не мог слишком долго смотреть на твоё лицо, — произносит он, но почему это звучит не так смешно, как должно было бы, и голос его хрипит. — Без… Остаток фразы растворяется в поцелуе, и Стив даже не удивляется. Тони вечно обрывает его на полуслове. Кисточка тихо падает на пол. Чужие пальцы размазывают по скуле Стива красную краску. Губы у Тони мягкие и горячие, на вкус как кофе и сон; его борода царапает чувствительную кожу Стива. — Хорошо, — выдыхает Тони. — Просто отлично. Он чуть поворачивает голову, задевает своим носом нос Стива, и кивает в сторону картины. — Давай её сожжём. Оказывается, игнорировать Тони гораздо легче, когда в деле замешаны поцелуи. -- Стив всё-таки заканчивает картину. Человек на ней совсем не похож на Тони, но Клинт и Наташа всё равно используют её в качестве доски для дротиков. Когда Стиву удаётся её вернуть, в холсте повсюду дырки: от разноцветного лица до не менее разноцветной нижней части тела. — Господи, — причитает Тони, когда Стив вешает картинку в спальне. — Почему эта штука просто не исчезнет уже. Я не мо… Джарвис! Свет!