Холодное сердце

Когда Хомураби впервые увидел Хирю, она бросалась на него, словно кошка. Никогда и ни у кого он не видел в глазах такого огня. Ему понравилось играть с ней — связывать руки, заламывать ее, подминать, показывать ей, кто главный. Свою природу Хирю обмануть не могла, и как бы она не ненавидела, не вырывалась, Хомураби всегда легко раздвигал ее влажные складки между ног, и, когда он погружался в нее, звучно хлюпало. Он любил краткие мгновения, когда она под ним замирала, словно бы поддаваясь удовольствию, а на деле просто копила силы, чтобы вцепиться в него зубами или ногтями, нанести ему раны. От нее он иногда выходил таким исцарапанным, что Саваки молчаливо выгибал бровь от удивления. А Хомураби лишь улыбался. Страсть, что Хирю своим появлением привнесла в его жизнь, словно окрыляла. После ночи, проведенной с ней, все дела шли будто бы легче, а сам он становился решительнее, успешнее. Он легко осуществил свои главные намерения, и вот у него в руках был светлый, почти светящийся шар — фактор Рюуко. И у него была Хирю — безумная, вредная девка, которую до него так болезненно отодрали в борделе, что теперь ее без веревки не трахнуть. Но зато, как выяснилось по тестам, она имела склонности и к Свету, и к Тьме. Пусть и такая, и что? Хомураби был вовсе не против, стань она его королевой. Слишком уж эта женщина его окрыляла своей живой силой, своим страстным жаром убийства. И пусть убить сейчас она хотела именно его — так было честнее и интереснее жить. Он думал об этом и совсем не боялся, когда осторожно распорол ей живот острым тонким ножом. Фактор прижился легко, словно Хирю и была его изначальной хозяйкой. Несколько дней она просто спала. Хомураби лично сторожил ее сон, следил за слабым дыханием. И так изумился, когда она открыла опустевшие голубые глаза, что даже не посмел ее тронуть. Все было и хорошо, и в тоже время не так. Он ждал долгие дни, а она все молчала, неохотно шевелилась, исполняя его приказы — и все. Досадуя и удивляясь, Хомураби решил попробовать возобновить с ней близкие отношения. Он пустил в ход все умения в данной области, но не смог добиться никакой реакции. Изнутри она оказалась необычно сухой, настолько, что Хомураби стало больно, будто он втискивался в покойницу. С непривычки это привело в ярость, толкнуло на грубость. Оставляя на ее бедрах дорожки синяков и порезов, он жал ее пальцами, словно хотел сломать кости, специально вспарывал кожу ногтями. Он продолжал двигать бедрами с силой, с непрошибаемым, долгим упрямством. От спокойного такта ее дыхания, безразличия и покорности у Хомураби внутри тух костер, что она невольно разожгла в нем своей прежней горячностью. Хомураби все наращивал темп, по его разгоряченной коже ручейками лился пот, падал каплями на Хирю, но внутри Хомураби был холоден. Страсть больше не владела его рассудком. Она ушла навсегда — такая яркая, такая внезапная и такая... короткая. Он машинально двигал бедрами, думая о балансе и убитом им Рюуко, об изгнанном Широгане, о Саваки, об отвлеченных вещах. Разрядка не позволила испытать наслаждение. Страсть ушла вместе с прежней Хирю, которую он так опрометчиво сумел изменить. Теперь он не понимал, что именно испытывал к пустой оболочке. Новая Хирю была бесполезной любовницей, с этим было обидно смириться, но в любом случае — для фактора Рюуко она просто отличный сосуд. Он провел пальцами по ее щеке, длинные ногти чертили узоры на коже кровью, такой теплой на вид. Но Хомураби отчетливо показалось, что от кожи Хирю веет холодом, льдом, который Рюуко мог использовать в битвах. Хомураби совсем не винил в ее перемене себя. Разве не он мечтал посадить эту бывшую шлюху рядом с собой на трон?! От нее-то только и требовалось, что хорошенько дергаться под ним в постели, хлестать руками, стараясь выткнуть ему глаз. Разве это его вина, что она оказалась совершенно ни на что не годной, так быстро сломалась и стухла? Пусть сидит теперь у ног, а он, если того пожелает, будет пользоваться ей, как одной из своих вещей. Ледяная досада поглотила Хомураби, когда он произнес: — Ты моя кукла, Хирю. — его взгляд был настороженным. Он еще не обвыкся с тем, что она теперь совершенно другая. Хирю в ответ смотрела пустым, немигающим взором. — Кукла, — повторил Хомураби, теперь убеждая себя. Она полусидела у спинки кровати, не сводя вместе раздвинутых ног, вяло вывернув ладонями вверх безвольные руки. Он навис над ней — огромный над маленькой. Раздул ноздри, распрямил плечи, словно празднуя торжество. Но отчего-то сердце кольнула боль, когда голова Хирю начала послушно клониться все ниже и ниже.