Профит

Чимин и Юнги стояли в темной комнате, именуемой «репетиционным залом» и рыжеволосый проклинал всех существующих и несуществующих богов за то, что они смели поступить так подло и оставили их двоих наедине друг с другом. Сейчас, стоя у стены с опущенной головой, Юнги вжимается спиной и руками в покрытую белой краской прохладу, от которой спину, затянутую тонкой тканью футболки, приятно холодит и чувствует чиминово горячее дыхание на своей шее. Чимин, опершись руками с обеих сторон от головы Юнги, следит за каждой эмоцией, пробегающей мимолетной тенью по красивому лицу его желанного хёна. Разумеется, он знает о чувствах Юнги к нему, так почему бы не воспользоваться влюбленным сердцем? Стояк болезненно давит на шов джинс, отчего хочется их скорее расстегнуть, но Чимин терпит, терпит, не позволяя себе ни одной частичкой собственного тела коснуться напряженного Юнги, хотя хочется этого пиздец как. Юнги переводит встревоженный взгляд и шумно, прерывисто дышит, а глаза Чимина невольно скользят по телу к паху старшего и увиденное заставляет сердце биться чаще – член Юнги так же напряжен и гордо оттопыривает ширинку узких джинс. Зрелище было приятным, и Чимин не отказал себе в удовольствии поиздеваться: – Давит? – губы Чимина растягиваются в усмешке, а Юнги не может найти себе места. – Хён, где твоя былая решимость? Почему сейчас ты такой откровенно смущенный? – Решил поиздеваться? – Не выдерживает Юнги, а в его голосе слышатся раздраженные нотки. – Почему нет? Я впервые вижу своего хёна таким. Не могу отказать себе в удовольствии недолго побыть сволочью. Чимин, наконец, прижимается влажными губами к шее Юнги и невесомо целует, пока по спине старшего проносятся табуны мурашек – руки удобно устраиваются на чужих костлявых плечах. – Ты никогда не отличался особой женственностью, Юнги-я. Вопросительный взгляд заставляет Чимина продолжить мысль: – Не понимаю, почему мою внешность считают такой нестандартной? Детское лицо и тело качка, грубо и немного обидно, но, хён, твое лицо с женскими чертами весьма необычно выглядит наряду с твоими плечами и твоей талией. Твоя фигура – мужская, а лицо слишком уж смазливое. – Успокаиваешь себя? – голос Юнги, сначала с нотками издевки, вдруг предательски дрогнул, и Чимин невольно улыбнулся. – Ты такой возбужденный, а ведь я к тебе даже не прикасался. – Руки Чимина легко скользнули с плеч Юнги на его бока и с какой-то дебильной, совершенно неуместной нежностью сжали их. – Закрой, наконец, свой рот, и сделай уже что-нибудь, раздражаешь. – В голосе Юнги не слышится никаких раздраженных ноток, только легкая, едва различимая, дрожь. Сейчас Юнги выглядел чертовски милым, и казалось что перед Чимином стоял совершенно другой человек: не тот высокомерный старший, вечно недовольный, с каменной рожей, и необъятным самолюбием, а Юнги – влюбленный, молодой парень, со своими проблемами, комплексами и желаниями. Сейчас он был настоящим, и Чимин желал продлить этот момент как можно дольше. Он впитывал в себя каждую эмоцию на лице хёна, каждое сказанное им слово, и, переваривая, раскладывал по полочкам в голове, наслаждаясь тем, каким он, Юнги, может иногда быть. Все это так несвойственно для обоих. …И только стены репетиционного зала навсегда запомнят все, что произойдет. Немые наблюдатели, которые сохранят в себе их совместную тайну навечно. – Смею позволить себе поинтересоваться, Юнги-я. – Чимин оглаживает выпирающие ключицы подушечками пальцев и снова впивается взглядом в лицо парня, – у тебя есть смазка и презервативы? – А я думал, ты девственник и тебе о таком мало известно. – Голос Юнги, нервный, испуганный, будоражил Чимина так же, как и мысль о том, что сейчас он сможет прикасаться к желанному телу столько, сколько ему будет угодно. Пальцы на руках сводит от нетерпения и Чимин позволяет себе запустить похолодевшие ладони под чужую футболку и уложить их на горячие, выпирающие ребра. Шуга невольно дергается, а с губ слетает тихий, еле слышный вздох. Чимин приближается своим лицом к лицу Юнги и томительные несколько секунд позволяет себе вглядываться в такие знакомые, и, Чимин даже смеет подумать, домашние черты лица. Сейчас такие настоящие. Без грамма косметики. Кожа у Юнги безупречная, белая, как молоко и так приятно пахнет чем-то своим, что ли. Чимин позволяет себе прижаться носом к его щеке, слегка трется о шелк кожи, невольно прикрыв глаза, и чувствует какое-то глупое-глупое чувство счастья и удовлетворения. Юнги хотелось сгрести в объятья, отнести на кровать, укутать в теплое одеяло и лечь рядом, плотнее прижавшись, да так и уснуть, но помимо всего этого, всё в Чимине начинало трепетать от одного взгляда на старшего. На любую часть его тела – это просто не имело значения. Юнги хотелось любить, но в то же время подчинить себе и брать, брать до сорванного голоса, стертых в кровь колен и слез. Чимин убеждал себя в том, что он просто хочет Юнги – это обычная физиология, гормоны, ничуть не больше положенного, ничуть не больше нормы, ничуть не больше правильности. Даже наоборот, он считал это обычным делом. Ему казалось, раз он живет под одной крышей с шестью разными характерами и темпераментами, нет ничего необычного в том, что один из них ему приглянется больше остальных, просто на почве полнейшего отсутствия даже малейшей возможности завязать интрижку с милой девчонкой на стороне. Это было нормально. Это есть нормально. Юнги было труднее. Он считал себя взрослым, успешным молодым человеком. Он любил себя настолько, что на лбу буквально светилась неоновая вывеска «я люблю только себя», однако всё это в один прекрасный момент было послано нахуй, когда в жизни Юнги появился этот идиот – Чимин. Сгусток нескончаемой энергии. Все в нем будоражило Юнги настолько, что запираясь в своей комнате, он начинал писать тексты, которые необыкновенно складно оседали на листах белой бумаги неровной, черной пастой. Мимолетное вдохновение, бесконечные терзания, и полное отсутствие понимания происходящего. Юнги откровенно хотелось биться головой об стену, чтобы понять, почему такой человек, как Чимин оказался ему приятен. А потом он понял, что типично влюбился. Ну, знаете, эти девчачьи заморочки, типа бабочек в животе и учащенного сердцебиения в присутствии предмета воздыхания. Юнги считал, что просто не способен на подобные эмоции, все это слишком долго распирало его, слишком долго мучило, с каждым разом заставляя кровоточащие раны покрываться огрубевшим толстым панцирем, чтобы больше не позволить Чимину и людям вокруг себя беззастенчиво раздирать подсыхающие болячки. Юнги нравилась своя внешность. Буквально все устраивало его. Каждая деталь, но после появления Чимина его самооценка потерпела много жестоких ударов и даже слегка пошатнулась – Чимин не проявлял никакого интереса к Юнги, ни как к человеку, ни, уж тем более, как к парню, о чем вообще могла идти речь тогда? Вот только, как это часто бывает, язык Юнги, враг его, не смог остаться за зубами просто потому, что тело расслабилось под давлением алкоголя, и Юнги позволил себе прямо высказать Чимину все, что он думает и чувствует. Конечно, на следующее утро он помнил все, что произошло прошлым вечером, просто физически не позволив себе забыть подобное, даже под действием алкоголя и ужасно ненавидел себя за это просто от того, что, вероятно, потерял маленькую возможность стать с ним ближе. Чимин избегал его, а еще по-дебильному мило краснел и отводил взгляд, заставляя Юнги беситься и радоваться одновременно. Кто бы мог подумать, что робость Чимина испарится, стоит им остаться наедине? Кончики пальцев кололо маленькими невидимыми иголочками, а в животе завязывался тугой комок из лавы, и Юнги казалось, стоит Чимину только опустить ниже руку и сжать его болезненный стояк – он позорно спустит без возможности оправдаться перед этим ребенком. Юнги с большим трудом удается переключить внимание с внутренних терзаний на внешний мир, и он с шумным выдохом понимает, что за все это время, пока он стоял бревном, Чимин без особых колебаний придавил его своим весом к холодной стене и настойчиво мял крепкие ягодицы ладонями, притираясь стояком к паху самого Юнги. Воздух моментально выбило из легких и Юнги хватило лишь на то, чтобы уронить голову на рельефное плечо Чимина и тяжело задышать, позволяя ему делать с собой все, что угодно. Руки блуждали по телу, то и дело касаясь мягких, особенно чувствительных участков кожи и Юнги откровенно не въезжал, откуда Чимину столько известно о его самых чувствительных точках. Он ни на секунду не задерживался, перемещая руки с одного места на другое, и Юнги блаженно плавился в его объятьях, чувствуя, как мурашки собираются вокруг сосков, которые твердеют и начинают приятно покалывать. Когда руки Чимина очередной раз сжали чужие ягодицы, Юнги крепко зажмурился, а из горла самовольно вылетел довольный, полноценный стон и старший буквально кожей чувствует, как Чимин расплывается в удовлетворенной ухмылке. Сейчас Юнги казалось, словно он безвольная кукла в руках умелого кукловода и, что больше всего его поражало – сопротивляться даже не хотелось. Вот только часть чего-то маленького внутри в голос кричала о том, что это абсурдно и почему Чимин действует профессиональней самого Юнги? В очередной раз ему не дали додумать. Рука Чимина настойчиво скользнула под уже расстегнутый ремень плотных, так страстно любимых самим Юнги джинсов и уверенно сжала твердый, влажный член, позволяя себе размазать по всему стволу выступившую на головке смазку. – Чимин… – Тихий голос Юнги звучит достаточно громко в тишине просторной комнаты, – есть… у меня есть… Чимин не сразу понимает, о чем говорит Юнги, поэтому на секунду прекращает свои манипуляции с его членом и удивленно заглядывает в черные глаза. – Смазка и презервативы. У меня в куртке. К слову, в порыве каких-то странных эмоций, еще в самом начале, Чимин содрал эту самую куртку и отшвырнул ее подальше. В зале темно и дальше, чем на метр ничего не видно, а воспаленные головы обоих не могут додуматься запустить руку в карман и посветить яркостью телефонов. – Потом найдем. – Выдает Чимин и позволяет себе, наконец, прильнуть к мягким, розовым губам Юнги, которые податливо раздвигаются под напором чужого языка. Голова кружится, а сердце колотится так, что еще мгновенье и оно проломит грудную клетку. Юнги, кажется, что даже Чимину слышно, как он волнуется и желает узнать, чувствует ли сам парень то же самое, поэтому льнет к нему и осознает, понимает, чувствует, как приятно становится от того, когда его грудь чувствует под кожей Чимина такое же быстрое сердцебиение. Хочется рассмеяться. И Юнги сам не понимает, почему. Сейчас он чувствует себя таким счастливым, что, кажется, любое действие будет уместным, любое действие будет оценено и принято Чимином по достоинству. Язык Чимина глубоко во рту, оглаживает небо и ровные ряды белоснежных зубов. Прилипает к языку Юнги и не позволяет ни на долю секунды прервать контакт. Юнги нравится. Нравится подчиняться, быть во власти, быть защищенным и чувствовать себя так спокойно. Юнги нравится поцелуй Чимина, хотя в его пошлых, мокрых фантазиях Чимин был менее опытным и более пассивным – всегда действовал он сам. Поэтому сейчас он пребывал в легкой прострации, хотя уже и отметил про себя, как сильно ему нравится, что Чимин именно такой, какой есть сейчас. На мгновение ему даже кажется, что сейчас будет не обычный перепих, а что-то большее, что-то такое, совсем-совсем близкое к тому, что называется «заниматься любовью». Рука Чимина возобновляет движения и теперь двигается по стволу в умеренном, ровном темпе, нажимая там, где нужно, там, где особенно приятно. Юнги позволяет себе очередной раз издать довольный стон и, наконец, смеет засунуть руку в чужие узкие джинсы и неловко обхватить такой же твердый член. Теперь пришла очередь Юнги получать удовольствие не только от руки Чимина, но и от его тяжелого, горячего вздоха, прозвучавшего у самого уха и приятно щекочущего кожу возле ушной раковины. – Нам нужно переместиться в более удобное место. Чимин нехотя отцепляется от Юнги и отступает на шаг, любуясь тем, что он сделал с обычно безразличным старшим, волосы которого налипли на лицо, а прозрачные капельки пота собрались у висков: губы красные, зацелованные, закусанные им самим, а лицо в полной растерянности, тяжелое дыхание и озорные огоньки в глазах. – В дальнем углу есть маты. Пошли. Чимин берет руку Юнги в свою, и слабо сжимает, направляясь в тот самый угол. По пути Юнги умудряется нащупать ногами куртку, быстро наклоняется и подхватывает ее пальцами, шустро закидывая на плечо. Конечно, ему стоило бы догадаться, что раз уж он был прижат к стене и нагло облапан, он будет снизу, только мозг отказывался качественно работать и когда они подошли к матам, невысоко возвышающимся над полом, Юнги затупил, переминаясь с ноги на ногу. Чимин понимающе улыбается, касаясь его плеча, чем привлекает к себе внимание и взглядом показывает: "Ложись, чего стоишь?". Юнги снова заливается румянцем, но старается действовать как можно более уверенно – кладет недалеко от матов куртку и не спеша стягивает белую, безразмерную футболку, отправляя ее приблизительно в том же направлении и, наконец, позволяет себе лечь. Обшивка холодит разгоряченную кожу, а мурашки расползаются по телу, но как только Чимин стягивает с себя футболку, все эти неприятные ощущения уходят на второй план и Юнги с удовольствием и явным восхищением осматривает красивое, рельефное тело парня. Чимин устраивается между его раздвинутых ног и наклоняется к самым губам обжигая горячим дыханием, начинает тихо шептать: – Ты же понимаешь, в каком дерьмовом положении мы сейчас находимся? Юнги положительно кивает. – Стоит кому угодно зайти сюда и щелкнуть выключателем, считай, мы пропали. Будь тише, ладно? – Руки Чимин направляет в волосы Юнги и нежно перебирает их в своих пальцах, получая от этого своеобразное моральное удовлетворение. Юнги тяжело дышит. Юнги хорошо, как никогда. Хочется плакать, а еще трахаться, получить разрядку, а потом затащить Чимина в душ, после которого направиться в кровать и заснуть в его объятиях. Фу, как ванильно. Шуга морщится про себя, только поделать ничего не может. Хочется ему всех этих влюбленных милостей и все тут. Юнги прекрасно понимает – стоит кому-то узнать об их близких отношениях, все пойдет по пизде, все станет плохо, поэтому было бы опрометчиво с его стороны так глупо надеяться на открытое проявление чувств. Все-таки, они не обычные, а знаменитые парни и если пройдется слушок о нетрадиционных отношениях участников группы – это явно не пойдет никому на пользу. Поэтому Юнги почти смирился с тем, что теперь отношения между ними станут их большим грязным секретом, которого стоит стыдиться. – Чимин, почему ты ничего не делаешь? Юнги начинал бояться, что парень, возможно, остановится на том, что есть сейчас, но облегченно выдохнул, когда Чимин легонько чмокнул его в губы и заговорил: – Почему ничего не делаю? Я просто хочу запомнить тебя таким, какой ты есть сейчас. Возбужденный, открытый, настоящий. – Не говори об этом. – Юнги отворачивается, устремляя взгляд в закрытую, еле заметную в темноте дверь. Чимин касается рукой его подбородка и поворачивает лицо Юнги к себе, накрывая розовеющие губы в страстном поцелуе. Лица обоих горели, они целовались агрессивно, напористо. Юнги цеплялся руками за крепкие плечи Чимина, а Чимин до боли, до синяков на коже, сжимал бедра Юнги. Старший кусался, прихватывая нижнюю губу Чимина зубами, а потом мокро зализывал место укуса. Чимин отстраняется, и позволяет себе расстегнуть и неуверенно стащить с Юнги эти треклятые узкие джинсы, которые не хотели сразу поддаваться. – Черт бы их побрал, Юнги, как ты умудрился впихнуть в них свою задницу? Юнги улыбается, светло, радостно. – Свою тощую задницу, Чимин. – Они тебе нигде не жмут? – Нет, когда я, разумеется, не нахожусь в полуобморочном состоянии от ужасного неудовлетворения и почти болезненного возбуждения. Поторапливайся. Юнги неуверенно раскидывает ноги в стороны, а сердце Чимина делает кульбит внутри грудной клетки, заставляя легкие вдохнуть больше воздуха и замереть. Шуга тянет ему тюбик лубриканта и Чимин льет его себе щедро на руку, размазывает и вставляет один палец. Юнги ерзает, привыкает, пытается разобраться, нравится ли ему это. Хочется ли ему. Скользкий палец уверенно входит на всю длину и Юнги дает согласие на добавление второго пальца, вместе с которым прибавилась неприятная тупая боль, но Юнги терпит, позволяя себе наблюдать за сосредоточенным лицом Чимина, и ловит церебральные оргазмы просто от одного его выражения. Взгляд Юнги скользит ниже, к шее, груди и прессу, который напрягается каждый раз, когда скользкие пальцы входят в Юнги на всю длину. Постепенно боль проходит и Чимин добавляет третий палец, наблюдая за тем, как Юнги закусывает губу, но упрямо молчит. Однако стоило ему наткнуться на чувствительную точку в теле Юнги, как тот поразительно сильно сжимается вокруг пальцев Чимина, а из горла вылетает приглушенный стон. – Тебе нравится? – Чимин вопросительно смотрит на Юнги. – Это странно, но ужасно волнующе, да, мне нравится. Чимин одобрительно кивает. Он тянется к презервативам, рвет пачку и раскатывает один у себя по члену. Юнги внимательно наблюдает за каждым действием, а внутри все переворачивается, замирает, трепещет и он понимает, что ужасно волнуется. Сколько бы девушек у него не было, Чимин его первый парень и не волноваться невозможно. Чимин щедро наливает на член смазки, придвигает к себе Юнги, закидывая длинные ноги, с изящными щиколотками, себе на талию и настойчиво толкается внутрь. Юнги не удается заглушить громкий стон и он молится, чтобы их никто не услышал. Чимин укоризненно смотрит на него, немного ждет и позволяет себе протолкнуться уже полностью. Внутри Юнги тепло, мягко, мокро и узко, и это самое лучшее, что Чимин когда либо чувствовал. Хотелось, чтобы это длилось вечно, хотелось остановить время, только Юнги снизу нетерпеливо ёрзает, позволяя члену войти еще глубже, возвращает Чимина на землю, поддаваясь бедрами вперед, даёт понять, что готов и парню следует поторопиться. Чимин делает несколько неуверенных толчков и понимает, что если все продолжится в таком темпе и если Юнги будет так же сильно сжиматься, он позорно спустит раньше положенного. Юнги закидывает голову, оголяя шею с выпирающим кадыком, и Чимин не может отказать себе в удовольствии наклониться и оставить несколько мокрых поцелуев на белой коже. Юнги стонет, и тормоза Чимина срывает. Он слишком долго сдерживался. Парень толкается в податливое тело Юнги в абсолютно хаотичном ритме. Юнги стонет, но глушит свои стоны в ладонях, отчего получается сдавленное мычание, но Чимину достаточно и этого. Достаточно понимать, что Юнги хорошо, что это он является причиной влажного лба и болезненного стояка, который сжимает свободной рукой старший. Хотелось сорваться на бешеный ритм, но Чимин сдерживался, прекрасно понимая, что может повредить Юнги своей несдержанностью и что сейчас, как бы, вечер, блять, нежностей. Юнги хочется брать грубо. Брать везде и когда захочется, но именно в этот раз нужно быть нежным. Юнги тяжело дышит, хватается за плечи Чимина, тихо стонет себе в руку, а перед глазами Чимина все меркнет от этих хаотичных толчков и он понимает, что больше терпеть не может. Понимает, что разрядка близко. Он начинает двигаться быстрее, наконец, задавая нужный ритм, и Юнги удается подстроиться под него. В очередной раз, когда член особенно глубоко проскальзывает, коленки Юнги сводит, и он выгибается, ощущая, как оргазм охватывает его тело и как несдержанно застонал Чимин над ним от того, как старший сжался, а через пару толчков кончил сам. Устало утыкаясь лбом Юнги в грудь. Член с пошлым хлюпаньем покидает, с трудом сжавшуюся, раскрытую дырку и Юнги становится даже как-то некомфортно, он неуклюже гладит Чимина по шее, утыкаясь носом в волосы, пахнущие шампунем. Между ног влажно и Юнги понимает, что смазки для него Чимин не пожалел, только избежать боли в заднице не получится и следующие два дня ему придется танцевать так, будто он, по меньшей мере, проглотил лом. Вот только какая разница, если сейчас он испытывает счастье? Чимин поднимает на него взгляд, и они лениво целуются. А когда отстраняются, младший предлагает сходить в душ, а потом спать, и Юнги с удовольствием соглашается, радостно понимая, что больше ничего между ними не будет прежним.

***

– Все уходят, хён, мы останемся одни. – Не рассчитывай ни на что. – Ты серьезно думаешь, что мне требуется твое согласие, Юнги? – Идиот.