~
Когда их пытаются запихнуть в те страшные приюты для сирот, Ванда прокусывает руку социальному работнику и сбегает. У нее во рту надолго остается привкус чужой грязной кожи, а ноги быстро устают, натертые рваными босоножками; в церкви в центре города ее ждет брат. Пьетро несет ее на руках до бедного шалаша, который обустроил сам. Наверное, они смотрятся дико: десятилетний мальчик несет хрупкую девочку в оборванной одежде через кирпичные развалины многоэтажек, но Ванду нести легко; она не весит ни грамма, думает Пьетро. — Ты в порядке? — спрашивает он ее и смотрит внимательно-внимательно, заправляет ей волосы за ухо и гладит по щеке. Ванда выглядит уставшей, голодной и какой-то чужой, будто повзрослевшей без него за эти несколько дней. Голубые глаза Ванды сверкают чуть ярче, когда Пьетро наклоняется к ней, и она хриплым голосом смеется: — Ты сам-то в порядке? — Эй, — картинно обижается Пьетро и спускается на колени перед ней, — я же старше, мне нужно заботиться о тебе. — На двенадцать минут! — восклицает Ванда и заходится кашлем. Ей кажется, что вода в руках у Пьетро появляется просто со сверхъестественной скоростью. На Ванду падают бетонными глыбами воспоминания о жажде под завалами, и ее передергивает, встряхивает, словно треснуло электрическим током. — Пей, — говорит Пьетро и насильно толкает ей в губы горлышко бутылки. Он пытается быть жестким, не поддаваться панике, но ему страшно от этих приступов паники сестры, и, в конце концов, ему десять, он, в самом деле, боится. — Пьетро, — зовет его Ванда и сжимает его свободную руку. Голубые глаза Ванды вновь сверкают чуть ярче, когда Пьетро откладывает в сторону бутылку и на руках несет ее к импровизированной кровати. Они накрываются одним одеялом, и Пьетро обеими руками обнимает Ванду. Ванде легко и спокойно; они снова вместе, снова живые.~
Им семнадцать, и знаете, Ванда не знает никого храбрее своего брата. Тот быстро бегает, умеет драться и отменно ворует. У него неширокие плечи и постоянно растрепанные волосы. Ещё он чудесно улыбается консультантками в магазинах, когда Ванда ворует пару колец в свою коллекцию, и она солгала бы, если бы сказала, что ей не нравится наблюдать за тем, как он флиртует с другими девушками. — Покажи сегодняшний улов, — с детским интересом просит Пьетро и наклоняется к ней через балки чердака, на котором они живут. Ванда вытягивает вперед правую руку и, как в кино, перебирает пальчиками в воздухе. Камешки сияют в тусклом разноцветном свете солнца, едва проходящего через витражи. Это обыкновенная бижутерия; они не воруют в ювелирных магазинах, они же не преступники, в конце концов, — всего лишь выживают. У Пьетро жадный взгляд, и он внимательно разглядывает ее тонкие руки, запястье и кольца, опоясывающие длинные пальчики. Руки Ванды молочно-белые, почти такие же, как алебастровая статуя в церкви в центре города. И позолота колец слишком пошлая, почти фальшивая, на этом фоне. — Мне вот это нравится, — говорит Пьетро, склонив голову на бок, и аккуратно перехватывает ее руку; черт побери, пальцам одной моей руки хватит на оба эти запястья, думает он. Кольцо на указательном пальце — в виде восьмерки, бесконечности, «всегда и навсегда»; Ванду тошнит от этого колечка, взятого просто так, от неимения ничего более стоящего. Ванда улыбается и искренне говорит: — Мне тоже. Ванда не врет брату — в кольце и правда что-то есть, раз Пьетро оно нравится. — Спасибо, — благодарит его перед сном Ванда, и Пьетро театрально целует ее руку в ответ. — Все для вас, ваше высочество! Ванда улыбается широко-широко и чувствует связь с тем днем, когда Пьетро пообещал спасти ее.~
Ванде не могут не сниться кошмары. Она пережила много чего за свои двадцать лет, поэтому винить ее некому. — Тише, — сонно шепчет Пьетро и перекатывается на кровати, чтобы накрыть ее своей огромной рукой — Ванда по-прежнему рядом с ним выглядит, как хрупкий хрустальный бокал. — Пьетро, — загнанно дышит Ванда и обнимает его руку, как поручень на аттракционах, на которых они никогда не были. — Я рядом, — отвечает он, и голос его все такой же сонный, но Ванде хватает. Ванде не могут не сниться кошмары. С той лишь разницей, что Пьетро всегда спасает ее, как бы все не было плохо.~
Именно Пьетро приносит тот листок с предложением принять участие в эксперименте. И Ванда категорически против. — Пьетро, — умоляюще смотрит она, но это не работает. Пьетро решительно сжимает листовку, не желает делать и шага назад. В его глазах столько решительности, что Ванда понимает: он может переступить сестру. — Я обещал! Я клялся! — выкрикивает Пьетро и в пару шагов пересекает весь их чердак. — Я без них не смогу! Он стоит очень близко, грудью к груди, и тяжело дышит убитый разочарованием. Ванде не следует этого делать, но она кладет руки ему на плечи и прижимается щекой к пульсирующей теплом груди. Пьетро успокаивается мгновенно, гладит ее по волосам и целует в макушку. И не то чтобы это особенно верно, но знаете, Ванда не знает никого лучше своего брата; Ванда сама тянется за его поцелуем. Пьетро отвечает, целует и растворяется в ней, готовый всецело следовать, куда бы только не позвала. Ему не хочется становится Пьетро вновь; Пьетро, предложи бы ему кто такую возможность, растворился бы в крови Ванды белладонной. — Хорошо, я пойду с тобой, — отзывается Ванда, отстранившись первой, и Пьетро не может смотреть ни на что, кроме ее припухших губ.~
Они сильные, они выживают, буквально переживают одного подопытного за другим. Ванде кажется, что пришедшая сила вытеснила последние мысли о хорошем и плохом, правильном и неправильном. Но не то чтобы ее это невероятно сильно заботит. Ванда может пробраться в голову к Штрукеру, и тот не осуждает их ни капли. Больше Ванда ни к кому в голову не лезет за подобными ответами; Пьетро стирает ее сомнения, будто бы пробегаясь через ее собственную голову на грани свои возможностей. Пьетро реже улыбается, да и Ванда меняется, все чаще сверкая красными глазами. Она может выдрать человеку сердце из грудной клетки с помощью силы мысли и пары пассов руками, а брат пробежаться до Лиссабона и обратно за минуту. Ванда волнуется, нервничает, думая о грядущих переменах, но смеется, когда брат внезапно подхватывает ее на руки и несется прочь по коридорам.~
Ванда умеет управлять чужими мозгами, всем материальным и нематериальным. Она может стать той, кого запомнит весь мир. Они будут вспоминать о ней, в своих кошмарах или мечтах, но они будут помнить, так или иначе. Дело в том, что Ванда не желает быть запомненной миром. Только Пьетро. Дело абсолютно точно в этом, потому что иначе бы она не сбежала так позорно. Альтрона победят без нее. Ванда просто не хочет помнить Пьетро по фотографиям; Ванда кричит, и пули летят обратно в Альтрона. Они оба спасаются, и Ванда не чувствует себя эгоисткой, когда смотрит на Клинта через плечо брата.