Тяжел путь к счастью

Широгане при всех пригрозил убить Акиру, если тот ошибется, и вот это случилось. Теперь Акира лежал перед ним с рассеченной грудной клеткой. Сквозь ужасную рану было видно, что происходит внутри. Рассечение пришлось на левую сторону, не над сердцем, но кости были сильно повреждены, их острые осколки неестественно белели на фоне еще дышащего легкого, медленно скрывающегося под кровью. Акира не сумел совладать с косой Рюуко, поставил под удар округлившего сейчас от ужаса глаза Ко и самого Широгане, позволил кокучи так просто ранить себя. Ко нагнулся над Акирой, стараясь деликатно оттеснить от него Широгане. Акира тяжело хватал воздух губами, покрытыми розовой пеной, его белое одеяние на глазах тяжелело и красилось в темно-бордовый, пугающий цвет. Широгане покорно отступил на шаг, а потом вынужден был прижать ладони к ушам. Акира так мучительно застонал, когда Ко, немного неловко, как сумел, стянул его рану черными бинтами со своей униформы. Испуганный Шисуи прибыл на место недавней битвы, но Широгане отчетливо понимал, что он тут ничем не поможет. А он, Широгане, мог. Был способ, который он не успел, просто не догадался использовать с Рюуко. От мысли, что Акира тоже умрет, внутри стало холодно, пусто и неприютно. Широгане всего сковал ужас. Только сейчас он понял, что больше всего на свете хочет, чтобы Акира жил. На деревянных ногах, но властно Широгане прошел к нему и сам оттеснил других. Ноздри его раздувались, зрачки превратились в иглы. Таким Ко никогда не видел его, и сам отступил. Шисуи сделал ему горький жест, мол, все в порядке. Широгане напоминал затравленного зверя, у которого отнимают детеныша. Напоминал влюбленного, теряющего своего возлюбленного. Несмотря на все противоречия с Акирой, Широгане сейчас выглядел еще более обезумевшим от несчастья, чем вскоре после смерти Рюуко. Ледяным, чужим голосом он потребовал осторожно доставить Акиру в свои личные покои и сразу убираться оттуда. Никто ему не посмел возразить. Акиру уложили на постель, и Широгане сразу осторожно сел рядом. Шисуи уже остановил кровь, но было видно, что дела плохи. Соблюдая осторожность, Широгане приподнял того, кто давно уже был с ним в паре. Когда-то он сделал Акиру сином, теперь намеревался отдать ему часть своих сил без всяких контрактов. Он, который никогда в жизни ни с кем не делился. Он, который запальчиво кричал, что сам прикончит того, ради кого теперь готов был отдать многое. По глупости Широгане раньше не распознал своих чувств. Просто любовь была для него слишком непривычна, чтобы сразу узнать ее. Широгане с трудом подсунул под чужое тело левую руку, устроив голову Акиры в изгибе локтя, правой поддел каскад бинтов снизу, ослабив повязку насколько возможно. Акира дышал настолько слабо, что грудь даже самую малость не приподнималась. Он все понимал и смотрел на Широгане не моргая, пока от невыносимой боли не налились слезы. В мутном взгляде Акиры не было ни страха, ни надежды, что Широгане поможет ему. Но в них была нежность, желание запомнить навсегда, тепло, от которого к горлу подкатывал тяжелый ком. Широгане выдохнул воздух, склоняясь к лицу Акиры, и, не удержавшись, провел языком по его щеке. Солоноватые капли растаяли на языке горьковатым теплом. Хоть он и никогда не проделывал такого, теорию о том, как нужно отдавать силу знал прекрасно. Да чтоб у него да что-то не получилось! Акиру он терять не намерен, что бы тот себе ни воображал. Широгане снова выдохнул, пытаясь совладать с разбушевавшимися эмоциями - он сам вот-вот готов был разреветься. Нескольких секунд задержки хватило, чтобы настроиться и прийти в согласие с собой. Акира слабо шевельнулся, израненные губы застыли в болезненном изломе, напряглись, судорожно сжались, но тут же расслабились, лишь стоило снова соприкоснуться с ними. Широгане зажмурился и несколько раз провел языком от одного уголка рта до другого, вбирая в себя смешанный вкус железа и соли, крови и слез. Он настолько увлекся, что несколько раз сбился, и лишь проникнув в рот Акиры глубже, смог справиться со странным жаром, мешающим соображать, и внятно прочитать про себя немудреное заклинание. Их плавно накрыл серебристый свет, между телами прошел даже не разряд, а вспышка – ослепительная, быстрая искра, обоих ощутимо тряхнуло. Волна тепла прошлась между губами: для одного целительная, сладкая, регенерирующая, возвращающая силы, а для второго опустошающая, томно-болезненная, иссушающая. Но Широгане не обратил внимания на неприятные ощущения, как и на слабые попытки сопротивления, на всхлипы прямо ему в рот, на неистовую дрожь тела в своих руках. Он просто целовал Акиру: неистово, жарко, с самозабвенной страстью, уже не сильно осторожничая с пострадавшим, не замечая, что теряет больше сил, чем требуется, не чувствуя, как слабая рука скользнула по его шее, как губы Акиры слабо шевельнулись в ответ. Между ними пробежала еще одна волна – эта была сладкой для обоих, умиротворяющей, уволакивающей в беззвучную темноту. Плотно задернутые шторы не пропускали в спальню ни одного луча света. Если бы их не было, утренний свет бы невесомо обласкал два тела, прильнувшие друг к другу на огромной, разворошенной постели. Разметавший спутанные длинные волосы улыбался, словно ребенок, устроившись макушкой на согнутой руке спящего с перебинтованной грудью. Лицо раненого - осунувшееся, бледное тоже казалось счастливым.