Посмотри на меня — 3. Точка кипения

В воздухе повисло неосязаемое и опасное напряжение, какое бывает в жаркий летний день, когда каждый ожидает начала грозы и внутренне собирается с силами, чтобы не вздрогнуть стыдливо от первого раската грома − внезапного, открывающего путь безумной буре, которая приходит и уходит по собственному усмотрению, не спрашивая позволений и не уточняя времён. Крис не чувствовал её приближения, но и в прекрасном расположении духа не находился. Запись нового альбома была мучительна и тягостна: события следовали плану, однако получалось всё из рук вон плохо, как бы ни старались Поль и его команда. Партии приходилось перезаписывать, звуковые дорожки чистить от невесть откуда взявшихся шумов и раз за разом переделывать сведение. Проблемы возникали на пустом месте и дразняще щёлкали Криса по лбу, проверяя мужчину на прочность и терпение, которые постепенно исчерпывали себя. Он чаще и чаще ловил себя на мысли, что готов повысить голос или хлопнуть дверью, бросив работу. Но не в этом была главная неловкость, приводящая Поля в недоумение и заставляющая его подолгу задумчиво останавливать взгляд на одном невзрачном месте. Беда заключалась в том, что его стали раздражать самые близкие люди. Они словно тяготили его, были тревожным балластом, от которого хотелось избавиться, забыть на время, пока напасти не отступят. И хотя Крис испытывал от данного желания некоторую долю смущения, всё же пошёл у него на поводу, прекратив общение с друзьями и легко попросив Вики пожить раздельно. Девушка всё поняла по-своему, устроив громкий скандал: говорила много, плакала ещё больше, а в перерывах между всхлипами грозилась увеличить число шрамов на руках и повесить их на совесть Поля. Изживающие себя, едва тлеющие отношения исчезли в один быстрый и болезненный миг и принесли Крису некоторое облегчение, ненадолго отсрочив эмоциональный взрыв, после которого вершатся необдуманные дела. Поль, не отдавая себе отчёта, стал опасен в своей мнимой свободе. Рядом осталась только незаменимая Ульрике, чья участь была далеко не завидна. Крис прекрасно понимал, что партии Гольдманн можно записать отдельно, без его участия, однако почему-то не стал этого делать. − Ули, можешь взять чуть выше, будет звучать лучше, − устало проронил мужчина, склонившись над микшером и подперев рукой подбородок. По улице разлилась ночь, безветренная, тёплая и звездная − идеальная для прогулок под луной. Но ни Гольдманн, ни Поль не могли оценить её красоты, довольствуясь лишь искусственным светом фонарей, сочащимся через узкие щёлки жалюзи и прорезающим тонкими лучиками прокуренный воздух студии. Работа не прекращалась ни на минуту, несмотря на то, что вместо крови по венам тёк кофе, а глаза резало так, словно в них насыпали песок. − Крис, я не потяну, слишком высоко, − сказала Ульрике, отрицательно покачав головой. − К тому же мы уже записали несколько вариантов. Что-то должно подойти. Крис трудился с Гольдманн настолько длительное количество времени, что всякое её слово стало казаться мужчине вызовом. Поэтому, услышав ответ, он замер на несколько мгновений, чтобы досчитать мысленно до десяти и отпустить подальше озлобленность, встающую комом в горле и противно звенящую в голове, однако это не помогло. Звон разрастался, утяжеляя конечности. Предел был достигнут. − Мы следуем строгому плану и сегодня должны дозаписать все партии к указанной песне, чтобы завтра приняться за новый материал, − растягивая слова, проговорил мужчина, из последних сил стараясь держать себя в руках. Ульрике не могла не почувствовать перемены в его настроении. Внутренне затаившись, она медленно вышла из тон-комнаты и остановилась позади Поля. Женщина не знала, с какой стороны к нему подступиться и как начать разговор, чтобы не усугубить ситуацию. − Крис, ты устал, мы оба устали, нам нужно отдохнуть, − как можно мягче произнесла она, беспокойно заламывая руки. − Мы должны работать, − упрямо повторил мужчина, глядя перед собой. − Прошу, давай продолжим завтра. Гольдманн терялась в беспомощности и желании помочь. Кристиан сидел перед ней, но всё равно оказывался больше и подавлял энергетикой. Всегда был её всевластным щитом, скрывающим от большинства неурядиц и переживаний, хоть и сам иногда становился их причиной, а сейчас, когда ему понадобилась её помощь, Ульрике не представляла, что делать. − Крис, ты горишь изнутри, − слова были честными, давались с трудом, словно, произнося их, женщина делала шаги в пустоту, падая в неизвестность, − что-то тебя гложет, но ты упорно держишь всё в себе. − И что? − почти презрительно спросил Поль, не пытаясь быть больше обходительным. Прямолинейное обращение Ульрике, попавшее точно в цель, не оставило шансов на благополучный исход. − Расскажи, − её голос чуть дрогнул. − Тебе не понравится. − Не важно. Аккуратные руки нерешительно коснулись его плеч. Последняя капля глухо завершила отсчёт выдержки, испарившись где-то внутри. − Что ты хочешь услышать? − резко поднялся Крис, повернувшись лицом к притихшей Ульрике, − что всё, за что бы я ни взялся, превращается в пепел. Что отчего-то невыносимо стало общаться с людьми. Или что меня всё раздражает настолько, что не хочется и пальцем шевельнуть. Как от этого тошно! Не ощущая более давящих преград, Поль говорил без остановки, погрязая в мрачных мыслях сильнее и сильнее. Краски сгущались с каждым словом, и ситуация казалась совершенно безвыходной. − Я устал, Ули, устал так сильно, что не могу найти причину своих дурацких, нелепых и глупых неудач! Не могу решить простой задачи, как бы не старался! − Не будь категоричен. − Не сейчас. − Тебе просто нужно успокоиться, − участливо сказала Гольдманн, не слишком веря себе. Крис это заметил. − Я пытался, много раз, повторяя те же слова, − оскалившись, ответил Поль и потерянно развёл руками, − и знаешь, что из этого вышло? Ничего. Ответа нет. В порыве саднящего отчаяния, обезоруживающего здравый смысл, он схватил со стола чашку с остатками холодного горького кофе и запустил ей в стену. Ульрике успела лишь прикрыть лицо ладонями, прежде чем несчастная посудина встретилась с прочными перекрытиями, оставив на светлом полотне зловещую отметину и брызнув осколками. Кожу на руке недобро царапнуло. Испуганный вскрик Гольдманн заставил Криса вздрогнуть и прийти в себя. − Ули... − прошептал он, чувствуя, как по телу расползается горячий страх. По тыльной стороне ладони женщины медленно прокладывала блестящую дорожку кровь. Злость и уныние моментально оставили Поля в покое, растворившись в раскаянии. Голову заполнила одна-единственная мысль: он причинил ей боль, обидел, оттолкнул от себя. Её, оставшуюся рядом и терпящую его. Её, миниатюрную и нежную, понимающую и заботливую. Единственную и необходимую как воздух. Глаза Криса широко распахнулись − он всё понял. Нашёл ответ, который столько искал. − Ули, посмотри на меня, − попросил он негромко, боясь озвучивать мысли. Женщина робко отняла руки от лица и взглянула на Поля. В её глазах читался закономерный страх и... сочувствие с жалостью. − Прости, − слова сами легко сорвались с губ. В ответ Ульрике ничего не ответила, приблизившись к Крису и обняв его, уютно положив голову на плечо. Поль, шумно выдохнув, лишь крепче прижал женщину к себе, понимая, что это всё, чего он хочет сейчас и всегда. Все тревоги вдруг потеряли цену и вес. В драгоценность превратилась она. − У тебя идёт кровь, − произнёс он едва слышно, зарываясь лицом в её огненно-рыжие волосы. − Пойдёт и перестанет, − откликнулась Ульрике, закрывая глаза. Ощущая тепло Криса, она впервые за долгое время чувствовала себя в безопасности и покое. − Мне уже легче. Нам легче.