Часть 1
23 апреля 2015 г. в 11:16
Меня всегда преследовали трудности в понимании иностранной речи. За школьные годы я так и не потрудился уделить достаточно времени изучению английского, предпочитая больше времени проводить на тренировках. Родители негодовали, но смирились, ссылаясь на то, что едва начну выступать на международном уровне, как все наладится. Появится практика и все такое. Сестра твердила без устали о том, что знание второго языка пригодится в любом случае, но я пропускал ее слова мимо ушей. Попасть в основу – вот к чему я стремился, а все остальное уходило на второй план.
Вскоре мне пришлось пожалеть о своем решении. Коллеги-иностранцы обходили меня стороной, ведь я не понимал, о чем они говорят, да и ответить им вряд ли мог. Утешением являлось то, что в нашей сборной я был совсем не одинок – большинство английского не знали, пользуясь услугами переводчиков. Да и от подиумов я был далек, так что унывать смысла не было.
Все изменилось в один прекрасный день. Гонка завершилась очередным моим попаданием в топ-60 и этот факт невообразимо расстраивал. Помню, как шел в отель, отказавшись от поездки на автобусе. Был сильный ветер, снег бил в лицо и мне безумно хотелось рыдать от отчаяния. Легкий удар по спине вывел меня из оцепенения, повернувшись, я ожидал увидеть кого-нибудь из «своих», но, к удивлению, увидел француза. Он, коварно улыбаясь, лепил снежок и не успел я возмутиться, как получил очередной удар, но уже в шапку. Скинув сумку, я решил ответить – в самом-то деле, такое нельзя было оставлять безнаказанно! Шутливый бой завершился, когда назойливый француз завалил меня в снег и уселся сверху. Это было странно, ведь он был намного ниже меня. Парень сказал что-то, но я не понял, в очередной раз, посетовав на свою тупость. Впрочем, он и не ждал ответа. Улыбнувшись, помог мне подняться и до отеля мы шли молча. Но само его присутствие избавляло от тягостных размышлений, за что я и был ему благодарен.
Оглядываясь назад, могу с уверенностью сказать, что так и началась наша дружба. Хотя, дружба ли? Скорее, мы были приятелями. Из всех иностранных спортсменов он один не смотрел на меня свысока, всегда подбадривал и давал советы. В конечном счете, наша спортивная судьба, отчасти, была схожа: о нас заговорили еще задолго до попадания в основу, его и вовсе сравнивали с великим соотечественником, но свои выдающиеся достижения из юниоров на взрослый уровень не один из нас не перенес. Пока, во всяком случае. И с ним я не стеснялся изъясняться на английском, с остальными иностранцами предпочитая лишь отмалчиваться. В качестве дополнительной практики, он предложил обменяться номерами, так что мы стали созваниваться, но, гораздо чаще, смситься. И вроде бы, все было прекрасно, если бы не младший брат Симона, который буквально засел в моей голове.
С Мартеном мы были знакомы еще с юниорских лет, и уже тогда он был невообразимо заносчив. Время его совсем не изменило. Хотя, может, он относился только ко мне так? Общаясь с Симоном, я то и дело ловил на себе гневные взгляды Мартена, но открыто свое недовольство он не проявлял. Как разительно отличались братья! Улыбчивый и отзывчивый Симон и раздражительно-надменный Мартен, но влекло меня к обоим, в равной мере.
Как-то внезапно младший из братьев выбился в лидеры мирового биатлона, на равных сражаясь с крепкой норвежской дружиной. На фоне успеха одного брата неудачи другого выделялись особенно. Довольно часто наши беседы касались Мартена, особенно после того, как братья разругались. Я мог понять обиды Симона – на фоне своей сестры я тоже выглядел не столь выгодно. Со всеми этими разговорами я стал замечать, что мои мысли постоянно вращаются вокруг Мартена. Я начал следить за ним во время гонок, тренировок, сопоставляя увиденное с той информацией, которую получал от Симона. Нет, я не стремился примирить братьев, зная, что эта идея заведомо обречена на провал. Но что-то притягивало меня к нему, к его мальчишескому лицу, нагловатому взгляду карих глаз, презрительной улыбке.
Чем дольше не общались братья, тем сильнее становилась наша дружба с Симоном и тем хуже становилось отношение Мартена ко мне. Теперь он не удостаивал меня и кивком головы. Однажды я попробовал заговорить с младшим Фуркадом, на что получил лишь ответ сквозь стиснутые зубы. Идея не увенчалась успехом, и дальнейших попыток завязать дружбу я не предпринимал, про себя решив, что просто недостоин дружить с великим чемпионом, который предпочитал общаться с себе подобными. Конечно же, речь о Свендсене. Золотые мальчики мирового биатлона. Правда, я так и не понял, как Мартен делил Эмиля с Тарьем, а Симон лишь саркастично улыбался, стоило мне затронуть эту весьма щекотливую тему.
Почему я так сильно, так неистово хотел подружиться с Мартеном, оставалось для меня тайной. Но я прекрасно понимал, что смогу привлечь его внимание, только если стану конкурентоспособен. Простая арифметика, основанная на поведении француза и информации, полученной от его брата. Оставалось лишь мечтать, выстраивая в голове сценарий идеального первого разговора, который уж точно будет состоять не из пары фраз, брошенных случайно. Мой английский стал заметно лучше, так что я вполне сносно мог поддерживать диалог, осталось лишь найти повод, чтобы подойти к французу снова. Эти мысли поглощали меня, иногда мне казалось, что я путаю реальность с вымыслом. Тем временем, братья примирились, но моему общению с Симоном это совсем не мешало. Мы все так же жаловались друг другу на своих родственников, обсуждали гонки, своих девушек, и как-то даже съездили отдохнуть парочками, когда Симон встречался с русской Настей.
Лишь на олимпиаде смог я впервые поговорить с Мартеном, но это больше походило на монолог. Наша сборная оставила многих фаворитов позади в эстафете, что несказанно радовало. Олимпийские чемпионы дома – что может быть лучше? Я шел на награждение, когда случайно услышал, как младший Фуркад дает интервью на английском, рассерженно обвиняя брата в том, что тот не смог им помочь в гонке. Эмоции я мог понять, но вот обвинения были беспочвенны: не виноват же Симон в том, что так некстати отравился! Дождавшись, когда журналисты отойдут от вечного чемпиона, я, не стесняясь в выражениях, высказал французу все то, что так давно хотел сказать. Иначе говоря, затронул вовсе не романтические чувства, которые обуревали меня, а негатив. После, вдоволь насладившись его удивленно-расширенными глазами, отправился за заслуженной наградой. Определенно, я сумел привлечь внимание.
И вроде бы кардинально ничего не изменилось, но взгляды, которые я ловил на себе, стали иными, более долгими, будоражащими, пронизывающими насквозь. Никто из нас не решался сделать первый шаг, хотя, по-моему, все было очевидно. Но нас разделяла пропасть, которую не преодолеть так сразу. Я махнул рукой, устав от напрасных ожиданий. Никогда мне не быть достойным внимания француза, нужно просто смириться. Но именно этого я делать не собирался. Характерные взгляды Мартена внушали надежду на то, что мои попытки рано или поздно приведут к успеху. И за эту призрачную надежду я готов был бороться.