Перерождения

Когда это происходит в первый раз, Чонин ещё слишком мал, чтобы понять, что втянут в порочный круг, который будет отравлять каждый день его жалкого существования. Он слишком мал даже для того, чтобы понимать, что его имя – Ким Чонин, и что младенца, спящего в соседней колыбели, зовут Ким Чунмён. Он слишком мал, чтобы интересоваться происходящим вокруг и предчувствовать смерть Чунмёна, которая придёт за ним в полночь. По правде говоря, хоть Чонин и проснулся, его младенческий разум ещё не распознаёт тихое шевеление и тени, скользящие по стенам их больничных покоев, когда до полуночи остаётся десять минут. Тёмная неясная фигура встаёт перед колыбелью Чонина. Она медлит, пока Чонин не начинает что-то лепетать и протягивать к ней руки. Видя, что Чонин проснулся, незнакомец отходит к другой колыбели, где тихо дремлет Чунмён. Чунмён был тихим с рождения – даже сделав первый вздох, он всего лишь едва всхлипнул. Он тихий и во сне и в бодрствовании, и движение грудной клетки – единственный признак жизни. Он остаётся тихим даже в смерти, когда тёмная фигура пронзает его слабое сердце блестящим в ночи кинжалом. Тень ускользает из залитого лунным светом детского дома, когда часы на сельской башне пробивают двенадцать. Так заканчивается первая жизнь Чонина и начинается бесконечная череда смертей Чунмёна. Чонин просыпается не в больнице детского дома, как в прошлой жизни, а в совершенно другой вселенной, где он ребёнок в самой обычной семье, живущей в отданном под залог доме, окружённом высоким белым забором. Чонин ещё узнает в следующих жизнях, что он никогда не будет просыпаться в нормальных местах. Когда он открывает глаза, он лежит на кровати. Теперь он не младенец, а уже малыш, во всю играющий в догонялки. Это первый раз, когда Чонин достаточно взрослый, чтобы осознавать, что его окружает. Возможно, та жизнь находилась между этой и той первой, в детском доме, но он не помнит. Возможно, этих жизней вообще не было. Он не имеет ни малейшего представления, зачем бежит, – ноги на автомате заставляют его двигаться в сторону маленького черноволосого мальчика, беззвучно смеющегося и пытающегося ускользнуть от Чонина. Но потом мальчик неожиданно останавливается, пошатываясь, и наклоняется, сжимая руками коленки. Он заходится кашлем, слишком тяжёлым для такого маленького тела, марая чистый тротуар ярко-алой жидкостью. Он начинает хрипеть, и громоздкий кардиомонитор, закреплённый на ремне его шорт, сходит с ума. – Чунмён, – кричит женщина и мчится к тому месту, где маленький мальчик по имени Чунмён упал на асфальт. Его тело начинает биться в конвульсиях, и Чонин в ужасе смотрит на это, не в силах ничего сделать. Его детский разум едва ли понимает, что происходит. Вскоре глаза Чонина прикрывают тёплые и нежные руки. – Не смотри, Чонин… Давай, мама уведёт тебя домой, – мягко произносит женский голос, и его уводят за руку. Чонин смотрит на маму и спрашивает: – С ним всё будет хорошо? Его мать хмурится, собираясь что-то сказать, но тут же закрывает рот, пытаясь подобрать правильные слова. – Чунмён… родился особенным. Чудо, что он вообще дожил до этого возраста. Как бы то ни было, он прожил хорошую жизнь, потому что у него был такой друг, как ты. Чонин хочет сказать, что никогда раньше не видел Чунмёна и даже не знает, зачем гонялся за ним в парке, но чем дольше он живёт в этом мире, тем реальней он ему кажется. Он совершенно ничего не помнит об этой жизни, но в его помутнённом подсознании всплывают неясные воспоминания, где он держит за руку этого мальчика, и они смеются, разлёгшись на горячем асфальте. Этого достаточно, чтобы понять, что Чунмён – его друг, и его друг, которого сейчас забирает машина скорой помощи, только что перестал дышать. Тело Чунмёна такое маленькое, что едва ли занимает половину носилок. Чонин начинает плакать, когда двери машины скорой помощи закрываются. – Мой друг, – хнычет он, – мой друг ушёл… – Тшшш, всё будет хорошо, Чонин, – шепчет ему мама, поднимая на руки. – Ты ещё увидишься с ним, обещаю… Мама гладит его по спине, пока он икает, пряча лицо на её плече. Он закрывает глаза, вдыхая едва знакомый запах матери. Чонин открывает глаза, и его больше не обнимают руки мамы. Он стоит посреди свалки и он немного выше, чем в прошлой жизни. Чонин моргает, щурясь от яркого солнечного света, и пытается понять, что он делает в окружении гор металлолома и старых ржавых мусорных контейнеров. Из соседнего контейнера выглядывает голова, и сердце Чонина замирает на секунду – это тот самый темноволосый мальчик из его прошлой жизни. Чунмён. Он подбегает к контейнеру, потому что Чунмён его друг, и Чонин не хочет, чтобы ему вновь было больно. Но стоит Чонину приблизиться, мальчик из контейнера кричит: – Уходи, Чонин! Чонин кладёт руки на стенки ржавого металлического контейнера, наклоняя голову. – Почему? Что ты там делаешь? Хмурый мальчик только мрачнеет, отвечая: – Ты назвал меня куском дерьма, помнишь? Чонин не помнит, потому что переместился из прошлой вселенной в эту без всякого знания ситуации. Видимо, в этой вселенной их отношения не такие близкие. Но в памяти Чонина до сих пор всплывают мгновения счастливых воспоминаний, связанных с Чунмёном, и та трагедия, которая только что произошла на его глазах. Он потерял Чунмёна в прошлой жизни и это, учитывая происходящее, может быть его вторым шансом. – Чунмён, уходи оттуда! – Зачем? Чтобы ты мог ещё сильнее меня обидеть? Горло неприятно сжимает, когда Чонин наклоняется к нему: – Прошу, Чунмён. Пожалуйста, уходи отсюда. Я… Я не собираюсь тебя обижать, обещаю. Мальчик непреклонен. Чонин беспомощно цепляется за стенки контейнера, в отчаянии топая ногой и умоляя Чунмёна уйти, но Чунмён ныряет обратно в море мусора, на самое дно. И вскоре Чонин слышит низкий грохот и видит гигантскую клешню, спускающуюся с неба. Она прямо перед глазами поднимает контейнер, и он выкрикивает имя Чунмёна ей вслед, пока горло не начинает болеть, но клешня продолжает выгребать содержимое на ближний уплотнитель мусора. Гигантская машина прессует смесь металлолома и Чунмёна в аккуратный куб, и Чонин падает на землю, ничего не видя и не слыша из-за собственных рыданий. Он сворачивается в беззащитный клубочек и чуть покачивается, засыпая посреди свалки. Чонин узнает позже, что в некоторых жизнях они с Чунмёном будут дружить, в других будут врагами. Иногда, они могут и вообще не встретиться, и Чонин думает, что самые ужасные жизни – те, где Чунмён умирает ещё до того, как Чонин видит его лицо. В следующей жизни, Чонин уже достаточно большой, чтобы читать, но не достаточно взрослый, чтобы понимать прочитанное. Он берёт газету, оставленную отцом во время завтрака, нерешительно принюхиваясь к горьковатым бурым пятнам, расплескавшимся по маленьким буквам. Чонин не знает большей части слов, но его знаний достаточно, чтобы понять заголовок, частично запятнанный кофе. – На дне болота нашли тело десятилетнего мальчика, – читает он вслух, сбивчиво выстраивая тяжёлые слоги в слова. Оставшаяся часть дня проходит без происшествий, но Чонин ничего не может поделать с охватившим его чувством, будто чего-то недостаёт. Такие жизни, что проходят без встреч с Чунмёном, – самые ужасные, потому что когда он живёт в них, память Чонина о Чунмёне затухает, и он превращается в туманную дымку, становясь ничем. За окнами квартиры Чонина какое-то волнение: у здания выстроились в ряд машины скорой помощи и полиции. Родители Чонина запрещают выходить ему из дома, когда он один, так что он подходит к окну и вытягивает шею, силясь рассмотреть, что происходит на улице. Он видит, как из парадного подъезда выкатывают носилки, на которых распростёрлось укрытое простынёй тело, и загружают их в скорую. Такое знакомое зрелище, хоть Чонин и не может сдвинуться, чтобы лучше рассмотреть. Он включает телевизор, надеясь, что в новостях могут сказать что-то, что прояснит ситуацию. По местным новостям бесконечно повторяющимся треком включают шипящую запись голоса какого-то мальчика. «Мам… Пап… Простите…» Чонин не знает, кому принадлежит этот голос, но всякий раз, как его слуха достигают эти три слова, он чувствует, что его сердце сжимается немного сильнее. Наконец аудиозапись прерывается словами диктора, который серьёзным голосом объявляет: «Это были последние слова четырнадцатилетнего мальчика, тело которого нашли в туалете, в доме его семьи в 3.17 дня. Это голосовое сообщение было оставлено на телефоне его матери примерно за час до обнаружения тела…» Он вырубает телевизор, не в силах больше выносить этот репортаж. Чонин пытается игнорировать эту трагедию, всё более открывающуюся ему, но это почти невозможно, когда печаль сковывает сердце, проникает внутрь по венам. Необъяснимый страх охватывает Чонина, потому что голос мальчика кажется таким знакомым. Чонин засыпает, сворачиваясь калачиком, с именем, застывающим на кончике языка. В следующей жизни Чонин сидит за длинным столом, окружённый незнакомыми людьми в форменных рубашках и галстуках. Чонин оглядывает себя и понимает, что одет точно так же. Перед каждым студентом стоит поднос с чашкой риса и вкусными на вид закусками, но никого, кажется, не интересует их еда. Вместо этого каждый за столом Чонина, да и вся столовая повернулись к двум парням, кружащимся вокруг друг друга в самой середине помещения. Они очень быстро обмениваются ударами, причём один намного крупнее другого, но Чонин не слышит о чём они говорят из-за громких выкриков толпы: «Бей! Бей!» Тот, что поменьше, вдруг перестаёт двигаться, медленно приближаясь к другому с поднятыми руками. Губы двигаются, будто он пытается урезонить соперника, но некоторых негодяев невозможно успокоить, и крупный парень вдруг обхватывает другого рукой за шею. Толпа подначивает их ещё громче, и хулиган достаёт откуда-то ножик, демонстрируя его всем смотрящим. Мальчишка в захвате снова пытается что-то сказать, но громила вонзает в него нож и бросает парня на пол. Тёплая алая кровь разливается по кафельному холодному полу. Здоровяк смеётся и пинает его в рёбра, покидая столовую и оставляя другого мальчишку умирать в тихой агонии. Даже когда помещение пустеет, он продолжает лежать на полу в луже собственной крови, и, приближаясь к парню, Чонин про себя удивляется, почему здесь нет ни одного взрослого. Испачканное алой кровью его лицо кажется мертвенно-бледным, его дыхание совсем слабое и прерывистое. У Чонина дрожат ноги, и, кажется, он сейчас рухнет, когда опускается на колени и берёт холодную руку мальчика в свою. – Как тебя зовут? – дрожащим голосом спрашивает Чонин. – Чу-Чунмён, – еле слышно выдыхают в ответ. Чонин сжимает пальцы Чунмёна, когда грудная клетка парня вздрагивает, а глаза закатываются. Чонин сглатывает, чувствуя, что готов разрыдаться. – Чунмён, – первое слово, слетающее с губ, когда Чонин приходит в сознание в следующей жизни. Парень, сидящий напротив него, поднимает голову и мягко спрашивает: – Да, Чонин? Чонину кажется, будто его грудная клетка сжимается вдвое: парень, сидящий перед ним, точь-в-точь тот мальчик, которого только что закололи на его глазах, только более взрослый. Пусть прошлые воспоминания Чонина почти стёрлись, он помнит достаточно, чтобы узнать его лицо. Один взгляд на него, и в голове начинают появляться узоры прошлого. Каждый день Чонин просыпается в середине новой жизни. Разные обстоятельства, новые люди вокруг, но кое-что служит эстафетной палочкой, передающейся одной жизнью другой: Ким Чунмён. Каждый раз Чунмён умирает. И чаще всего Чонин вынужден смотреть на его смерть. А потом Чонин закрывает глаза и просыпается уже в новой жизни, и круговорот повторяется снова. Иногда Чонину кажется, что он взрослеет между вселенными, но скорее всего, воспоминания этих прерывистых жизней уже выскользнули сквозь щели его разума. – Чонин, хэ-э-эй! – парень машет рукой перед лицом Чонина, пытаясь привлечь внимание и вскидывая брови в удивлении. Смаргивая минутное оцепенение, Чонин смотрит снова, чтобы оценить обстановку. Он снова в столовой, но она разительно отличается от прошлой. Все вокруг одеты в униформу, но она похожа не на школьную, а скорее на военную. Он смотрит на свою одежду, к которой прицеплена табличка с именем «Ким Чонин». У парня, сидящего напротив и участливо смотрящего на него, табличка с именем «Ким Чунмён», а на форме ещё одного парня, сидящего рядом с Чунмёном, значится именем «Ким Чондэ». – Ким Чонин… Ким Чунмён… Ким Чондэ… – тихо проговаривает Чонин, пробегая глазами их таблички с именами. – Браво, Чонин, – подмечает парень с именем Ким Чондэ. – Понял наконец-то, почему нас зовут «троица Ким Ч». – Чондэ, – предостерегающе кидает Чунмён, перед тем как повернуться к Чонину. – Чонин, ты как? Знаю, сегодняшние тренировки были слишком жестокими… Если хочешь, я могу попросить ещё порцию супа. – А, н-нет, спасибо… Чунмён, – сердце Чонина замирает на секунду от того, как обыденно слетает с губ это имя. «Я видел, как ты умер в другой жизни», – думает он, когда чужие губы растягиваются в добрую улыбку. После обеда Чонин идёт за Чунмёном, который, похоже, лидер их компании. – Сегодня у нас обычный полевой обход, – говорит Чунмён группе из одиннадцати парней, стоящих перед ним. – Я, Чондэ и Чонин займёмся «Пустынным волком», объединённым на севере лагеря. Остальные пойдут на юг, под командованием сержанта У. Чунмён выходит, и остальные идут за ним, пока в помещение не остаются только Чонин и Чондэ. – «Пустынный волк»? – стесняясь спрашивает Чонин. Чондэ хихикает. – Не могу поверить, что он всё ещё так её называет. Зануда. Запомни, там мы с Чунмёном пойдём в противоположных направлениях, а ты на Хамви* объедешь вокруг корпуса. – А, спасибо, хён. – Нет проблем, – Чондэ треплет Чонина по волосам и тянет за собой в комнату в общаге. Чунмён приподнимает бровь, когда переодеваясь видит Чонина, смотрящего на него, и тот краснеет. Чонин стоит и гадает, как надевать свою одежду. Когда они оказываются за территорией лагеря, Чунмён собирает Чонина и Чондэ около машины. – Передвижение врага на данный момент под контролем, так что никаких сюрпризов не должно быть. Но вы знаете, что делать в экстренных случаях. – Чунмён выжидательно смотрит на Чондэ, который утвердительно кивает, а потом на Чонина, смотрящего в ответ с непониманием. – Запомни, Чонин, – терпеливо говорит он, – просто продолжай объезжать лагерь вокруг. Мы с Чондэ будем связываться по рации. – Он хлопает их обоих по плечу с дежурной улыбкой и убирает руки. – Верно, хён, – усмехается Чондэ. Чунмён пихает его в рёбра, пока Чондэ не приставляет руку к голове, и Чонин следует тому же. – Мы едины! – выкрикивает Чунмён и поднимает руку. Чондэ не жалует его энтузиазм, а Чонин поднимает руку для хлопка слишком поздно. Чунмён сжимает губы в полоску. – Давайте в следующий раз выложимся на полную, – говорит он, пытаясь оставаться бодрым. Вокруг них лишь тёмные тени. Чонин видит вокруг себя, когда пытается попить, чтобы заглушить сухость в горле, только необъятные просторы грязи и песка. На горизонте видны пыльные штормы. Чунмён и Чондэ разошлись в разных направлениях, как и планировалось, и Чонин провожал их взглядом, пока они не растворились в пыльном горизонте. Слушая инстинкт, Чонин заворачивает на машине в широкую арку, объезжая по кругу территорию лагеря. Каждые несколько минут по рации слышен голос Чунмёна или Чондэ, докладывающих о любых находках. Пока они не нашли ничего, только грязь, пыль и песок. Неожиданно рация разрывается голосом Чунмёна. В высоком голосе слышится паника. – Чонин, Чондэ… тут земляные мины кругом. Я обезвредил одну, и, мне кажется, я слышу приближение врага. Чонин, подбери Чондэ и сейчас же вези его в лагерь. Запроси подкрепление, но не позволяй никому покидать территорию лагеря. – ПРИДУРОК, А ТЫ? – кричит Чондэ в микрофон, прицепленный к голове. Чонин застывает, костяшки его пальцев, сжимающих руль, побелели от напряжения. – Чондэ, я обещал маме и папе, что буду заботиться о тебе. Обо мне не волнуйся. Я… всё, – по рации слышится хриплое дыхание, но Чонин не уверен, кому из солдат оно принадлежит. Чунмён повторяет строгим голосом: – Чонин, поезжай на восток, там Чондэ. Сейчас же! Это приказ. Он не может позволить Чунмёну умереть, только не снова. Тут в рации раздаются искажённые крики и пистолетные выстрелы, и сердце останавливается, после чего повисает тишина. Чонин ничего не может сделать. – Приезжай и забери меня, чёрт бы тебя побрал, – шипит Чондэ, тихо рыча от тоски и разочарования. Злость Чондэ, его свирепое дыхание и ужасающая тишина, просачивающиеся сквозь трубку, действуют на Чонина словно ядовитый газ, и ему кажется, что он не может дышать. Он нажимает на педаль газа и выруливает на восток, где находится Чондэ. Чонин жмёт на тормоза, как только силуэт Чондэ появляется в поле зрения. Пыль повсюду, и Чонин совсем не видит, что на щеках солдата блестят дорожки слёз, пока Чондэ не подкрадывается к внедорожнику. Езда до лагеря наполнена томительным ожиданием и страшной тишиной. Когда они подъезжают к воротам лагеря, рация снова оживает. – Чондэ… – голос Чунмёна тихий, звучит будто издалека. – Позаботься о маме и папе вместо меня. Будь хорошим мальчиком… Чонин, я… В рации снова раздаётся звук выстрела, затем тишина. Ни единого звука, ни намёка на жизнь. Жизнь Чонина – это ходячий кошмар. Он понятия не имеет, сколько ещё раз он будет смотреть, как Чунмён умирает. А ведь в некоторых мирах они даже влюбляются. – Они не найдут нас здесь, Чонин. Так что всё в порядке, – шепчут ему в ухо. В том тесном пространстве, в котором они находятся, Чонин не может увидеть, с кем он разговаривает, но голос спутать невозможно. Чонин чувствует, как мягкие тонкие пальцы сжимают его. – С нами всё хорошо, пока мой отец нас не найдёт. Чонин чувствует мягкий поцелуй на своей шее. – Нам просто нужно ещё немного подождать, – шёпот Чунмёна проникает ему под кожу. – Однажды Чондэ станет достаточно взрослым, чтобы занять место отца, и мы сможем уехать туда, где нам не нужно будет постоянно скрываться. Обещаю. Но обещания ничего не значат, потому что Чонин уже знает, как это закончится. Пальцы застенчиво сжимают ворот пиджака Чонина, а шею опаляет тёплое дыхание. Дверь с хлопком открывается, и полоска света проникает в тёмный шкаф. – Стоять! – произносит низким голосом мужчина. – Ким Чунмён, выйди из шкафа. Чунмён сжимает пальцы Чонина и выходит, останавливая Чонина рукой, чтобы тот не шёл за ним. – Я не знаю, что Вы собираетесь делать, но мой отец самый влиятельный человек страны… – О, я знаю, – ухмыляется мужчина, – он меня и послал. Чонин не успевает сделать ни одного движения: он только видит яркую вспышку и слышит оглушительный выстрел сразу вслед за ней. Тело Чунмёна безжизненно падает на пол. Лицо мужчины приобретает звериный оскал, и он говорит: – Ты был кем-то вроде его телохранителя? – а потом наставляет на Чонина пистолет и кладёт палец на курок. Сейчас Чонину хочется умереть, если это сможет избавить его от бесконечного переживания чунмёновых смертей. Чонин закрывает глаза и дышит глубоко и ровно. Он слышит второй выстрел, прежде чем почувствовать его: сильный удар в лоб, который быстро превращается в тупую дробящую боль. – Чондэ! – прикрикивает знакомый голос. – Извинись перед няней! Чонин моргает и понимает, что его опять перенесло в новую параллельную вселенную, новую жизнь. Снова. Даже смерть не поможет ему сбежать из этого замкнутого круга. В этот раз он, скрестив ноги, сидит на пёстром ковре, окружённый игрушечными поездами и разбросанными вокруг лего и детскими книгами. Маленький мальчик, сидящий рядом с ним, нахально ухмыляется с игрушечной сковородкой в руке. Рядом на корточках сидит парень, неодобрительно хмурясь на мальчика. – Я прошу прощения за моего братика, – говорит мужчина. – Мои родители избаловали его. Сейчас я за ним присматриваю, так что постараюсь исправить его характер. С трудом складывая буквы в слова, Чонин бормочет: – Всё нормально… Чондэ… хороший ребёнок. – Ты так думаешь? – яркая широкая улыбка, полученная в ответ, ослепляет Чонина. – Не удивительно, что Чондэ, кажется, тебя любит. Чунмён выглядит таким счастливым, что Чонину хочется рыдать. Потому что он знает, что последует после. Это неизбежно происходит до полуночи в каждой жизни, в каждой вселенной. – Чонин, тебя отвезти домой? – торопливо добавляет Чунмён. И только потому, что Чонин знает, что случится, и хочет сделать всё, что в его силах, чтобы прекратить это, он отказывается. Пусть Чунмён расстроен из-за его отказа, Чонин только хочет, чтобы он оставался дома с Чондэ и смог пережить этот день. Когда Чонин тянется к дверной ручке, кто-то хлопает его сзади по плечу. Чунмён смущённо улыбается ему и протягивает зонтик с жёлто-чёрным принтом, как у такси. Это просто жест привлечения внимания, но Чонин принимает его с благодарностью. Он открывает дверь, и чёрный клубочек меха проскальзывает у него между ног и бежит на середину оживлённой, залитой дождём улицы. – Ырыронджи! – кричит Чондэ, бросаясь к двери, отпихивая Чонина и убегая за щенком. Чонин кидает зонт и бежит за мальчиком, который поскользнулся на гладком асфальте и теперь стоит на коленях, сжимая в кулаках задние лапы щенка. Чонин бежит по лужам, расплёскивая воду, и добегает до мальчика с щенком, наклоняясь, чтобы забрать их. Раздаётся рёв гудка грузовика, мчащегося прямо на Чонина с Чондэ. Водитель не может справиться с управлением, чтобы объехать их, и Чонин пытается уйти с дороги, всё ещё сжимая Чондэ, но его грубо толкают в сторону, подальше от опасности. Чонин поворачивается, чтобы посмотреть, кто его толкнул, и долго искать не приходится: Чунмён лежит на тротуаре, а мощный ливень смывает дорожки крови с его кожи. – Не смотри, – шепчет он Чондэ, который начинает тихо рыдать и прятать лицо в боку у Чонина. Но сам Чонин не в состоянии отвести взгляд от Чунмёна: его кожа будто светится чистотой, даже когда он мёртв. В момент безумного мучения Чонин жалеет, что постоянно умирающий Чунмён не уходит не познакомившись с Чонином. Потому что даже видя это бесконечное количество раз, Чонину до сих пор больно. И чем ближе к Чунмёну Чонин, тем сильнее становится боль. Впервые за все жизни Чонин просыпается в кровати. Он кулаком протирает глаза и тут же замирает, чувствуя, как что-то гладкое и холодное касается его век – тонкое золотое кольцо на безымянном пальце. Он поворачивается на бок и видит закрывшего глаза и ангельски сложившего руки под щёку Чунмёна. Чонин улыбается – начало этой жизни не такое плохое. Он пододвигается ближе к Чунмёну и наклоняется, чтобы поцеловать его в лоб, но кожа Чунмёна ледяная. И он не дышит. С несвязным стоном Чонин выпрыгивает из кровати и прижимается к стене, набирая воздух в грудь. Теперь он видит пустые баночки от таблеток, валяющиеся на ковре с той стороны, где спит Чунмён. Единственный способ Чонина сбежать отсюда – это вновь погрузиться в сон. Он на трясущихся ногах ползёт обратно в постель и вжимается лицом в подушку, которая всё ещё пахнет Чунмёном. Когда он просыпается, всё небо тёмное, а улица купается в красных огнях и переполнена какими-то отвратительными личностями. Чонин осторожно пробирается сквозь толпу, стараясь игнорировать вонь, исходящую от некоторых. – Эй! Ты! Чонин оглядывается, стараясь найти источник этого тёплого, глубокого и чистого, с мягкими нотками голоса. Он видит худенького парня, прислонившегося к фонарю. Парень смахивает светлую чёлку с глаз, и в этот момент Чонин узнаёт его – раньше Чунмён никогда не появлялся с белыми волосами, но это его тёплые карие глаза, несомненно. – Ты похож на того, кто хочет хорошо провести время, – невнятно произносит Чунмён, хватая Чонина за воротник. Он близко наклоняется и шепчет: – К счастью для тебя, я свободен этой ночью. Ну, не бесплатно. Но для тебя я готов пересмотреть свою цену. Чонин отбивается от хватки Чунмёна: всё должно произойти не так, он не хочет покупать Чунмёна. Для этого он слишком сильно его любит. Глаза Чунмёна наполняются болью, понимая отказ. – Прошу, – выдыхает он. – Как насчёт часа? Полчаса? Прошу, мне очень надо. Но Чонин молча качает головой, отходя от Чунмёна. – Сухо, – раздаётся рык за Чонином. Переполненный злостью мужчина хватает Чунмёна и требовательно спрашивает: – Ты нашёл другого клиента? – Я… я пытался, – скулит Чунмён. – Я пытался попробовать с ним, но… – он указывает на Чонина, неуверенного, убегать ему или оставаться на месте. – Ну и? Пытался – ничего не значит. Да или нет, Сухо? – Н-нет. Мужчина толкает Чунмёна на грязный асфальт, и Чонин бросается вперёд, чтобы успеть подхватить его. Чунмён цепляется за Чонина, ограждающего его от нападающего, но мужчина вытаскивает нож и вонзает его во внутреннюю сторону бедра Чонина, едва не задев его пах. Чонин сгибается, и мужчина пользуется этой возможностью, чтобы снова схватить Чунмёна. – Убирайся отсюда, пидрила, – рычит он. – Отпусти его, – требует Чонин, стараясь казаться мужественнее, чем он себя ощущает. – Это наше дело. Эта шлюха должна мне больше своей цены. Только приблизься, и я навсегда избавлюсь от него. Чонин не двигается, а мужчина с нажимом проводит лезвием ножа по брови Чунмёна, расчерчивая рану до переносицы. Чунмён жмурит глаза и прикусывает губу, чтобы не закричать. – Я предупреждал тебя, – мужчина садистски смеётся, вонзая нож в горло Чунмёна. К счастью, Чонин тут же теряет сознание. Он просыпается в кровати, на этот раз уже, чем в прошлой жизни: места хватает только для одного человека. Кровать тёплая и удобная, а Чонин так чертовски устал, что просто зарывается в подушку и издаёт судорожный всхлип. Чонин чувствует, как его кровать прогибается, а пальцы расчёсывают его волосы. Он поднимает голову и лицом к лицу сталкивается с Чунмёном, в чьих карих глазах отражается беспокойство, а его светлая чёлка влажная после душа и свисает тонкими прядями. Взгляд Чонина сразу натыкается на шрам между бровью и переносицей. Он не помнит, что раньше видел этот шрам. – Снова скучаешь по семье? – тихо спрашивает Чунмён. Его слова и выражение лица будто говорят, что они многое пережили вместе. Но Чонин мотает головой. Его глаза пытаются упиться каждым дюймом Чунмёна, прежде чем он снова его потеряет. Чунмён хмурится. – Это кто-то из мемберов? Тебе что-то сказал Бэкхён? Я говорил ему следить за своим языком, но ты же знаешь, что он… – Н-нет, хён. Ничего подобного, – неуверенно и осторожно говорит Чонин. – Я скучал… по тебе. В глазах Чунмёна читается вопрос. – Чонин, мы видим друг друга практически каждый день на протяжении большей части последних десяти лет. И вчера, после репетиции, ты, кажется, был очень счастлив, когда я перестал мельтешить перед глазами. Чонин не в состоянии формулировать свои мысли, не в силах выразить, что он не грустит именно потому, что видит Чунмёна. Этот взгляд Чунмёна вызывает невыносимые страдания, потому что когда Чонин видит его лицо, всё, о чём он может думать, – как долго он смотрел на смерти старшего. И как он не мог его спасти. Ни разу. Он тянется к запястью Чунмёна. – Можешь остаться со мной? – тихо спрашивает он. Чунмён колеблется. – Чонин, уже слишком поздно – Прошу, – хрипит Чонин, и слёзы подступают к глазам. Встревоженный внезапной слабостью Чонина, Чунмён уступает. – Хорошо, но только в этот раз. Сегодня у нас нет расписания и выступлений. Чонин прижимается к стене, чтобы освободить место для Чунмёна. Они ложатся лицом друг к другу, и Чунмён тянется к рукам Чонина, чтобы сплести их пальцы. – О чём-то хочешь поговорить? Чонин мотает головой. – Закрой глаза, – мягко произносит он. Чунмён одаряет его смущённым взглядом, и опускает веки. Когда он закрывает глаза, Чонин наклоняется к нему, чтобы коснуться своими губами, крадя мягкий, целомудренный поцелуй. Чунмён распахивает глаза, издавая в губы приглушённый испуганный звук, но Чонин целует настойчивее, и Чунмён расслабляется, позволяя углубить поцелуй. Когда Чонин отстраняется, Чунмён выглядит настолько смущённо, каким не был никогда раньше. – Почему? – выдыхает он. – Я… люблю тебя, Чунмён, – глубоко выдыхает Чонин, и его вдох больше похож на рыдания, поэтому Чунмён крепче сжимает его руки. – Эй, Чонин… Эм, я думаю, всё нормально, если хочешь оставаться в кровати подольше… Уверен, менеджер-хён поймёт… – Не оставляй меня… – шепчет Чонин. – Всё хорошо, я никуда не уйду. Я здесь, с тобой… Когда Чонин просыпается, он уже не в комнате общежития. Он в незнакомом месте, в незнакомой кровати, но незнакомое – не значит враждебное. Чонин просто странно чувствует себя в этом доме. Спящий возле него мужчина обнимает его талию руками. Он похож на Чунмёна, и первая мысль Чонина – он ошибся. Снова. Он смотрит на него, и вопросы стреляют в его голове: сколько лет Чонин пропустил между жизнями и почему Чунмён выглядит гораздо старше, чем в прошлой жизни? Что случилось с Чунмёном в той вселенной? Всё внутри Чонина сжимается, когда он задаёт себе вопросы: почему Чунмён умер и почему Чонин снова не смог его спасти? От ёрзаний Чонина Чунмён вскоре просыпается. – Доброе утро, солнце, – бормочет он с сонной улыбкой. Чонин не знает, как ещё выяснить, поэтому выпаливает: – Кто и где мы? Чунмён в замешательстве смаргивает. – С тобой всё хорошо? Ты же не пил вчера вечером после того, как мы вернулись домой, так? – Издеваешься? – Горло Чонина иссохло, и он просит: – Пожалуйста, ответь. – Хорошо, – с сомнением соглашается Чунмён. – Тебя зовут Ким Чонин, меня – Ким Чунмён. Мне 33 года, тебе 30. Мы встретились много лет назад, когда были трейни и готовились стать участниками EXO. Мы долго жили вместе в одной комнате в общежитии, и однажды ты плакал в кровати и поцеловал меня, и да… В нашей жизни было много хорошего и плохого. Сейчас мы живём вместе, потому что ты мне очень сильно нравишься, и я уверен, что тоже тебе нравлюсь. Он нежно улыбается и закрывает глаза, потеревшись кончиком носа о чонинов. – Ты такой милый, когда сонный, – бормочет Чунмён, мило потирая свои сонные глаза. Чонин не знает, что думать и что говорить. Насколько он понимает, он всё ещё в прошлой жизни. Но самое важное, что Чунмён всё ещё жив. Он примерно на десять лет старше, чем в прошлый раз, когда Чонин его видел, и это всё ещё тот Чунмён, который утешал его в кровати. Ему жаль десять лет этой жизни, которые он пропустил, но всё, что имеет значение – Чунмён живой. Неохотно Чонин позволяет Чунмёну вытащить себя из кровати, чтобы начать новый день обычного человека. – Поверь мне, если бы мы могли провести остаток своей жизни лёжа в кровати, я бы в мгновение ока согласился, – уверяет его Чунмён. Чонин в удивлении смотрит, как до сих пор одетый в пижаму Чунмён делает им завтрак. Лениво, спокойно и комфортно – не то, к чему привык Чонин. Он привык к состоянию повышенной готовности и к ужасу, подступающему к его нутру. После того, как они оба переодеваются, Чунмён протягивает ему сумку, где лежат сменная одежда, полотенце и некоторые туалетные принадлежности. – Чонин, – выдыхает он. – Я буду собирать твои вещи, хорошо? Я проверил твою сумку, и ты снова забыл нижнее бельё. Чонин краснеет и берёт сумку. Всё правильно. Они идут до автобусной остановки вместе. Когда они выходят из дома, Чунмён отстраняется, осторожно сохраняя безопасную для публичного места дистанцию. В автобусе они садятся рядом друг с другом, касаясь только коленями. – Твоя остановка, Чонин, – бормочет себе под нос Чунмён. – У меня съёмки с полудня до шести вечера, если хочешь, я приготовлю ужин. – А потом ещё тише шепчет: – Я люблю тебя. Он коротко сжимает пальцы Чонина, и затем Чонин выходит из автобуса, подъехавшего к небольшому зданию с написанным на окне двери «Танцевальная студия Ким Чонина». Он открывает стеклянную дверь, и раздаётся приветливый звон. Мужчина, прислонившийся к столу секретаря, с усмешкой глядит на входящего Чонина. – Чонин! – весело приветствует он. – Хей… Лэй, – отвечает Чонин, косясь на именной бэйдж мужчины. Но тот только смеётся. – Не глупи, сейчас можешь звать меня Исином. Лэй только при студентах, помнишь? – А… да… – Хорошо себя чувствуешь, Чонин? Чунмён-хён написал мне, что ты утром был не в себе. – Нет, всё отлично… Я просто… люблю Чунмён-хёна. Исин понимающе улыбается в ответ. – Хорошо. Видишь, как тебе повезло – Чунмён, кажется, очень сильно любит тебя в ответ. Впервые за все жизни, у Чонина, кажется, появляется смысл существования. Руководить танцевальной студией и вести занятия – это так естественно, он чувствует, будто всю жизнь провёл на паркетном полу перед зеркальными стенами. Он хочет делать это всю оставшуюся жизнь, как можно дольше. Дома, куда он возвращается вечером, Чунмён помешивает суп палочками – такое родное и естественное. Чунмён рассказывает забавные случаи, которые произошли на съёмочной площадке, а затем с интересом слушает, как прошёл день Чонина. Чонин с неохотой ложится спать, потому что не имеет ни малейшего представления, где он будет, когда проснётся. Несмотря на то, что Чунмён впервые остался жив, это не даёт никакой гарантии, что он останется в этой жизни. Когда они вместе заползают под одеяло, Чонин крепко хватает руку Чунмёна и не отпускает. – Чонин, всё хорошо? – Чунмён кладёт другую руку на шею Чонина, и его пальцы мягко проводят по волосам. – Я просто хочу, чтобы ты был здесь, когда я проснусь, – бормочет Чонин, остро осознавая, как странно звучат его слова для Чунмёна. Его догадка верна – глаза Чунмёна встревожено распахиваются. – Что? Конечно, я буду здесь. Обещаю. Чунмён сжимает руку Чонина, не отпуская её, и Чонин молча благодарит его за это. Чонин пытается бороться с сонливостью как можно дольше в страхе потерять эту жизнь. Он хочет, чтобы она длилась вечно, но в конце концов сон берёт верх, и Чонин теряется в темноте. Когда он просыпается, его пальцы всё ещё переплетены с пальцами Чунмёна, который наблюдает за ним с нежностью во взгляде и с лёгкой усмешкой. – Я говорил тебе. Я всегда держу обещание.