Playin'.

***** - Чжинхван-хён классный, - заявляет Чживон и с нетерпением смотрит на Ханбина, ожидая его реакции. Он ждет, что тот поморщится, что скажет, что нет, неправда, ни черта хён не классный, и что он, БиАй, намного круче. Ему нравится, когда Ханбин, чертова безэмоциональная сволочь, злится и хоть как-то меняется в лице, демонстрируя настоящие живые эмоции. БиАй смотрит на него поверх толстого журнала и, зевнув, переворачивает очередную страницу. - Да, он классный, - наконец отвечает он и лениво почесывает переносицу. Бобби ощущает легкое разочарование и, вытянув руку вперед, толкает Ханбина в бедро: - Ты же ревнуешь, да? Ревнуешь меня к хёну? - Конечно, - кивает тот и откладывает журнал в сторону. Он громко зевает и говорит ровным тоном: - Вот сейчас просто брошусь на него и задушу как Отелло, не в силах справиться с собственной ревностью. Чжинхван-хён! – внезапно резко кричит он так, что Бобби вздрагивает и едва не падает с дивана. Дверь в комнату открывается, и на пороге появляется взъерошенный хён: - Чего тебе? - Я ревную тебя к Чживон-хёну, - монотонно произносит БиАй, потрясая журналом в воздухе. – Сегодня ночью приду и задушу тебя подушкой. - Заебись, - хмыкает Чжинхван. – Главное, не забей журналом до смерти! - Ебланы вы, - бормочет Чживон, ощущая себя редкостным идиотом. Чжинхван громко смеется, оперевшись на дверь, и Бобби украдкой косится на вытянувшегося на диване Ханбина. На его спокойном лице играет легкая улыбка, и в душе появляется настоящая досада. - Мы просто ревнуем тебя друг к другу, - говорит Чжинхван и ухмыляется. – Глаза бы тебя не видели, БиАй, мудила, ты отбираешь у меня любимого донсэна! Он подходит к Чживону и обнимает его за плечи. Рука у хёна теплая и сильная, и от него пахнет гелем для душа и хвойным шампунем. Запах легкий и приятный, и Бобби наклоняется к хёну: - От тебя классно пахнет. Чжинхван закатывает глаза и улыбается, сжимая ладонь на его плече. Вопреки тому, что хён классный, что хвойный шампунь и цитрусовый гель для душа – это приятное сочетание, что его рука сильная, и сам стоящий рядом парень какой-то теплый и родной, Чживон не чувствует к нему ничего, кроме искреннего дружеского расположения. Он украдкой косится в сторону дивана: Ханбин продолжает сосредоточенно вглядываться в глянцевые страницы, не обращая на него ровно никакого внимания. Бесит. - Заучка - в жопе ручка! – выпаливает Чживон и, отскочив от Чжинхвана, падает на диван, пиная БиАя в бедро. Тот слегка вздрагивает и поднимает глаза от журнала. - Если бы я был в третьем классе начальной школы, то я бы очень обиделся, - сообщает он и цокает языком. Хлопает дверь: Чжинхван покинул их комнату, но Чживон не обращает на это никакого внимания. Он сердито разглядывает спокойное лицо Ханбина: темные ресницы, красиво очерченные губы, изящный нос… БиАй сильный, но в то же время его облик пронизан какой-то надрывной слабостью и чувствительностью. Кажется, что под каменной маской равнодушного холодного Ханбина крепко-накрепко заключен другой человек: ранимый, с хрупким, будто стеклянным сердцем, который каждую свою неудачу переживает болезненнее, чем простые обыватели. БиАй никогда не показывает себя таким дома, в общежитии или общаясь с приятелями. Он выражает ее через творчество, через надрывные и пронзительные тексты, которые он пишет по ночам, думая, что Чживон спит. Бобби старательно изображает размеренное дыхание, а сам вслушивается в скрип карандаша по тонкой бумаге, ощущая, как бешено колотится сердце. В такие моменты он чувствует себя чертовым вуайеристом-извращенцем: только наблюдает он не за раздетым Ханбином, а за тем, как слово за словом обнажается его душа. Чживон знает такого БиАя. И почему-то ему хочется видеть его снова и снова. - Ты страшный, - говорит он и хмуро морщится, скрещивая руки на груди. Ханбин откладывает журнал в сторону и спокойно отвечает: - Я знаю. Ты мне это уже говорил. Внезапно он наклоняется к Чживону вплотную и широко улыбается. Ярко, красиво, так искренне и немного смущенно, что Бобби нервно сглатывает, глядя на него будто кролик на удава. - Перестань играть в эти игры, - коротко говорит БиАй. – Ты же знаешь, что это глупо. Все равно же не выведешь. Он тянется и легонько ерошит волосы Чживона, продолжая улыбаться. Затем встает и засовывает руки в карманы джинсовых шорт. - Идиот ты, Бобби-хён, - хмыкает Ханбин, идя к двери. – Несмотря на все твои диссы и фристайлы. У него худые коленки, выглядывающие из-под шорт, выступающие ключицы, и на спине явственно проступают позвонки. Чживон смотрит ему вслед и вновь испытывает знакомое чувство досады. - Я пойду караулить Чжинхван-хёна – мне же надо выплеснуть свою безумную ревность, - сообщает БиАй на пороге комнаты. Он коротко фыркает и выходит из комнаты. Шорты ему слегка великоваты, и вообще, весь Ханбин какой-то худой, несуразный и нескладный. Он не такой классный и красивый, как Чжинхван. От него пахнет чем-то странным, не похожим на запах цитрусового геля для душа и шампуня. Скучный, безэмоциональный мудак Ханбин. Но почему-то Чживону жизненно важно, чтобы ему не было на него наплевать. А еще из головы не выходят его бледные худые коленки и взъерошенные темные волосы. Воздух в комнате заполнен его запахом, кажется, ароматом какого-то одеколона, леденцов и старых книжных страниц. И там, где он касался Бобби, все еще остается ощущение его теплой кожи. И хотя его рука не такая горячая и сильная, как у Чжинхвана, Чживону очень хочется, чтобы Ханбин коснулся его снова. ***** На встрече с фанатами Чживон постоянно берет Чжинхвана за руки, переплетая их пальцы и нежно заглядывая ему в глаза. Девочки-подростки визжат от восторга, и Бобби не сомневается, что к вечеру появится целая тонна фотошопных картинок, гифок, артов и, конечно, фанфиков, по сюжету которых он, Чживон, будет трахать Чжинхвана где-нибудь в гримерке или, например, в кабинке туалета. Хён реагирует на это как надо, улыбаясь ему в ответ и убирая волосы с лица. Так положено, так фансервис становится интимнее, но не переходит тонкую грань между трогательным бромансом и откровенной педиковатостью. Ханбин тем временем о чем-то разговаривает с симпатичной девочкой-фанаткой, которая протягивает ему плакат с БиАем на Show Me The Money. Бобби мрачнеет и закусывает нижнюю губу, испытывая странное неприятное чувство неудовлетворенности. Черт возьми, это ведь он порвал всех на этом гребанном шоу, почему же она хочет автограф именно БиАя, а не его, крутого и великого Ким Чживона? Ханбин расписывается и протягивает девушке плакат. Та благодарно кланяется и что-то говорит ему, убирая с лица выкрашенные в каштановый цвет волосы. Она хорошенькая, машинально отмечает Бобби, и замирает, когда БиАй расплывается в широкой улыбке и смеется так, что возле глаз появляются маленькие мимические морщинки. Сука, с неожиданной злобой думает Чживон. Наверняка просто шлюха, которая готова раздвинуть ноги перед любой симпатичной знаменитостью! Девушка краснеет, глядя на смеющегося Ханбина, и Бобби становится нехорошо и даже немного стыдно. Черт возьми, да ей лет семнадцать, а он уже мысленно смешал ее с грязью и обозвал блядью. Да, в конце концов, она же ни в чем не виновата. Кроме того, что заставила БиАя так улыбаться. Виноват сам Ханбин, чертов эмоциональный импотент, который улыбается только на камеру, а в общежитии будто прячется в непроницаемый кокон, полностью закрываясь от окружающих. Нет, он не скрытный, просто он не умеет. Не умеет демонстрировать эмоции на публику, не умеет их проявлять в открытую. Этим он отличается от Мино, Тэхёна, того же Чжинхвана, от всех их друзей и знакомых, которые почти всегда как на ладони. Остальные уже привыкли и не пытаются его растормошить, принимая Ханбина таким, какой он есть. Чживон напоминает себе упорного идиота, когда день за днем пытается вывести его из душевного равновесия. Ему хочется, чтобы БиАй улыбался ему так же, как он улыбается фанатам. Искренне, тепло и очень хорошо. Чтобы не изливал по ночам свои чувства на бумагу, а хоть раз в жизни рассказал ему о том, что его гложет и беспокоит. Но Ханбин молчит. И это бесит Чживона даже больше, чем то, что девушка наклонилась к нему практически вплотную. Он поворачивается лицом к Чжинхвану и, обхватив его руками за шею, целует в щеку. От хёна пахнет лосьоном после бритья и чем-то сладким, и Бобби с легким злорадством думает, что уж на это Ханбин наверняка обратит внимание. Глаза Чжинхвана расширяются, но он охотно принимает правила игры, обнимая его в ответ и деланно смущенно опуская глаза. Фанатки взрываются восторженными воплями и визгами. Несколько из тех, кто успели запечатлеть этот исторический момент на камеру, возбужденно переговариваясь, смотрят фотографии и отправляют их в социальные сети. Чживон слегка отворачивается от Чжинхвана и косится на Ханбина. Глаза того расширились, он отвлекся от разговора с фанаткой и смотрит на Бобби так, что у того почему-то екает сердце. В темных зрачках есть нечто такое, что пока неподвластно пониманию Чживона, что-то, отчего ладони становятся влажными, и Бобби сглатывает, ощущая, как пунцовеют щеки под слоем ВВ-крема. Ханбин моргает, и его глаза вновь становятся непроницаемыми, будто покрываются прозрачной пленкой. Он отворачивается от Чживона и улыбается следующей фанатке, которая протягивает ему большой сверток с розовым бантиком. Лицо его кажется абсолютно безразличным, и только пальцы, крепко сжимающие шариковую ручку, слегка подрагивают. Бобби пытается прочитать, что таится за этим жестом, но, несмотря на то, что он старается заставить Ханбина выражать свои эмоции, сам он не слишком хорош в понимании реалий человеческой души. Чживону нравится заставлять БиАя ревновать. Это будто приз в настольной игре, и он играет в нее, увлекательную и местами захватывающую, не задумываясь, что использовать людей в качестве фишек или пешек плохо и эгоистично. А еще почему-то Ханбину плевать. Он спокойно общается с фанатами и улыбается им так, что хочется подойти и залепить ему оплеуху. Бобби продолжает висеть на Чжинхван-хёне, машинально отвечая на вопросы ведущего фанмитинга. Губы привычно улыбаются, и с них срывается полнейшая чушь, в меру забавная, в меру серьезная, чтобы никто потом не придрался. На душе очень херово, нутро будто сжимает ледяная рука, и хочется блевать от запаха геля для бритья, исходящего от Чжинхвана. И перед глазами почему-то возникают колени Ханбина и его выступающие ключицы из-под ворота мешковатой футболки. Бобби хочет стереть их и все, что связано с ним, из своей памяти к чертям и в то же время до боли в груди желает видеть снова и снова как можно ближе. ***** Она милая и приветливая, хоть и улыбается крайне редко. Чживон напрягает память и вспоминает Хаи на съемках видео для юнита с Сухён. В отличие от шумной и активной подруги, она практически всегда молчала, накручивая волосы на палец или тихо переговариваясь с режиссером. Не то чтобы нелюдимая, просто явно не любит показывать свои эмоции на публику. Малышку Хаи так же, как и их бесконечные испытания на выживание, сильно закалило участие в телевизионном шоу, где любую твою слабость могут использовать против тебя и нельзя открыто демонстрировать эмоции. Заплачешь – выгонят. Рассмеешься в ненужный момент – выгонят. Проявишь сострадание к сопернику – выгонят и еще поглумятся. Так же, как и Ханбин, она раскрывается только перед камерой или на сцене, держа в хрупких ладошках микрофон. Так же, как Ханбин, она редко улыбается и кажется немного отстраненной. И, когда они стоят вместе в свете софитов, они выглядят особенно похожими. Настолько, что Чживон с силой сжимает руки в кулаки, ощущая, как внутренности раздирает отвратительное болезненное чувство. Ему нравится Хаи, правда. Но, черт возьми, как же хочется заорать ей, чтобы она катилась от БиАя прочь, куда подальше! Он наклоняется к ней и что-то шепчет на ухо. Она озадаченно смотрит на него, затем прыскает со смеху и хлопает его по руке. Ханбин улыбается в ответ и смотрит на нее ласково, нежно, так, что Чживону становится холодно и тошно. Фанаткам нравится. Они обожают создавать парочки из любимых айдолов, и Бобби не сомневается, что скоро о Хаи и Ханбине заговорят как о новой потенциальной паре YG. Любимец Хёнсока, талантливый музыкант и композитор и девушка с уникальными вокальными данными, монстр-новичок, взорвавшая чарты со своей дебютной песней. Пиар-отдел компании наверняка дружно заходится в экстазе от восторга и уже планирует следующее совместное выступление, где будут объятия, скиншип, а возможно, даже поцелуй. От этой мысли Бобби становится нехорошо, и он опирается рукой на плечо Тэхёна, который как раз машет фанаткам со сцены и что-то кричит в микрофон. Нам скользит по нему внимательным взглядом и отворачивается, продолжая общаться с залом. Тэхён никогда не задает ненужных и неудобных вопросов, и за это Чживон ему искренне признателен. Он вновь поднимает глаза на Ханбина, который разговаривает с Хаи, пользуясь паузой в выступлении. Они что-то живо обсуждают, и Бобби невольно гадает, какая у них может быть общая тема для разговора. Наверняка, таковых много, ведь они действительно хорошо друг другу подходят. Настолько, что Бобби хочется подойти к Ханбину и, оттащив его как можно дальше от девушки, залепить ему оплеуху, так, чтобы на светлой коже остался некрасивый алый след. А потом просто потащить прочь со сцены, наплевав на концерт, полный зрительный зал и… А что будет дальше, Чживон и сам пока не понимает. - Эй, с тобой все в порядке? – на плечо ложится знакомая теплая ладонь. Бобби вздрагивает и оборачивается к запыхавшемуся Чжинхвану, который смотрит на него обеспокоенным взглядом. Чживон громко сглатывает и отвечает, вымученно улыбаясь: - Я в норме. Все заебись. - Смотри, поосторожнее с матом на сцене, это тебе не SMTM, - предостерегает хён. – Поднесешь ненароком микрофон ко рту в этот момент, а потом Хёнсок-ши тебя расчленит и закопает. - Не закопает, - мотает головой Бобби. Ханбин и Хаи исчезли из поля зрения, и стало намного легче дышать. Чживон вдыхает воздух полной грудью и весело говорит: – Он ненавидит копаться в земле. Ботинком забьет до смерти, как грозился. Чжинхван радостно смеется и обнимает его за плечи. Бобби улыбается в ответ и думает, что сегодня вечером после концерта обязательно надо нажраться. Чтобы было наплевать, что чертов ублюдок Ханбин опять трется возле Хаи и корчит дурацкие рожицы. Девушка в ответ давится от смеха, прикрывая рот маленькой ладонью, и ее обычно суровое, серьезное лицо моментально преображается, становясь удивительно открытым и нежным. Хаи очень хорошенькая, и неудивительно, что она нравится Ханбину. А Бобби ему совсем не нравится. Потому что Чживон – парень, с членом, мускулами, дурацким чувством юмора и славной привычкой доебываться до него всегда и везде. Он считает себя надеждой корейского рэпа, часто ругается матом и по ночам видит во сне улыбку Ханбина и его руки, тянущиеся к нему, чтобы крепко-крепко обнять. И каждый раз очень больно понимать, что сон – это иллюзия, потому что БиАй ненавидит скиншип. А еще Чживон совсем не умеет разбираться в чувствах. Как в своих, так и в чужих. Что-то будто толкает его в спину, и Бобби резко разворачивается. Ханбин смотрит на него в упор, и вновь его темная радужка наполнена каким-то непонятным, совершенно непереводимым для Чживона чувством. Видеть Ханбина сейчас почему-то особенно невыносимо, и Бобби отворачивается, нацепляя на лицо широкую улыбку и старательно танцуя что-то дурацкое и забавное перед визжащими фанатками. Он все еще видит перед собой внимательные глаза Ханбина. Ничего особенного, но сердце стучит глухо и быстро, а в горле появляется горький комок. Играть становится как-то совсем невесело. Чживон машинально читает свою партию и думает о том, что напьется обязательно, накурится и, если надо, потрахается с какой-нибудь красивой девчонкой, где угодно, даже в туалете ночного клуба или подсобке, и положить хер на репутацию и все предупреждения Хёнсока. Все, что угодно, лишь бы не думать о чертовом Ханбине. Бобби нравится, когда БиАй его ревнует. Но вот ревновать БиАя, оказывается, совсем не круто. ***** На вечеринке после концерта много крепкого алкоголя, и Чживон нажирается в хлам. Менеджер-хён занят тем, что отчитывает понурившегося Мино за сигарету в руке. Тот виновато шмыгает носом и пытается вяло оправдаться тем, что «андеграундный предебют», «я не могу, я привык», все, как обычно. Менеджер напоминает, что сасэны дежурят даже возле здания, и им совершенно ни к чему подмоченная репутация после успешного старта. Бобби наблюдает за ними издалека и, потягивая водку с тоником, тихо радуется, что пока можно расслабиться, ведь их дебют еще только готовится, хотя за ними и сейчас уже пристально наблюдают. Никакой личной жизни двадцать четыре часа в сутки. Никакого личного пространства и возможности остаться наедине с собой и своими эмоциями. Алкоголь ударяет в голову, и Чживон, слегка шатаясь, идет в сторону выхода. Взгляд выхватывает Ханбина, который крепко сжимает в руке стакан с колой. Бобби невольно морщится: конечно, правильный мальчик БиАй ни за что не будет бухать, тем более что где-то в зале вполне можно наткнуться на Хёнсок-ши. Почему-то Чживону хочется блевать, может, из-за того, что коктейли были слишком крепкие, а может, потому, что рядом с Ханбином опять стоит Хаи, которая радостно смеется над тем, что он ей рассказывает. Возникает стойкое ощущение, что эти двое снимаются в романтической дораме, и как раз сейчас зазвучит романтическая музыка, и парочка начнет танцевать какой-нибудь слюнявый медленный танец, стеснительно заглядывая друг другу в глаза. Наверняка она отдавит ему все ноги, пьяно думает Чживон и, шатаясь, выходит на балкон. Почему-то хочется свежего воздуха, а еще почувствовать высоту. Они находятся на верхнем этаже здания, и ночной город открывается взору как на ладони. Бобби слышит сбоку негромкий вздох и, развернувшись, смотрит на неожиданного соседа. Справа, оперевшись на железные перила руками, стоит Чжинхван и курит, выдыхая в воздух тонкую струйку белого дыма. Почувствовав на себе чей-то взгляд, он вздрагивает и моментально выбрасывает белый фильтр, но увидев, что это всего лишь Чживон, расслабляется и с облегчением говорит: - Твою мать, я думал, что это менеджер. Он бы мне голову оторвал за то, что я курю на балконе, и меня может кто-нибудь заметить. - На такой высоте? – смеется Бобби. Яркие огни ночного города расплываются перед глазами, а разум застилает темная пелена. Чживон пьяный и абсолютно несчастный, поэтому он садится прямо на холодный пол и смотрит на хёна снизу вверх. Тот качает головой и хмыкает: - Поверь мне, ебнутые сталкерши еще и не на такое способны. Вообще, что ты расселся на ледяном полу? Хочешь простудиться и нарушить нам все расписание к херам? – С этими словами он наклоняется и, схватив Чживона за предплечье, с силой тянет на себя. Тот покорно подается вперед и, не удержавшись на подрагивающих ногах, падает прямо на хёна. Тот пятится назад, но удерживает их обоих и внимательно смотрит в его пьяные глаза. Затем громко вздыхает и спрашивает: - Совсем пьяный? - Ага, - по-детски говорит Бобби и утыкается лицом в теплое плечо Чжинхвана. Ему хочется, чтобы его кто-нибудь обнял, поэтому он вцепляется пальцами в предплечья Чжинхвана, щурясь на холодном ветру и глядя на него с немой просьбой. Тот понимает его без слов и обхватывает за плечи сильной рукой: - Херово? - Да, - язык Чживона заплетается, но говорить почему-то очень просто. Слова, подстегиваемые алкогольным дурманом буквально рвутся из него наружу, хотя они должны быть обращены к совершенно другому человеку. - - Ревную, суку. Больно мне, очень больно. - Ханбина? – коротко уточняет Чжинхван. Бобби почему-то хочется разреветься, как в детстве, и он закусывает нижнюю губу. - Так заметно? - Ему – нет, остальным – очень, - честно отвечает хён. Подумав, он усмехается и добавляет: – Вы вообще полные дебилы во всем, что касается выражения эмоций как нормальные люди. Все у вас происходит через задницу. Он ласково поглаживает Чживона по волосам, и тот чувствует исходящий от хёна до боли знакомый запах. В голове яркими вспышками проносятся дурацкие, неловкие воспоминания, и Бобби глухо стонет, утыкаясь лицом в плечо хёна: - Твою мать… Он же меня наверняка просто на дух не переносит! Что же, блядь, теперь делать? – Он поднимает глаза и бормочет, лихорадочно заглядывая в глаза Чжинхвана: – Ты видел, как они смотрят с Хаи друг на друга?! Да я уверен, что… - Нет! – прерывает его хён. – Слушай, я знаю, что ты сам не поймешь, но… Нет у них ничего! И никогда не будет! И в этом виноват ты, еблан, в этом виноват Ханбин, а Хаи вы оба просто не трогайте, потому что она хорошая девочка и не виновата, что вы просто… - Он осекается и сердито отворачивается. – Черт, я даже и не знаю, как вас нормально можно назвать… Дует промозглый ветер, и Бобби холодно, пьяно и пусто. Хён по-прежнему прижимает его к себе, он теплый, и от него пахнет уже знакомым шампунем и немного выветрившимся цитрусовым гелем для душа. Почему-то на Чживона нападает чувство одиночества, настолько бесконечное и непреодолимое, что он поднимает голову и тихо зовет: - Хён… Чжинхван поворачивается к нему и вопросительно смотрит на него в упор. Просить стыдно, и потому Бобби просто закрывает глаза и наклоняется к нему вплотную, прижимаясь губами к его пахнущим сигаретами губам. Хён вздрагивает, но не отстраняется. Не потому, что гей или что-то к нему чувствует, а потому что хороший друг и понимает, что Чживону сейчас это просто необходимо. Поэтому он выдыхает в поцелуй и кладет руки ему на спину, ласково поглаживая выступающие лопатки. Есть в этом жесте что-то по-отечески заботливое, и Бобби смаргивает выступившие от пронизывающего ветра слезы, вяло думая о том, как он все-таки любит хёна. Как брата, хорошего друга и наставника, без какого-то романтического подтекста. Поцелуй с ним, теплый и пахнущий табаком, не пробуждает никакого трепета, и Чживон просто наслаждается его близостью и возникшим чувством защищенности. Внезапно сердце пропускает удар, и Бобби будто что-то с силой ударяет в грудь. Он открывает глаза и видит у балконной двери бледного Ханбина, держащего в подрагивающих руках два стакана. Один с соком, второй – с водой со льдом. Вновь становится очень холодно, и Чживон упирается руками в грудь Чжинхвана, отстраняясь. Ханбин ничего не говорит и только смотрит на него внимательно, в упор, так, будто вот-вот расплачется. Он открывает рот, видимо порываясь что-то сказать, но осекается, продолжая прижимать к груди стаканы. Чживон разрывается между желанием подойти и прижать его к себе как можно крепче и просто спрятаться как можно дальше, лишь бы не видеть его глаз. Он впервые видит его таким: расстроенным, шокированным и каким-то потерянным. Черные, обычно непроницаемые глаза Ханбина наполнены чем-то болезненным и очень надрывным, и внезапно Бобби понимает: вот оно! Вот она, та самая чертова ревность, которой он так упорно добивался все эти дни. Игра окончена, победитель получил долгожданный приз и теперь может быть счастлив. Вот только почему-то Бобби совсем не весело. Ханбин громко выдыхает и, помедлив, наклоняется и ставит стакан на пол. Затем косится на стоящего рядом с Чживоном хёна и молча разворачивается к выходу, ежась от пронизывающего ветра. На нем лишь легкая светлая футболка, и даже в темноте Бобби видит, что его кожа покраснела от холода. Ханбин уходит, и Чживон выдыхает, резко, будто только что пробежал километровую дистанцию. Чжинхван, за это время также не произнесший ни звука, отходит и берет в руки стакан. - Холодная вода со льдом, - говорит он. – Самое лучшее средство, чтобы немного протрезветь. Наверняка заметил, что ты вдрабадан, вот и искал тебя повсюду. – Он замолкает и смотрит на Чживона. Тот ничего не отвечает и только закусывает нижнюю губу, ощущая, как холод заполняет его и изнутри, так что становится больно дышать. Не спасает и теплая толстовка, и Бобби натягивает рукава пониже, отчаянно стараясь стереть из памяти опущенные плечи Ханбина. - Ты добился того, чего хотел, - неожиданно хмыкает Чжинхван. – Он разводит руки в стороны и поворачивается лицом к Чживону. – Ревнует. Ну что, счастлив? Что ты теперь чувствуешь? Бобби чувствует, что он хочет блевать и снова стать пьяным, потому что трезвым быть сейчас просто мучительно. Он по-прежнему многого не понимает, но знает, что с помощью ревности Ханбин никогда не станет к нему ближе. Чживон сделал ему очень больно, и оттого ненавидит себя еще больше, запутываясь в собственных противоречивых чувствах, как птица в силках. Бобби смотрит на стакан в руках Чжинхвана и вновь опускается на пол, обхватывая руками голову, потирая отчаянно ноющие виски. Он ревнует. Ханбин ревнует. Между ними одно сплошное ничего, а в сознании Чживона просто абсолютный пиздец. И непонятно, что будет дальше, но, оказывается, ревновать кого-то очень больно. Любить, наверно, будет смертельно. ***** - Кажется, у БиАя роман с Хаи, - лениво говорит Донхёк и громко зевает. – Я слышал, как он разговаривал с ней по телефону. Вроде они договорились встретиться сегодня вечером в кафе. – Он делает кривое сердечко из пальцев и радостно смеется. – Любовь, любовь витает в воздухе! - Везучий засранец! – округляет глаза Чжунэ. – Мало того что любимец Хёнсок-ши, лидер и все такое, так еще и отхватил себе такую девчонку! - А мне больше Черин-нуна нравится, - подает голос из кресла Чану. Юнхён смеется: - Парень, ты свои запросы-то поубавь! Такая женщина тебе светит, разве что если останешься последним парнем на планете! - Да пошел ты! – заводится Чану. – В твою сторону она вообще не смотрит! Чжинхван вздыхает и изучающе смотрит на Чживона. Тот молча разглядывает мыски собственных потертых кед и кожей ощущает исходящую от хёна жалость и понимание. Потому что хён, мать твою, знает. Знал задолго до того, как в шестеренках в голове Бобби что-то щелкнуло, и он внезапно осознал истинную природу собственных чувств. Внешне все кажется обычным и привычным до малейших деталей. Ханбин ведет себя как ни в чем не бывало, спокойно разговаривая с Чживоном и привычно подкалывая его под аккомпанемент радостного смеха одногруппников. Бобби вяло парирует, в глубине души испытывая почти детский восторг оттого, что БиАй общается с ним как прежде, пусть даже это иллюзия. Ханбин слишком хороший лидер для того, чтобы ставить под угрозу нормальные отношения в группе, и Чживон понимает, что все это лишь на публику. Когда они остаются наедине, он всегда молчит и отворачивается. Бобби хочет его внимания, хочет до боли, в миллиарды раз сильнее, чем он желал его раньше, но Ханбин отгораживается от него еще более толстой и непроницаемой броней, чем прежде. В его жизни стало совсем мало Чживона, зато появилось очень много Хаи. Она пишет ему сообщения в какао-ток, шлет забавные смс со смайликами, как это обычно делают девчонки, а еще по вечерам БиАй не сидит с тетрадкой на коленях и не пишет очередной текст, практически уткнувшись лицом в белые листы и старательно водя ручкой по бумаге. Он куда-то исчезает. Донхёк говорит, что у них «уже было», и ставит на то, что все происходило в лав-отеле неподалеку, Чану с пеной у рта доказывает, что «она не такая» и «да Ханбин-хён ни за что, он же стеснительный» и утверждает, что они явно таскаются по каким-нибудь кофейням, паркам аттракционов и магазинам со свечками, потому что все девчонки любят воняющие эфирным маслом свечки. Юнхён смеется и что-то тараторит про кино и последний ряд для поцелуев. Этот вариант Бобби ненавидит больше всего. Он представляет себе, как они сидят друг к другу вплотную, и Ханбин целует ее, ласково и мягко, потому что жестко и страстно он просто не умеет. Может, у них бывает еще и неуверенный петинг, как у каких-нибудь пенсионеров, потому что оба стеснительные и еще почти дети. Хотя вдруг Хаи на самом деле страстная и жаждущая более серьезных забав? Чживону становится тошно, и он закусывает нижнюю губу, царапая отросшими ногтями жесткую ткань джинсов на коленках. Раздается легкий скрип двери, и в комнату заходит Ханбин, держа в руках большую коробку конфет. Бобби смотрит на него в упор и замирает: на нем красуется тщательно отглаженная белая рубашка и темные джинсы, а спутанные волосы уложены гелем. БиАй выглядит как самый настоящий дешевый жиголо, но, насколько знает Чживон, девчонкам нравятся такие пошлые и дурацкие образы, «мачо», как они говорят. Чжунэ присвистывает и цокает языком: - Парень, да ты просто сошел с обложки какой-нибудь манги! Выглядишь как… как… - Вонбин! – заявляет Юнхён. - Сынхён-хён! – вторит Чану. - Сутенер, - добавляет Чжинхван, на что все разражаются хохотом, а Ханбин вздыхает и добродушно огрызается: - Иди ты, хён! Бобби смотрит на него в упор, и, кажется, БиАй чувствует это, хотя он старательно отворачивается и всячески избегает его взгляда. Его плечи слегка вздрагивают, и спина, обтянутая белой рубашкой, напрягается, так что Чживон может увидеть выступающие позвонки. Он вспоминает ту самую спину, которую так часто видел по ночам, Ханбина, сидящего, поджав колени, на своей кровати и его толстую тетрадку с текстами и сумбурными записями, которую он судорожно прижимал к себе, торопливо водя ручкой по слегка мятой бумаге. Сердце захлестывает волна странной, нетипичной для Чживона нежности, и он судорожно вздыхает, испытывая невероятное желание подойти к Ханбину вплотную и обнять его как можно крепче, чтобы тот просто не смог вырваться. Плевать, что он ходит в зал и болтает о том, что качается и все такое. Желание Бобби быть ближе намного сильнее. - У тебя свидание? – интересуется Донхёк, намекающе косясь на коробку конфет в его руках. БиАй поджимает губы и привычно отрезает: - Нет. - Да-да, мы верим, - с самым серьезным выражением лица кивает Чжинхван. Помолчав, он с легким смешком добавляет: – Презервативы только на «несвидание» взять не забудь, а то Хёнсок-ши тебя за осквернение принцессы кастрирует голыми руками. - Хён, пройди, пожалуйста, на хуй, - буднично заявляет Ханбин, вежливо кланяясь. Тот смеется в голос, а Чану запускает подушкой в голову БиАя и громко кричит: - Позер! Вали давай к своей подружке! Только осторожно, а то ребята из желтой прессы не медлят! - Не волнуйся, - усмехается Ханбин. – Не поймают. Он нервным движением поправляет уложенные волосы и неторопливо идет в сторону двери. Проходя мимо Чживона, он внезапно бросает на него мимолетный взгляд, но этого оказывается достаточно, чтобы Бобби будто окатили ушатом кипятка. Что-то щелкает в голове, и внезапно Чживон понимает: это конец. Если он сейчас позволит Ханбину уйти, то это абсолютно точно будет точкой невозврата, а дальше не будет уже ничего. Он никогда не верил в сверхъестественное и интуицию, но сейчас что-то будто толкает его в спину, и Бобби резко срывается с места и, не обращая внимания на удивленные взгляды одногруппников и понимающий Чжинхвана, несется прочь из комнаты. По дороге он запинается о ковер и едва не падает, буквально влетая в прихожую и судорожно хватаясь за выступ в стене. БиАй стоит у двери и старательно шнурует черные идеально вычищенные кеды. Он поднимает на Чживона взгляд, и его глаза резко расширяются. Он застывает и открывает рот, видимо, собираясь что-то сказать, но осекается, на автомате завязывая шнурки на правом ботинке аккуратным бантиком. Они молча смотрят друг на друга в упор, и напряжение становится практически осязаемым, вязким, как кисель, и плотным. А потом что-то переклинивает в голове, и Бобби резко подается вперед, хватая Ханбина за плечи. Рука опускается ниже, сжимая его жилистое запястье, и Чживон молча тянет его за собой, ощущая под своими пальцами теплую кожу. БиАй абсолютно беззвучно сопротивляется, но в Бобби будто просыпается берсерк, и он буквально заталкивает Ханбина в тесную ванную, с грохотом захлопнув за собой дверь. Он толкает его на стенку и с легким щелчком закрывает дверь. Теперь у Ханбина нет выхода, у Чживона, впрочем, тоже. - Почему? – одними губами спрашивает БиАй, выставляя руки вперед и глядя на него расширенными, наполненными непонятными чувствами глазами. - Потому что я ревную, - просто отвечает Чживон, подходя практически вплотную и хватая его за плечи. От Ханбина, как обычно пахнет леденцами, одеколоном и какой-то дурацкой книжкой британского классика, и Чживона ведет так, что он подается вперед, утыкаясь лицом в изгиб чужой шеи, выдыхая: - Не беги от меня. Не иди к ней… Он поднимает голову и заглядывает ему в глаза. Потом крепче сжимает пальцы на плечах Ханбина и прижимается губами к его губам. Поцелуй странный, немного неуклюжий и неловкий, как будто они прячутся на заднем дворе старшей школы, но колени почему-то подгибаются, и внезапно Чживон понимает, почему так хорошо. Просто с Ханбином все хорошо. Молчать хорошо, разговаривать хорошо, ревновать хорошо. А любить – особенно здорово. Он крепче прижимает его к себе и углубляет поцелуй, осторожно вторгаясь языком в чужой рот. Ханбин вздрагивает как от удара и подается назад, ударяясь спиной о полку с косметическими принадлежностями. На пол с легким шорохом падает упаковка ватных дисков, сердце Чживона стучит так громко и гулко, что ему кажется, что этот звук слышат даже одногруппники в гостиной. Ханбин должен его оттолкнуть, ударить по носу или куда-нибудь еще, обматерить и заявить, что Бобби – ебанный, больной на всю голову пидорас, что он, БиАй, не такой, у него классная девчонка и секс с презервативами в ближайшем лав-отеле. Вместо этого Чживон ловит губами его судорожный вздох и чувствует, как его руки ложатся ему на спину, а кончик языка касается его языка, отчего по всему телу проходит болезненная пульсация. Мысли путаются, эмоции захлестывают, Чживон вжимается в бедра Ханбина, ощущая, как тот вздрагивает и выдыхает. У Бобби встает, и он неумело трется эрекцией о бедро БиАя, запуская руки под его рубашку и оглаживая теплую кожу под белой тканью. Ханбин отстраняется от него и тоскливо говорит, глядя на Чживона с отчаянием и недоверием: - Опять играешь, да? Бобби не понимает, о чем он вообще говорит, все, что его волнует, это то, что Ким в его руках, такой теплый, податливый и очень родной, но что-то в глазах Ханбина заставляет его помотать головой и неловко пробормотать: - Нет… Я… Ну… Крутой фристайлер и надежда корейского хип-хопа Ким Чживон стоит и беспомощно хлопает глазами, потому что чувствует многое, но, как выразить на словах, не понимает. Ханбин с силой толкает его в грудь и, поправив рубашку, бьет его под дых. Чживон сгибается, ощущая, как сбивается дыхание, но понимает, что заслужил. - Сволочь, - коротко говорит БиАй и шмыгает носом. – Бесишь! С этими словами он вновь толкает согнувшегося Чживона, отчего тот не удерживается на ногах и падает на задницу, неловко вскинув руки вверх. Ханбин подскакивает к двери и, дернув подрагивающими пальцами за ручку, открывает замок. Он с силой пинает дверь ногой и выбегает из ванной. Чживон слышит, как с силой хлопает дверь в коридоре и глупо улыбается, ощущая, как ледяная рука, сжимающая желудок, ослабляет хватку. Он поднимается с пола и, поморщившись от боли в боку, идет к их комнате. Он знает, что Ханбин именно там и что дверь на сто процентов не заперта на ключ. Впереди явно не самый хороший разговор, но Бобби все равно улыбается. Немного с опаской, с легким страхом, но и с облегчением. Точки невозврата не было, а значит, все еще можно спасти. Ханбин не оттолкнул, а значит, есть второй шанс. Чживон толкает дверь в комнату и осторожно заходит внутрь. ***** Когда он заходит в комнату, Ханбин сидит на кровати и остервенело ерошит волосы, отчего те теряют свой налакированный лоск и становятся растрепанными и похожими на воронье гнездо. Он поднимает глаза на Чживона и сердито отрезает, отворачиваясь: - Я не буду с тобой ни о чем разговаривать. - Не разговаривай, - соглашается Бобби и садится рядом с ним на кровать. Ханбин неуклюже пинает его ногой по бедру и тихо говорит: - Сволочь. - Да, - Чживон поворачивается к нему и, поджав под себя колени, заглядывает в его глаза. Близко-близко, так, что неловкость чувствуется даже на кончиках пальцев. Бобби тянется к Ханбину рукой и осторожно проводит ладонью по изгибу руки. Затем закусывает нижнюю губу и неожиданно говорит: - У меня фетиш на твои колени. Некоторое время БиАй смотрит на него озадаченно. Наверно, он ждал, что Чживон будет нести какую-нибудь романтическую псевдовозвышенную ерунду, и потому его сумбурные откровенные слова ввергают в оцепенение. Наконец он хмыкает и отвечает: - Дрочишь на меня? - Иногда, - не отрицает Чживон. Говорить неловко, он колеблется, но честно добавляет: – На самом деле часто. Но дело в другом… Ханбин слегка наклоняет голову и недоверчиво хмурится. Чживона будто ведет, и он выпаливает, сумбурно, порывисто, захлебываясь словами: - Понимаешь, просто я… Я вижу твои колени по ночам, когда ты сидишь, пишешь что-то в своей толстенной тетрадке. Я знаю, что именно туда ты сливаешь все свое дерьмо, то, что копится в тебе день за днем. – Глаза Ханбина расширяются, и Чживон хватается за его предплечья, сбивчиво продолжая: - У тебя худая спина. И колени тоже худые. На сцене и на публике ты такой крутой, ты улыбаешься, но вот когда ты остаешься один, по ночам, когда ты думаешь, что никто тебя не видит… Берешь тетрадь, кладешь на колени и черкаешь, черкаешь ручкой, изливая туда свои чувства. Ты будто обнажаешься. Не в смысле, что снимаешь одежду, а просто я могу увидеть тебя настоящим… - Он крепче сжимает руки, и Ханбин слегка подается назад, широко распахивая глаза. Все, что копилось в Чживоне эти долгие месяцы, будто вырывается наружу, с прерывистым тяжелым дыханием. Ему тошно и хорошо одновременно, потому что, оказывается, сдерживаться было тоже тяжело. - Я не хотел делать тебе больно, - повинуясь внезапному порыву, Бобби утыкается лицом в плечо Ханбина и прикрывает глаза, ощущая, как тот вздрагивает, но не отстраняется. – Я просто хотел, чтобы ты наконец-то мне открылся. Не дурацкой тетрадке, а именно мне, потому что по ночам я наблюдал за тобой и медленно слетал с катушек! Да, блядь, Ханбин! – Чживон поднимает голову и смотрит на Кима снизу вверх. – Я хотел сжечь эту ебанную тетрадь, изрезать ее на куски, но ты, твою мать, слишком хорошо ее прячешь! Почему ты от меня бежишь?! Что такого ты там пишешь, что не можешь рассказать об этом никому? Почему ты не можешь рассказать об этом мне?! Последнюю фразу Чживон практически выкрикивает, захлебываясь эмоциями и чувствуя себя выпотрошенным вплоть до кожи. Все тело будто наполняется сжатым воздухом, дышать тяжело, но в то же время впервые за долгое время он будто сбрасывает свинцовую плиту, мертвым грузом давившую на грудь, куда-то в область сердца. Выражать чувства очень сложно, но Бобби учится делать это правильно. Ханбин сидит напротив, глядя на него в упор, и глаза у него напряженные и неспокойные. Наконец он резко выдыхает, его плечи расслабляются, а тело перестает напоминать вытянутую струну, и повторяет: - Почему я не могу рассказать об этом тебе? Ханбин улыбается. Робко, немного нервно, но очень искренне. Затем вновь ерошит волосы и серьезно говорит: - Не люблю открываться людям. Это ранит. Когда кто-то знает твои слабости, он всегда будет использовать их против тебя. Иногда нарочно, иногда чисто интуитивно, но будет больно. А я сейчас как на прицеле. - Он опускает руки и опирается ладонями об колени Чживона. – Больше нельзя пойти поплакаться маме или пожаловаться другу. Потому что в любой момент может выскочить какая-нибудь долбанутая сасэнка, придумать красивую историю, выставив меня полнейшим мудаком, и тогда все с радостью будут поливать меня грязью. Забавно, как людей интересует то, что творится в жизни у других… Пальцы Ханбина слегка подрагивают, и Бобби хочется сделать что-то такое, чтобы его успокоить. Но спокойствие того выглядит настолько эфемерным, и выглядит он так, будто вот-вот сорвется, поэтому Чживон молчит и слушает, почти физически ощущая, как старательно скрываемая в недрах сознания Ханбина боль рвется за пределы тела нарастающей волной. - Я не могу никому рассказать о том, что меня волнует, - БиАй слабо улыбается. – Вот тебе рассказал бы, и что потом? А вдруг ты бы посмеялся, как обычно? Вдруг опять захотел, чтобы я ревновал? А я этого не хочу, мне не нужно, чтобы ты смеялся надо мной… - Я бы ни за что не стал бы… - не выдержав, начинает Чживон, но осекается, услышав тихий голос Ханбина: - …Я бы хотел, чтобы ты смеялся вместе со мной. У него мятая рубашка, напряженные глаза и горячие пальцы, что сжимают колени Чживона так крепко, что почему-то становится больно в груди. Бобби невольно подается вперед, ощущая на своей коже теплое дыхание Ханбина и кладя руки на его ладони. Тот моргает и еле слышно шепчет: - Я пишу о том, о чем пишут все подростки, Чживон. Я пишу о том, как меня все заебало, я пишу тексты песен, которые я потом шлифую и показываю Хёнсок-ши, потому что изначально это напоминает слюнявое перенасыщенное спермотоксикозом и истерией дерьмо, я пишу о том, как меня заебали все разговоры о деле моего отца, с которым, я, мать твою, совсем не связан, о том, что я безумно хочу дебютировать, и мне больно, больно видеть, как рушатся чужие судьбы… Я пишу о том, что меня заебало выживать, и я хочу уже просто жить, без всяких душевных потрясений и испытаний на прочность. А знаешь, о ком я пишу чаще всего? – Дыхание Ханбина учащается, и его глаза становятся черными, практически бездонными. – Я пишу о тебе, Чживон… Его пальцы царапают ткань джинсов на коленях Бобби, а губы касаются чужих губ. Чживону очень тяжело дышать, но он отвечает на сумбурный, порывистый поцелуй, сжимая в своих руках его ладони и ощущая безумное желание заорать и расплакаться как слюнявая девчонка. Осознавать свои чувства всегда больно, но понимать чужие, оказывается, сродни агонии. Он понимает, что скрывалось за молчанием и взглядами. Осознает, что равнодушие было напускным, и оттого Чживона захлестывает удушливая волна вины и нежности. Он слегка отстраняется от Ханбина и тихо говорит: - Прости. Я просто хотел… - Чтобы я ревновал, - БиАй улыбается и вздыхает. – Что же, я ревновал, доволен? Чувствуешь себя победителем? - Теперь – да, - отвечает Чживон и дергает его за воротничок рубашки, отчего Ханбин со всей силы ударяется лбом об его лоб и невольно ойкает. - Ебанулся? Перед глазами плывут белые звездочки, а еще от Чживона теперь тоже пахнет леденцами и толстыми книжками. Ханбин потирает ушибленный лоб и обреченно говорит: - Ты идиот. - Знаю, - Чживон неуклюже двигается на кровати, садясь с ним рядом и превращая покрывало в некрасивый кусок мятой ткани. Он кладет руку на плечо Ханбина и привлекает его к себе. - Любишь? – тихо спрашивает Чживон. Почему-то немного страшно, хотя он уверен в том, что ответ будет хорошим. - Люблю, - просто отвечает Ханбин, помедлив. Он заливается краской и прячет лицо в ладонях: - Твою мать, чувствую себя долбанной бабой! Чживон смеется и толкает его в бок, щекоча кончиками пальцев проступающие ребра. - Я тоже. - Чувствуешь себя бабой? - Люблю. Но насчет бабы, тоже. Бобби целует его макушку, слегка морщась от сильного запаха геля. Затем колеблется, но говорит, ощущая, как в душе возникает легкое чувство вины: - А Хаи? Ханбин поднимает голову и смотрит на него, закусив нижнюю губу: - А Чжинхван-хён? - Просто друг, а поцелуй был, потому что меня ломало, - Чживон ощущает себя очень неловко. – И мне даже не нравится, как он пахнет. - Долбанный фетишист, - хмыкает Ханбин. – Ты еще скажи, что тебя не привлекают его коленки. - Нет, коленки у него красивые, - БиАй дает ему достаточно сильный щелбан и кривится. - Педик. - Ты тоже. Вся их перепалка до невозможности глупая, но Чживону нравится. После нескольких недель молчания любые слова приобретают особенную значимость, потому что за ними скрывается нечто большее, чем казалось раньше. Ханбин испускает громкий вздох и снова толкает его в бок: - Она тоже просто друг. Я пытался, правда, но, видимо, я тоже педик. - А может, это потому, что тебе нравится другой тип девчонок? – Чживон наклоняется ближе, стискивая пальцами плечо. Реальность расплывается перед глазами, и кажется, что во всей комнате нет ничего, кроме узкой кровати, его и Ханбина, который, наконец-то, совсем рядом. - А может, это потому, что мне нравишься ты? У Ханбина теплые губы, длинные ресницы и сильные руки с проступающими мускулами. Он целует Чживона нетерпеливо, яростно, так, что впервые в жизни в поцелуе Бобби не ведет, а играет на равных, трогая языком чужой язык и с силой стискивая обтянутые измятой рубашкой плечи, ощущая, как нарастает возбуждение и нечто животное на уровне подсознания, и ему это нравится. Бобби нравится, когда БиАй его целует. Намного больше, чем заставлять его ревновать. ***** Ему хочется проводить с ним как можно больше времени наедине. Так, чтобы можно было не стесняться пристальных взглядов окружающих и поддаться наконец переполняющим его сильным эмоциям. Чживона переполняет первая любовь и жестокий подростковый спермотоксикоз, настолько сильный, что приходится постоянно охлаждаться ледяным душем, а вокруг чересчур много людей, которые будут задавать слишком личные вопросы. Они зажимаются по темным углам и потаенным помещениям, прячась от вездесущего стаффа и одногруппников. Оказаться одним, когда постоянно существуешь в замкнутом пространстве с большим количеством людей проблематично, и Чживон превращается в самого настоящего мастера мгновенных манипуляций. Схватить Ханбина за ворот футболки и быстро поцеловать, пока гримерша вышла за новыми ватными спонжами. Спрятаться с ним в ванной, когда остальные смотрят фильм в гостиной и заняться неуклюжим, порывистым петингом, а затем – взаимной мастурбацией, когда Чживон кончает от осознания того, что по его стволу движется сильная рука Ханбина. Ладонь совершенно не женская, и почему-то от этого возбуждение становится намного сильнее. - Это потому что ты педик, - объясняет БиАй, когда они, тяжело дыша, приваливаются к покрытой светлым кафелем стенке. Бобби целует его во влажный от выступившего пота лоб и мысленно с ним соглашается. Ему хочется быть нежным и заботливым, заставляя Ханбина чаще улыбаться и осколок за осколком разбивая созданную им маску равнодушия. БиАй медленно, но верно меняется, чем-то напоминая ему молодой побег, отчаянно тянущийся к первому весеннему солнцу. Он по-прежнему не любит откровенного общения и открытой демонстрации эмоций на публике, но улыбается намного чаще и искреннее. Маленькая, совсем крошечная, но победа. Меняется и Чживон. Ярко выраженный эгоцентризм и уверенность в том, что мир должен лежать у его ног, сменяется желанием заботиться о других и уверенностью в том, что он положит целый мир у ног Ханбина, если понадобится. Старые приоритеты будто испаряются, уступая место новым, менее крутым и амбициозным, но зато более реальным. А еще Чживон хочет Ханбина до боли в паху. Каждый раз, когда касания выходят за привычные границы дозволенного, становясь все более откровенными, хочется вжать его в кровать и, пройдясь губами по выступающим ключицам… Что делать дальше, Бобби не понимает совершенно. В текстах все девочки у его ног, и своим членом Чживон перетрахал половину Сеула. В реальности у него был один сумбурный неловкий секс в шестнадцать лет с одноклассницей и пара незначительных романов, где ничего не выходило за рамки обжиманий на заднем сидении его машины и поцелуев на последнем ряду в заштатном кинотеатре. Чживон хочет секса, но не знает о нем практически ничего. Как трахаются мальчик и девочка, конечно, давным-давно известно, но как это делать с кем-то своего пола даже представить сложно. Обычно о таких вещах узнают из порно. В один из тех редких дней, когда Чживон остался в комнате один, он, ощущая себя преступником в бегах, торопливо зашел на сайт с фильмами для взрослых и, сделав глубокий вдох, открыл видео с гейским сексом. Было такое чувство, что Бобби совершает что-то поистине эпохальное, что-то вроде восхождения на вершину высокого горного пика или заплыва на дальнюю дистанцию в бассейне. Страшно, стыдно, интересно и нетерпеливо. Процесс мало чем отличался от привычного и знакомого Чживону. Парень-пассив больше походил на симпатичную девочку, нежели на представителя сильного пола, не было никаких особых извращений, за исключением, конечно, того, что активный партнер, парень, отдаленно похожий на Бобби чертами лица и худым подтянутым телом, трахал второго в зад, поставив раком и придерживая ладонями узкие бедра. Это возбуждало, но не слишком. Бобби окинул внимательным взглядом картинно постанывающего женственного парня, оперевшегося на ладони и подмахивающего задом с выражением крайнего блаженства на женственном лице. Щедро намазанные блеском губы, накрашенные подводкой и тушью глаза, впалый живот, еще бы не было члена и приделать буфера размером побольше – и можно запросто принять за девчонку. Ханбин не был похож на него совершенно. Да, Ким худой, да, у него длинные ресницы и какая-то болезненная чувствительность, на грани, тщательно скрываемая от косых взглядов окружающих, но… Представить, что он вот так бы прогибался под ним, не сдерживая резких хриплых стонов и прикусывая порозовевшие влажные губы… Полувозбужденный член запульсировал в ладони, и Чживон рвано выдохнул. На экране половой акт практически достиг своей кульминации, только вместо лица незнакомого актера Бобби явственно видел свое собственное, искаженное гримасой животного удовольствия, а на месте жеманного мальчика – Ханбина, по-кошачьи выгнувшего спину и подающегося навстречу движениям его члена. Он грубо провел пальцами по стволу и тихо простонал, наблюдая за тем, как экранный он яростно вбивал Ханбина в кровать, отчего тот тяжело и прерывисто дышал, глядя на камеру большими, лихорадочно блестящими глазами. В голове, затуманенной возбуждением, проносится слабая мысль о том, что в реальности он бы вел себя иначе. Он бы был более нежным, осторожным, а не вел себя как кобель, грубо имея Ханбина, сжимая бедра до синяков и вот так вот, несдержанно, влажно целуя его в губы, надрачивая член в ритме своих резких движений. В глазах потемнело, и Чживон кончил, представляя, как он доводит Ханбина до оргазма, и пачкая спермой недавно выстиранную аджуммой-помощницей по хозяйству простыню. Экран ноутбука погас, и Бобби вяло подумал о том, что в реальности все наверняка не будет так просто и круто. Что нужно растягивать мышцы, что будет больно, что Ханбин точно долбанет его чем-нибудь тяжелым по затылку, если он потянет руки к его заднице. И что придется самому стирать чертову простыню, потому что стыдно перед аджуммой. И настоящего секса хочется просто до ужаса. Тот самый «подходящий» момент, как это обычно бывает, происходит неожиданно. Уставший растрепанный Чживон, ежась, как мокрый воробей, стряхивает с капюшона толстовки холодные дождевые капли. На телевизионном шоу, в котором он принимал участие, приходилось много улыбаться, смеяться над несмешными шутками и безостановочно рассказывать о своей эпохальной победе на SMTM. Бобби чисто на автопилоте повторял одни и те же заученные, как Отче Наш, слова, больше всего на свете желая оказаться в общежитии, там, где не нужно сидеть под слепящим светом софитов с толстым слоем грима на покрасневшей зудящей коже. Бесит, но работа есть работа. Быть айдолом – значит, всегда держать лицо и не показывать, насколько тебя все задолбало. Чживон вставляет ключ в замочную скважину и с удивлением понимает, что дверь закрыта изнутри. Странно, ведь полчаса назад Чану написал, что они собираются пойти в кино на какой-то идиотский японский ужастик и вернуться домой поздно. Неужели передумали? Раздается скрежет замка, и на пороге возникает растрепанный сонный Ханбин. Увидев Бобби, он трет глаза и улыбается: - С возвращением. Он пропускает Чживона в прихожую, и тот заходит внутрь, на ходу стаскивая с себя промокшие кеды. Холодные капли падают с кепки за шиворот, и Бобби вздрагивает, поднимая глаза на Ханбина. Тот, одетый в старые джинсовые шорты и тонкую белую футболку без рукавов, босиком, с растрепанными волосами и следом от подушки на щеке, выглядит удивительно родным. Настолько привлекательным в своей естественности, что Чживон сглатывает, ощущая, как почему-то сбивается дыхание, а ладони становятся влажными. Он нервным движением поправляет на себе толстовку и спрашивает Ханбина, привалившегося к стене и наблюдающего за тем, как он аккуратно кладет кепку на полку: - Вы не пошли в кино? - Ребята пошли, - уточняет БиАй. Кепка в очередной раз падает с целой стопки практически таких же, наваленных сплошной кучей, и Бобби громко чертыхается. Ханбин подходит к нему практически вплотную и, подняв кепку с пола, ловко закидывает ее наверх. Та моментально приземляется на самой верхушке, и БиАй продолжает, повернувшись к Чживону лицом: - Если честно, то вообще никакого желания не было идти на этот трэш. Представляешь, фильм о том, что у девушки в вагине появилось чудовище, которое убивало всех спавших с ней мужчин! Как вообще можно смотреть такую херню?! - Они сейчас смотрят этот фильм? – недоверчиво переспрашивает Чживон. Из-под широкого ворота майки Ханбина видны выступающие ключицы, и Бобби отводит взгляд в сторону, ощущая, как пересыхает горло, а низ живота наполняется нарастающим жаром. - Они еще и Winner позвали, - фыркает БиАй. – Я уже представляю лицо Тэхёна на первых сценах. - Он потом их убьет, - нервно смеется Чживон, радуясь возможности хоть немного отвлечься от беззастенчивого разглядывания очертаний фигуры Ханбина, виднеющихся в тусклом свете лампочки в прихожей. - Точно. Воцаряется неловкая тишина. Напряжение между ними настолько плотное, что, кажется, его можно зачерпнуть ложкой. Ханбин одергивает майку и внезапно смотрит на Чживона в упор: - Эй… Его глаза слегка расширяются, и он хрипло говорит, поднимая руку и неловко ероша спутанные волосы: - Получается, мы сейчас одни? Бобби кажется, будто его окатили ушатом кипятка, настолько жарко, душно, так, словно горишь заживо. Он делает шаг вперед, практически становясь вплотную к Ханбину. - Да. Чем хочешь заняться? – Он хочет его так, что это желание отдается в каждой клетке напряженного тела. - Мы можем посмотреть какой-нибудь классный фильм. Не про вагину-убийцу… - Да, можем, - эхом отзывается Ханбин, подаваясь вперед. Его теплое, пахнущее молоком и медом дыхание обдает кожу Чживона, и тот замирает, неотрывно глядя в потемневшие глаза БиАя. Он облизывает губы и резко выдыхает: – Есть столько отличных фильмов… Кепка вновь падает на пол, когда Ханбин спиной врезается в стойку, прижимаемый телом Чживона и порывисто обхватывает его подрагивающими руками. Бобби резко выдыхает в поцелуй и скользит ладонями по пояснице, задирая майку вверх, пробегая кончиками пальцев по бокам. Ханбин выгибается в его ладонях и отрывается от его губ, бормоча: - Твою мать, Чживон-а… Что мы вытворяем? Бобби скользит губами по его выпирающим ключицам, обводя языком выступающую косточку и откидывая голову назад: - Черт! Ай, я затылком ударился! Чживон невольно прыскает со смеху и поднимает голову, встречаясь с ним взглядом. - Мы практически трахаемся, - говорит он, ощущая себя самым настоящим идиотом. Ханбин округляет глаза, и Бобби поспешно добавляет: - То есть занимаемся любовью… Ты, ну… - он замолкает, потому что очень боится спросить, хочет ли этого Ханбин, и получить в ответ резкий отказ. Тот медленно наклоняется к нему и, помедлив, тихо шепчет: - Да. Он прикрывает глаза и касается губ Чживона. Тот ощущает, как в рот вторгается язык Ханбина, и громко стонет, потому что движения чужого языка вызывают горячую пульсацию во всем теле, отчего разум становится туманным, а низ живота заполняется жаром. Каким образом они добрались до кровати, Бобби не помнит. В голове, заполненной бессвязными мыслями, остаются лишь расплывчатые картинки, потому что от возбуждения Чживон позорно теряет возможность нормально соображать. Кажется, они ухитрились навернуться на пол, споткнувшись о тапок Чану, и там же осталась его майка, которую Ханбин стащил с него резким, нетерпеливым движением. Главное, что сейчас он буквально валит Кима на кровать, трогая ладонями скрытую тонкой футболкой грудь. Чживон быстро тянет ее вверх, и Ханбин покорно поднимает руки, глядя на него снизу вверх лихорадочно блестящими глазами. - От тебя пахнет леденцами, книгами и странным одеколоном, - шепчет Бобби, наклоняясь и касаясь губами изгиба шеи. – Это так классно… Он прикусывает светлую кожу, оставляя на ней некрасивый алый след. Ханбин подается вперед, обхватывая его ногами, и Чживон не сдерживает сдавленного вздоха, когда он упирается членом в бедро Кима. - У тебя фетиш на мои колени, спину и мой запах, - выдыхает Ханбин и трется об него бедрами. – Ты вообще ебнутый. Бобби проводит пальцами по обнаженной груди, лаская светлые, твердые от возбуждения соски. Ханбин стонет и зажмуривается, беспомощно хватая руками простыню: - Черт… Мне так классно и в то же время очень стыдно. Перед глазами вертятся сумбурные смазанные кадры из просмотренного порно, и член Чживона моментально твердеет, когда он представляет, что, возможно, у них будет точно так же. Он опускает ладони на бедра Ханбина и, поколебавшись, дергает пуговицу шорт. Та поддается, и Чживон расстегивает молнию, хватаясь пальцами за кромку и стягивая их вместе с нижним бельем. БиАй под ним сдавленно выдыхает, и, хотя невозможно четко увидеть его лицо в полумраке комнаты, Чживон знает, что тот наверняка практически багровый от смущения. Он опускает взгляд ниже, на слегка выпирающие косточки таза, темную дорожку волос и возбужденный стоящий член Ханбина. БиАй вытягивает руку вперед и неуклюже толкает его в плечо: - Ты тоже. - Что? – не понимает Чживон, касаясь пальцами покрасневшей головки. Ханбин подается бедрами вперед и стонет: - Скотина, ты тоже раздевайся! Он облокачивается на кровать и протягивает руки вперед, хватаясь за кромку джинсов Чживона. Тот покорно расстегивает тугую пуговицу и молнию и стаскивает штаны. Ханбин дергает вниз резинку трусов, и Бобби не сдерживает громкого вздоха, когда прохладный воздух обдает болезненно ноющий стоящий член. Он наклоняется и проводит кончиками пальцев по бедру Ханбина, поглаживая теплую кожу: - Доволен? - Теперь да, - БиАй ругается сквозь зубы и царапает ногтями сбившуюся простыню, когда Чживон вновь обхватывает его влажный член ладонью, начиная неторопливо, слегка сбивчиво ласкать возбужденную плоть. Пальцы сжимаются на напряженном стволе, отчего Ханбин закусывает нижнюю губу и стонет: - Блядь! Как ты… Ох! Чживону кажется, что он может кончить, только глядя на него, выгибающегося на кровати, порывистого и абсолютно беззащитного в своей открытости. В этом есть что-то невероятно порочное и в то же время трогательное, и Бобби втягивает ставший таким тяжелым и плотным горячий воздух, чувствуя, как его собственная плоть пульсирует от возбуждения. - Погоди… - внезапно говорит Ханбин, широко открывая затуманенные глаза и глядя на него в упор. – Ты хочешь быть сверху? От неожиданности Бобби слегка царапает бархатистую кожу ногтем, и БиАй шипит, ерзая ступнями по простыне. Чживон мнется, но честно отвечает: - Ну… Я просто готовился… - Это как? – округляет глаза Ханбин. - Порно, - коротко сообщает Бобби. БиАй смеется и качает головой: - Действительно, готовился. Он проводит кончиками пальцев по своей обнаженной груди и выдыхает: - Черт, я думал, что сверху буду я… Ну, как-то никогда не воспринимал себя пассивом. - Я тебя тоже не воспринимал, - слегка кривит душой Чживон, убирая руку от члена Ханбина, отчего тот слегка вздрагивает. – Просто… Я…Ты что, меня представлял пассивом? - А почему бы и нет? – хмыкает БиАй. – Отлично бы смотрелся. - Иди ты. Воцаряется неловкая тишина. Чживон ежится, стараясь отвлечься от тянущего напряжения в паху. Ханбин лежит, отвернувшись, и, кажется, о чем-то раздумывает. Наконец он резко выдыхает и тихо говорит: - Согласен. Вперед. На мгновение Бобби кажется, что у него слуховые галлюцинации из-за недотраха. Он нервно сглатывает и кладет ладони на бедра Ханбина: - Можно? - Можно, - тот поднимает на него глаза и неожиданно широко улыбается. Сердце пропускает удар, и за пару мгновений Бобби влюбляется в него чуточку сильнее. – Потому что я тебе доверяю. Чживон не знает, что ответить на такие слова, потому что, как назло, разум, выдающий хлесткие метафоры для фристайлов и рэп-баттлов, сейчас начисто отказывается служить своему хозяину. Вместо этого он наклоняется к Ханбину и молча целует его в припухшие губы, поглаживая пальцами влажную от выступившего пота кожу. Он надеется, что БиАй поймет его без слов. Как-никак, теперь читать между строк и улавливать чужое настроение становится проще. Ханбин понимает и обвивает руками его шею, прижимаясь к нему так крепко, что Бобби может почувствовать, как гулко и часто стучит его сердце. Возбуждение никуда не исчезает, но вместе с этим Чживону очень хочется побыть вот так чуточку подольше. Есть что-то в этом моменте особенное, настолько, что Бобби прикрывает глаза и мысленно говорит себе запомнить его до мелочей. Момент, когда Ханбин доверился ему на сто процентов. Наконец он отстраняется и, вспомнив фразы из просмотренного порнофильма, прокашливается и говорит, старательно занижая тон голоса: - Малыш, ты готов отправиться в страну блаженства? Сейчас папочка покажет тебе, как хорошо текущей сучке с членом заднице! БиАй озадаченно смотрит на него, затем хмыкает и смеется в голос: - Черт возьми, ради Бога, только без порнушных цитат. А то я, боюсь, не доживу до окончания процесса. - Потому что будет так хорошо? – Чживон нащупывает стоящий на тумбочке тюбик с увлажняющим кремом, который почему-то забыл Чжинхван, мучившийся раздражением кожи после бритья. Обильно обмазав пальцы одной руки пахнущей парфюмерной отдушкой субстанцией, второй рукой он вновь касается головки члена Ханбина. Тот разводит ноги шире и резко выдыхает: - Нет, я просто сдохну от смеха. Чживон проталкивает первый палец и видит, как БиАй морщится. Он ощущает легкое чувство вины и спрашивает, осторожно скользя рукой по его влажному от смазки стволу: - Больно? - Нет, - мотает головой Ханбин и улыбается. Врет, понимает Чживон, но все равно проталкивает второй палец. Потому что в фильме сначала тоже было не очень хорошо, зато потом, когда актив нажал нужную точку внутри, стало очень здорово. - Тебе хорошо? – Его собственный член стоит так, что ему больно. Ханбин подается навстречу движениям его руки и кивает, испуская глухой стон и глядя на него в упор. - Давай, - внезапно говорит он. – Пальцы пальцами, но когда это будешь ты, я уверен, что будет лучше. Бобби жарко, хорошо и немного стыдно. Он неуверенно смотрит на Ханбина и осторожно вытаскивает пальцы, размазывая липкий крем по собственному члену. Каждое движение руки по плоти отдается жаркой волной по всему телу, и Чживон осторожно уточняет, приставляя головку к его входу: - Уверен. - Да, - кивает Ханбин и вновь улыбается. Нежно и немного доверчиво. – Потому что это ты. А потом, когда Чживон нетерпеливо проталкивает головку в тугой вход, все как-то теряет свою четкость и превращается в один сплошной сумбурный водоворот образов. Вряд ли в этот день он все-таки нашел простату, и наверняка Ханбину было действительно больно. И в то же время очень хорошо, потому что он глухо стонал, запрокидывая голову назад и стискивая ладонями его плечи, когда Чживон дрочил ему в такт своим собственным резким, неритмичным движениям. Он помнит, как было нереально, просто до темноты в глазах здорово, настолько, что каждое касание отдавалось импульсом по всему разгоряченному телу. Помнит, что воздух был раскаленным и очень тяжелым, кожа Ханбина – влажной от пота и теплой, а еще он кончил раньше, практически теряя чувство реальности от какого-то наркотического кайфа и, как ни банально это звучит, видя перед глазами ослепительно яркую вспышку, похожую на сильный взрыв. Ханбина он довел до оргазма рукой, и потом они очень долго молча лежали рядом, тесно прижавшись друг к другу. Бобби обнимал его за плечи и думал о том, что больше как-то не хочется ревновать к тетрадкам, девчонкам и улыбкам, подаренным не ему. Потому что Ханбин близко. Достаточно просто протянуть к нему руку, чтобы можно было взять его за руку и никогда не отпускать. Пусть все было не как в порно, но зато по-настоящему и по любви. Помнит, как они наспех привели комнату в порядок и зависли у входа в ванной, где Бобби целовал Ханбина в обнаженное плечо, поглаживая его ладонью по худому бедру. А когда раздался звонок в дверь, они отскочили друг от друга как ошпаренные, и внезапно Ханбин вновь громко рассмеялся, и Бобби в очередной раз влюбился в него еще и еще сильнее. Дверь вернувшимся одногруппникам открыл он, и Юнхён сразу же с порога принялся описывать ему сюжет просмотренного ужастика, особый упор делая на анатомические подробности строения зубастой вагины. Помнит, как Чжинхван тихо прошептал ему на ухо: «Пригодился ли мой крем?» - и отошел в сторону с самым невозмутимым видом. Помнит свое залившееся краской легкого стыда лицо, легкий смешок хёна и непонимающий взгляд Ханбина, на котором повис безостановочно говорящий Чжунэ. Было стыдно, что хён догадывался обо всем с самого начала. Было немного страшно, ведь вдруг это настолько заметно, что придется прикладывать больше усилий, чтобы скрыть эту связь от окружающих. Голова буквально взрывалась от обуревающих его мыслей, каждая клетка тела, казалось, заполнилась горячим воздухом, хотелось спать, а еще Бобби был абсолютно счастлив. И потому улыбался как дурак, слушая рассказ Чану о том, как Тэхён опрокинул на Сынюна целое ведро попкорна, и украдкой поглядывая на Ханбина. Усталого, сонного, но смеющегося и открытого. Для всех и только для него. Бобби нравится, когда счастье можно разделить на двоих. ***** - Ты сделал из оппы гея, - с невозмутимым видом говорит ему Хаи, когда они сталкиваются с ней у тренировочного зала. От неожиданности Бобби сначала цепенеет и настороженно вглядывается в ее лицо, но увидев, что ее глаза улыбаются, расслабляется и отвечает: - Это было взаимно. - Ты не думай, я его не ревную и не думаю о нем в таком смысле, - добавляет Хаи, приваливаясь спиной к стене. – Так что больше не бросай в мою сторону испепеляющих взглядов, а то мне было очень неуютно. У Чживона невольно округляются глаза, а Хаи неожиданно смеется: - Что, думал, я ничего не замечаю? Я, честно, боялась, что ты меня подкараулишь в темной подворотне и устроишь выяснение отношений. - Я ненарочно, - неловко оправдывается Бобби. Хаи кивает: - Я догадалась. Воцаряется молчание. Внезапно Хаи убирает волосы со лба и, сдув непокорную тонкую прядь, вновь улыбается: - Мы просто друзья. Знаешь, ни он, ни я не любим демонстрировать свои эмоции на публику, потому и было легко сблизиться. Оппа для меня очень близкий человек, поэтому… - Внезапно она подается вперед и достаточно ощутимо тыкает пальцем Чживона в плечо. – Только посмей сделать ему больно. Я тебя из-под земли достану, понял? Она намного ниже его ростом, хрупкая, одетая в тонкое шифоновое платье, но Чживон ощущает исходящую от нее внутреннюю силу и понимает: достанет. Малышка Хаи только кажется хрупкой и нежной, как роза, но у нее, как и у любого цветка, есть острые шипы. Бобби качает головой и серьезно говорит: - Обещаю. Больше ни-ни. - Договорились, - Хаи хлопает его по плечу и подмигивает. Все-таки, она очень хорошенькая и милая, думает Чживон. Да, не любит улыбаться, но когда делает это, моментально преображается, становясь удивительно притягательной. Почти как Ханбин, только по-своему. - Эй, Хаи, Чживон, вы тут? – из зала выглядывает растрепанный БиАй и смотрит на них слегка озадаченным взглядом. – А что не заходите? - Мы болтали с оппой о новом возможном трэке для сабюнита, - говорит Хаи, слегка толкая Чживона в бок. – Как думаешь, нам подойдет… У БиАя влажные спутанные волосы, покрасневшие от движения тела щеки и мягкая улыбка, которую он посылает Хаи, которая что-то оживленно рассказывает ему, скрестив руки на груди. На мгновение Бобби ощущает легкий укол ревности и резко встряхивает головой, подавляя разрушительное чувство. Пускай улыбается, чем больше, тем лучше. У Ханбина не так много улыбок, но каждую Чживон любит до дрожи. Ему нравится, что БиАй с ним настоящий. Ему нравится, что рядом с ним можно быть самим собой, не стесняясь собственных сумбурных чувств. Бобби нравится, что Ханбин его любит. Ему нравится любить его. А сильнее всего Бобби нравится, что теперь Ханбина не надо ни к кому ревновать. И больше никаких глупых игр. Чживон позорно проиграл, но в итоге оказался победителем. The End.