Какой ты?

Ночь. Ричард привычно-неподвижно устроился на краешке стола, уставившись на входную дверь. Тишина и темнота окружают его, плотные шторы не пропускают свет. Он второй вечер сидит тут в ожидании досконально известного ему мгновения: неверные шаги в коридоре, безнадежные попытки попасть ключом в замочную скважину, тихая матершина. Ричард распахнет дверь и Ли, не удержавшись на ногах, налетит на него, обдав неприятной смесью перегара, курева и кислых запахов чужих тел. Ричард набирает номер. Вообще-то у Грэма совсем другой часовой пояс, что там сейчас: утро? вечер? - Слушаю. - Мактавиш отвечает всегда. И всегда его голос успокаивает, обнадеживает. - Почему ты мне не рассказал, Грэм? О том, какой он на самом деле? - Ричард, мне кажется, или у тебя истерика? - Мне страшно, Грэм. Его нет вторую ночь, я боюсь того, что они там с ним сделают. Грэм хмыкает. - Успокойся, Ричард. Ли большой мальчик во всех смыслах. С ним все будет хорошо. - Почему ты мне не сказал еще тогда? - Ричард, - у Мактавиша уставший голос человека, в сотый раз повторяющего одно и то же. - Я придерживаюсь мнения, что лезть в чужие отношения и открывать глаза на сущность партнера - занятие бесперспективное и вредное. Как долго ты уже знаешь? Год? Два? И на что это повлияло, что изменилось от твоего знания, Ричард, кроме того, что ты звонишь мне с пугающей регулярностью. Каждые два месяца? Кстати, если помнишь, я все-таки пытался тебя предупредить. Ричард помнит. Это было в первый же день появления Ли на съемочной площадке. Доброжелательный, смешливый, он моментально стал любимцем всех женщин, детей и собак съемочного городка. Ли сам был, как ребенок: немного наивный, открытый, вызывающий невольную улыбку на лицах окружающих. Тогда-то Грэм, пару лет назад игравший эпизодическую роль в сериале с Ли, поймав на лице Ричарда выражение безграничного удовольствия, тихо сказал: - Осторожнее, он не такой, каким кажется. Но Ричард абсолютно не понял смысла сказанного, подумав, что Грэм всего лишь неудачно пошутил. -Ты мог быть конкретнее. Грэм хмыкает снова. -Да ты видел себя, Ричи? Ты глаз с него не сводил и улыбался бессмысленно, как семиклассница, которой подмигнул капитан школьной команды по плаванию. Ты меня не слышал! Грэм продолжает что-то говорить своим спокойным, чуть с хрипотцой голосом, а Ричард думает о первых днях вместе с Ли. О счастье узнавания и понимания: они, как детальки паззла, совпали каждой выемкой и каждой неровностью. Когда же Ричард начал что-то подозревать? Когда Ли, уже во второй свой приезд, стал совсем другим - мрачным, опасным, язвительным? Это длилось всего пару дней, потом он исчез и вернулся опять самим собой. Когда в ответ на дежурное замечание Ричарда о том, что Ли надо выбрать менее экстремальное хобби, от которого не будет царапин и порезов, тот не отшутился, как обычно, а зло процедил: “Заткнись, Дик, не твое дело”. Когда во время их постельных забав вдруг потерял над собой контроль и игра в подчинение стала для Ричарда кошмарной реальностью, за что потом Ли долго, чуть не плача, просил прощения, целуя следы от врезавшихся в кожу веревок? Или когда при свете первого же утра Ричард увидел татуировку на правой ягодице - три волнистые линии в круге? "Юношеское баловство, захотелось придать себе таинственности - духовные практики, кельтские обряды. - поморщился Ли. - Глупость конечно, зато избавляет меня от сцен с голой жопой." Что значили все эти мелочи по сравнению с тем, что Ли был рядом - сгусток положительной энергии, золотой мальчик, предмет всеобщего восхищения. Он был ласков, он был беспечен, он был красив, как античный бог. И он принадлежал Ричарду. А потом они уехали из Новой Зеландии и Ричарду стало труднее закрывать глаза на исчезновения Ли, на застегнутые наглухо рубашки и отказы Ли от близости после этих исчезновений. "Выдохся на работе," - оправдывался он. - И потом, что именно тебя так шокирует, Ричард? Можно подумать, вы с Аннабель не... - размеренно продолжает рассуждать Грэм. Ричард глухо застонал, вспомнив приезд Аннабель в Нью-Йорк. Она пригласила его в одну из безликих Нью-йоркских кофеен для того, чтобы обсудить детали их совместной работы в постановке по Прусту. Когда с делами было покончено, Аннабель хитро улыбнулась. - Хочешь, покажу кое-что? - она выразительно кивнула вглубь заведения, туда, где вход в подсобное помещение загораживали тяжелая черная ширма и парочка накачанных амбалов, попивающих зеленый чай. - Аннабель, - рассмеялся Ричард. - Ты не оставила свои увлечения. - Нет, конечно, помнишь, как мы... - Она осеклась, поймав его резко похолодевший взгляд. - Ну, неважно, тут все серьезнее. Пойдем, это интересно. Коротко кивнув амбалам, она за рукав потянула Ричарда за собой. Приглушенный свет, дорогая мебель, тяжелые двери. Он бывал в таких клубах. Аннабель пыталась приобщить его, но особого успеха не добилась: Ричард панически боялся огласки. Хватит того, что его ориентация может стать достоянием общественности. - Главная прелесть, Ричард, в том, что в каждой “темной комнате” стоит зеркало Гезелла. Конечно, можно задёрнуть штору, если участники сессии не хотят, чтобы их могли видеть. Но в реальности все они эксгибиционисты. - Аннабель толкнула одну из дверей. - Смотри. Ричард посмотрел за мутноватое стекло и замер в оцепенении. В комнате, заполненной хитроумными бдсм-девайсами, привязанный ремнями к крестообразной конструкции, лежал человек. На его глазах была широкая повязка, закрывающая пол лица, но даже если бы все лицо было закрыто, Ричард узнал бы этот разворот плеч, узкие бедра и беззащитно раскрытые широкие ладони с длинными пальцами. Рядом стояли двое в гротескных масках - Ричард мог бы поклясться, что ему знакома блестящая лысина одного из них. Или в нем заговорила так и не прошедшая ревность? Ричард тяжело оперся о стоящее в комнате кресло. Аннабель не отрывала глаз от стекла: - Местная звезда. Невероятно хорош. Сильный, терпеливый. Ни разу не воспользовался стоп-словом. - Некоторые топы отказываются с ним работать, считают, что он пытается доминировать морально. У Ричарда исчезли последние сомнения. - А ты? - Хотела бы я. Но он не имеет дела с верхними женщинами... - А с нижними? Аннабель удивилась: - Никогда не слышала, чтобы он доминировал. - Ты знаешь, кто он? - Ричард, не будь идиотом, - Аннабель поморщилась. - Если бы имена тех, кто приходит сюда, хоть раз прозвучали, клуб не просуществовал бы и дня. Но будь уверен, ты всегда можешь встретить тут знакомое лицо. Или задницу. Хотя эти зеркала так обманчивы... Ричард стоял, упираясь лбом в темное стекло. Истязаемого человека явно не смущали нелепые одежды его мучителей - похоже, он вошел в знакомый Ричарду транс, когда чувство собственного достоинства уступает место похоти, моральные табу становятся призрачными, а боль приносит желанное наслаждение. Аннабель - раскрасневшаяся, взбудораженная происходящим за стеклом, - сжала его пальцы. - Ричард... - Нет, прости, - он резко развернулся. Он готов был заплакать. - Я пойду, спасибо, это было очень познавательно. - Хотела бы я, чтобы ты был так же верен мне, как верен своему нынешнему бойфренду. Надеюсь, ты нас познакомишь. - Она, прерывисто дыша, опустилась в кресло, облизывая пересохшие губы, рука ее скользнула под юбку. Ричард дернулся, как от пощечины. - Да. До скорого. И быстрыми шагами, не дожидаясь конца сеанса, вышел. Добравшись до дома он уже на пороге скинул с себя всю одежду и тяжелыми неверными шагами отправился в душ. Включил горячую воду и принялся тереть себя мочалкой столь яростно, будто хотел стереть все воспоминания об увиденном. О том, как прекрасно было распятое тело, и как жадно и бесстыдно тянулись к нему нетерпеливые руки, как сдирали с него одежду, как раскрывали потайное, как снимали с креста и подвешивали на веревки. О свисте плетки и грязных ругательствах и оскорблениях, о влажных звонких шлепках по обнаженной коже, о сдавленных просьбах и униженных мольбах. О шипении сквозь зубы, когда восковые капли падали на поджарый живот и застывали там гладкой пленкой. О том, как кривились губы в знакомой бесстыдной улыбке, когда по ним размазывали сперму, как пульсировала раскрытая напоказ дырка ануса, выталкивая чужое обильное семя. О сладострастном наслаждении тех, кто истязал это красивое сильное тело, заставляя лепетать унизительные слова, и не позволяя кончить, пока они не спустили в него все семя, которое смогли из себя выжать. Какое-то время спустя, измученный навязчивыми мыслями и воспоминаниями, Ричард бросил в лицо Ли обвинения: - Я видел, как тебя трахали, словно портовую шлюху! Ли побледнел: - Знаешь, что, Ричи?! Мне кажется, у тебя слишком много свободного времени при весьма извращенной фантазии. И уже после бурного примирения, аккуратно стирая большим пальцем белесые капли с губ Ричарда, грустно сказал: - Я часто думаю о тех монахах, которые истязают свою плоть, чтобы усмирить дух. Жаль, у меня никогда не хватит на это решимости. Больше они на эту тему не говорили. Ли по-прежнему время от времени исчезал, а Ричард сидел вот так, в темноте, и ждал его. - Ты прав, Грэм, - говорит он в давно молчащую трубку. - Ты как всегда прав. Спасибо, что выслушал. И нажимает на отбой. Как объяснить Грэму, что дело не в пристрастиях Ли, а в том, что у него есть тайная жизнь, которая доставляет ему наслаждение, которое он, Ричард, никогда не сможет доставить. Как объяснить, что ему больно не от того, что кто-то другой раз в два месяца владеет телом Ли, а от того, что он теперь не может сказать “мой”. Тяжелая черная ширма закрытого клуба с вышитым на ней трискелем закрыла от Ричарда часть души Ли, вот что вызывает в нем отчаяние. В замочной скважине поворачивается ключ, дверь открывается и в полоске света возникает Ли -большой, ласково-добродушный, сам как луч света. Ерошит бездумно волнистые волосы, обезоруживающе улыбается: - Привет, Ричи, не спишь? Прости, задержался, работа. Так рад видеть тебя! Ли делает несколько громадных шагов и сгребает Ричарда в объятия. От него пахнет такси, немного потом и нью-йоркским воздухом и Ричард замирает, наслаждаясь своим неверным счастьем. - Какой же ты, Ли? - шепчет он, успокаиваясь. Кошмарные картины, теснившиеся в его мозгу еще несколько минут назад, отступают, тая в сиянии зеленоватых глаз. - Я? - Ли забавно жмурится. - Я очень голодный!