Одной зимней ночью (альтернатива)...

За окнами завывала вьюга. Снег крупными хлопьями сыпался на каменную мостовую. Ночь давно уже опустилась на Лондон. Ни единого огня не было видно в окнах. Город спал. Тишина, темнота и холод окутывало все живое, словно одеялом. Разница лишь в том, что под одеялом всегда тепло, а здесь было очень, очень холодно. Ледяной воздух будто пронизывал насквозь, лишая возможности двигаться. Оставалось лишь неподвижно стоять и смотреть на ночное небо, где изредка проглядывал тонкий серебряный месяц, окруженный звездами. Деревья, кусты, трава, все это покрылось снегом. Сады стояли, будто хрустальные. Казалось, дотронешься до тоненькой веточки, покрытой инеем, и она тут же развалится. А если пройти вглубь кедровой рощи, что находится чуть севернее Лондона, то можно увидеть некогда шикарный особняк. А почему некогда шикарный, спросите вы. Сейчас весь этот шик потонул в серости и грязи. Штукатурка обсыпалась, позолоченные перила ступеней были сняты, скорее всего их просто своровали, а потом продали. Прежде чудесный сад, где прогуливались девушки со своими кавалерами во время важных приемов, запущен и опустошён. Само здание печально смотрит на окружающий хаос и разруху. Подождите, кажется, в окне мелькнул огонек! Страшные истории ходят про это место. Матери пугают непослушных малышей преданиями о девушке, жившей здесь много лет тому назад. Имя ее уже давно забыто, но фамилия до сих пор осталась – Кингсли. Говорят, бедняжка сошла с ума, после того, как ее хотели выдать за богатого лорда. Она постоянно твердила про какую-то Страну-Под-Землей, про жутких существ, обитающих там. Девочку упрятали в Бедлам, и больше её никто не видел. Опять где-то на втором этаже особняка полыхнуло пламя свечи. В проеме показался человеческий силуэт, а затем огонь на секунду осветил женское лицо. Светлые распущенные волосы почти все поседели. А само лицо было испещрено глубокими морщинами. Темнота тут же скрыла его. Огонек медленно спускался вниз, освещая стены дома. Женщина, шелестя юбками, вышла на порог дома. Теперь можно хорошо ее разглядеть. Голубое старомодное платье, изношенное, местами рваное. На ногах тяжелые башмаки, а на плечах теплая шаль. Ветер трепал ее волосы, на лице гуляла грустная улыбка, взгляд был устремлен в небо. Свеча в руках давно погасла. Казалось, женщина даже не замечала слез, текущих по щекам. - Даже не успеешь опомниться…- прошептала она в пустоту и ушла обратно в дом. А снежинки все продолжали кружиться в вальсе. Им было все равно до людских горестей.