Виктим

Вода текла по стеклу окна, и по его щекам. Он сам выбрал такую судьбу или она его? Сейчас, стоя на коленях у себя в комнате, на холодном полу, он не знал. Он запутался. Не было больше ни выхода, ни выбора. Куда идти, куда бежать, куда прятаться? Мысли заволокло. Пути назад не было. Молитвы на разный манер и обряд не помогали. Ничто вообще не шло в голову, кроме его брата. Как так вышло? Он же не желал. Этими самыми руками…готов ли был он убить? Нет. И ещё тысячу раз станет преследовать его, словно дотягиваясь своими изящными пальцами. Задыхаясь, убегая следом. Где? Где на этот раз? Стоят ли шелка, парча и золото тех расстояний? Его личной боли, разрывающей голову? Раду закричал, поднявшись с пола, хватаясь руками за голову и хватая ртом воздух. Он предавал его, он сражался с ним, он вёл тайную переписку, переманивая его союзников на свою сторону. А взамен? Боль, тонны боли, свинцом висящие на его руках, давящие на грудь, словно свежая насыпанная земля. Голова гудела. Где теперь его ножки, отплясывающие для султана? Пошло всё к чёрту. Он ждал этого момента. Нет, не того, что сейчас. Убегал от себя, от предательства…не смог. Для того ли он играл, принимая на лицо столько масок, что в конце-концов оно смешалось с ними? Их установили на разные поля шахматной доски, не предоставив выбора. Для того ли был грохот осадных орудий, топот копыт в голове, стоны раненых и кровь на его руках? Он чужими жизнями, губами своими, мечом и стонами выторговал это главное сражение. Пойти против брата, лишь бы увидеть его. А теперь словно камни летели из-под ног, осыпаясь. Влад бежал от него в Венгрию. Но и там не было спасения. Там оказалась ловушка и плен. А он не мог пойти и вырвать его за шкирку оттуда. Трон…да кому он нужен? Далёкое прошлое как в тумане, облако дыма, пара, белое, как мука – рассеется от одного вздоха, когда они были совсем мальчишками. Зыбкое, как рябь на воде. А после было сплошь череда мучений. Раду падал, поднимался, снова падал – и так всё дальше, всё глубже в грязь. Каждый его шаг отдалял от брата всё больше. Теперь он мог быть лишь его противником. Это сводило с ума, лишая сил. Раду с силой ударил в стекло, разбив его, что правая рука осталась в осколках и крови. Кусочки валялись на полу, а он впился рукой в проём, чувствуя, как остатки стекла впиваются в кожу. - Влааааааааааааааааад! – заорал он, насколько мог громко, срывая голос до хрипоты, словно в Вышеграде был бы слышен его крик. Рука кровоточила, дождь стал хлестать по щекам и по полу, но не отрезвлял, - я буду ждать тебя!! Не нужен этот трон. Всё пустое, как шелуха. Он мог только разрушать дальше. Этот город, себя, под самый корень, уничтожая. Являя боль в любом её виде. Ненавидя самого себя до основания. Он и в самом деле ждал. Каждый год, месяц, день, час, минуту. Что узнает об освобождении брата. Но этого не происходило. Само существование словно иглами вонзалось под кожу, цепи гремели, заслоняя собой свет. Выхода не было. Всё растопталось в пыль. И выворачивало от тьмы, как если бы она вилась внутри него, как червь. Он сгнил, как перезревший плод, и теперь оставалось только безжизненными глазами смотреть в небо, серое в своей бесконечности. Но и оно заплывало от слёз, дорожками стекающими по щекам. Камнем давило прошлое, вжимаясь в грудь, втаптываясь болью и неизбежностью. Лишь позже… - Что с моим братом? – спросил Влад, когда его освободили спустя двенадцать лет. Голову остужал ветер свободы, пальцы разминали запястья, волосы лезли в глаза, застилая. - Подох, - пожал плечами говоривший. И тут же ответил за свои слова, упав на колени и сплюнув кровь. Влад нахмурился, подавив болезненный стон. Холод тут же застыл в груди, сжимающий сердце, словно желал его раздавить собой, разорвав в кровавое месиво. Не было больше маленького мальчика, в отчаянии его зовущего. Страдающего, но неизменно шагающего во тьму всё сильнее, увереннее, наперекор делая хуже и хуже. Оборвалось, с треском, со стоном, рухнуло с высоты. Больная душа, от одного прикосновения к которой всё рвалось, струны ныли, отражая печаль. Чёрная паутина теперь оплела душу Влада, колкими шипами врезалось осознание утраты в его кожу и мысли. Дышать ему стало нечем. И только сам себе шёпотом договорил: - Не дождался…