Взлёт и падение в Икебукуро

Хейваджима лежал на голом песке. Звезд на глубоком и темном ночном небе Окинавы было в миллион раз больше, чем в Токио. И светили они намного ярче. Блондин умиротворенно вдыхал запах леса, соленого бриза, сладкий аромат безмятежного теплого юга. Только размеренный шум прибоя нарушал тишину последней, седьмой ночи на острове. После произошедшего в бассейне, он ни разу больше не видел ни Йори, ни Юкио. Оба куда-то испарились. Не то чтобы Шизуо хотел их видеть, но теперь тот поцелуй казался просто странным нелепым сном. И всё же, Хейваджима много думал о том, что услышал от Йори. Ему, почему-то, показалось совершенно неудивительным то, что блоха спит с парнями. Это как раз в его стиле, и это уж точно лучше, чем если бы такой ублюдок, как он, спал с девушками, обижая этих прекрасных хрупких существ, которых Хейваджима очень любил. Его скорее беспокоила собственная роль в этой истории. Может ли быть так, что он нравится Орихаре… в этом смысле? Это чистой воды бред, да, но зачем он отказал своему… э… любовнику, прикрываясь своим врагом? Зачем он вообще отказался? Окинава – рай. Скучный, конечно, до одури, сам Шизуо бы не остался здесь жить, но ведь абсолютно точно рай. Нет, блоха выдумщик. Он вечно творит какую-нибудь хрень, ему нужны люди. Да, именно люди, которыми он, гад, может манипулировать. А их нет в Окинаве. Они в Токио. Вот почему он отказал Ямагучи. Если, конечно, тот ему просто не надоел. Но при чем здесь сам Шизуо? Неужели информатору так нравится постоянно прыгать и уворачиваться, хохоча и поддразнивая? Что будет, если Хейваджима перестанет за ним гоняться? Почему Изая не убежал в тот раз? Почему сказал «у тебя есть только я»? Он правда так считает? Он считает, что Шизуо никому не нужен, кроме него? А ему, выходит, нужен? Но ведь это… Неправда? Это ведь неправда, да? Блондин снова вспомнил о Касуке. Тот так и не позвонил. Никто не позвонил. Может, просто не хотят беспокоить на отдыхе? Шизуо вздохнул и принялся раздеваться. Жилет и рубашка упали на песок. Когда он вернется в Икебукуро, он сам позвонит брату. Они снова встретятся, будут гулять и смеяться. Может, у него наладилась карьера? Штаны тоже полетели в сторону. Шизуо подошел к воде и оглянулся. Никого. Трусы приземлились рядом со штанами. Блондин медленно зашел в прохладный океан. Черная вода пошла рябью, зашептала что-то, зажурчала приветливо и величественно, преломляя свет луны. Шизуо плыл размеренно, делая размашистые медленные гребки. Стрекот насекомых затихал, вскоре из звуков осталось лишь его собственное дыхание и дыхание волн. Хейваджима вспомнил тело Изаи на диване Шинры. Без сознания он был просто… парнем. Не хуже и не лучше всех остальных людей. Наверное, Юкио влюбился в него не за внешность. А за что? Неужели в нём было что-то хорошее, что-то, что смог разглядеть только Ямагучи? А только ли Ямагучи? Может, кто-то еще? Сколько у блохи было парней? Когда он потерял… ох. Хейваджима отплыл уже очень далеко. Огни отеля почти пропали из вида. Надо возвращаться. Назад он плыл гораздо быстрее и часто дышал. Сил было не так много, как он думал. Вода подчинялась неохотно, иногда Шизуо казалось, что он вообще не движется, только барахтается посреди волн. Если он утонет, если ногу сейчас сведет судорогой, кто будет оплакивать его? Он вдруг отчетливо увидел лицо Касуки, равнодушное и пустое, как обычно, возле собственного гроба. Рури, прижимающаяся к его брату, будет только изображать грусть. Дымок над шеей Селти, печальные взгляды Танаки, Шинры, Саймона, Дениса. А кто будет плакать? Никто? А придёт ли Изая? Хейваджима, наконец, выбрался на берег и повалился спиной на песок. Голова кружилась. Вдох-выдох, вдох-выдох. Кровь циркулировала, разогретое плаванием тело тихонько гудело. Хейваджима закрыл глаза и погрузился в темноту. Придёт ли Изая? Он отчетливо увидел, как блоха самодовольно усмехается над его могилой, но это уже не казалось естественным. Это было обидно. Обидно? Хейваджима мысленно стер эту картинку и представил, что Орихара стоит позади всех и обливается слезами. Шизуо хохотнул вголос. Это приятно. Приятно? А что, если ублюдок играется с ним прямо сейчас? Что, если специально подстроил эту поездку и нанял актеров? Это, кажется, очень здравая идея. Нельзя отбрасывать такую вероятность. Нельзя отбрасывать… Шизуо почувствовал, как от макушки до пяток прокатилась волна мурашек, то ли от ночной прохлады, то ли от идеи того, что он важен для Изаи. Это всё меняло. Он и подумать не мог раньше, что может быть важен кому-то. Он надеялся, что важен брату. Но вдруг Касука равнодушен? Хейваджима тяжело вздохнул, приоткрывая глаза. Лунный свет пробился сквозь ресницы. «Шизу-чан» — услышал он голос информатора в голове. Только блоха называл его так. «Шизуо» — легко и между делом бросал Танака. «Шизуо» — мягко и поучительно говорил Шинра. «Ши-зу-о» — нараспев, с неправильным ударением, с огромной улыбкой басил Саймон. «Шизу» — без выражения произносил Касука. «Шизу-чан» — нахально хихикал Изая. Блондин понял, что последнее ему нравится. Он хочет услышать это ещё раз. Вмазать, конечно, по возможности даже прибить ублюдка, но… услышать ещё раз. «И поэтому, Шизу-чан… у тебя есть только я». Изая прислонился лбом к холодному стеклу окна. Ночной Синдзюку выглядел как обычно, но эта ночь была особенной. Завтра возвращается Хейваджима. Завтра телевизоры разорвутся от новости о свадьбе Касуки. Майкл — гений своего дела, он подготовил всё точно в срок. Утром нужно будет поехать в Икебукуро, сесть в "Русских суши" и ждать. Просто ждать. Информатор выгнулся от нетерпения и скользнул пальцами по стеклу окна. Всё сыграно, как по нотам. Целый оркестр для одного дурака из Икебукуро. Для особенного дурака. Завтра Хейваджима перестанет быть ребенком и вырастет. Завтра он, наконец, поймет, что свет не сошелся клином на этом бесхарактерном актёришке. Вернее сошелся, но лучше бы никогда не сходился, потому что Касука не стоит этого. Никто не стоит этого. Завтра бедному Шизу-чан будет очень, очень, очень больно, но это расплата за то, что тот слишком много думал о других и никогда – о себе. Он, добрый и мудрый Изая, научит глупого Хейваджиму думать о себе. Он объяснит, что ничто не имеет значения в этом мире, кроме себя самого. И это будет самый щедрый поступок информатора. Самый благородный урок. Сердце застучало чаще, когда он попытался представить беспомощность и боль в янтарных глазах Шизуо. Потерянный ребенок вместо монстра. Изая пришел в восторг. Восхитительное отчаяние. Пронзительное "Изая-кун..." Орихара пылко прижался к холодному стеклу губами. Стоп. Что? — Я, значит, уже с окнами целуюсь? — хохотнул он вслух, растерянно улыбаясь и пятясь назад. В пустой квартире некому было ему ответить. Информатор случайно задел игровую доску на краю стола. Фигурки с грохотом рассыпались по полу, но он не обратил на это никакого внимания. — Или я только что... мысленно поцеловал... Хейваджиму?