I
Конец августа. Вечер. Пустынное шоссе, отстраненное от мира густым лесом, из которого, как из черной дыры, не вырывался ни один луч света. Густая, сплошная стена закрывала от взора проезжающих мрачную сердцевину лесного царства. Но для звуков нет преград. Быстрые прыжки диких зайцев, редкие, затихающие трели птиц и шуршание кое-где опавшей листвы пробиралось сквозь завесу, обнажая живую, незатухающую жизнь леса. Пыльный, побитый, но неизменный голубой джип стремительно прорезал остывающий воздух, и, кажется, ни водитель, ни пассажир не хотели вглядываться в черноту леса и вслушиваться в его жизнь. Расфокусированный взгляд подростка был направлен в еще освещенную часть небосвода, которая грозила через каких-то пять минут погрузиться сначала в призрачную дымку сумерек, а потом полностью раствориться во мраке ночи. Водитель же был абсолютным эталоном для водителей-новичков на курсах вождения. Сосредоточенный, собранный. Но что-то в его взгляде выдавало его отстраненность от дороги. Складывалось ощущение, что он переключает скорости, включает дворники по инерции, совсем не вникая в процесс. Он смотрел прямо на дорогу, не отводя взгляд и на миллиметр в сторону. Руки на руле были напряжены, из-под кожи отчетливо проступали вены, которые наводили на мысль, что мужчина не пренебрегал физическими упражнениями. В позе молодого парня все указывало на смертельную усталость. Иногда спадающая на грудь голова, открытая поза и синяки под глазами завершали образ. Мужчина, как уже было сказано, не подавал признаков изнурения духовного и физического, но по атмосфере, царящей в салоне, было понятно, что он просто умело держит маску, дабы обмануть себя и свой организм, запереть на замок манящие воспоминания о теплой кровати в каком-нибудь замшелом мотеле, который сейчас был желаннее любых хором. Радио не играло. Тишину нарушало мерное сопение вымотанного подростка и редкие, тяжелые вздохи мужчины. Лесное пространство вокруг машины становилось непроглядным, мрачным. Небо затянули грозовые тучи, не пропускавшие тусклого свечения молодого месяца.II
По окнам барабанил дождь, то затихая, то с еще большей мощью вступая в битву с деревьями и машинами, пристроившимися у входа в мотель. Шторы были задернуты. Жилой номер был погружен в полумрак, расслабляющий, успокаивающий. Настольная лампа отбрасывала на стены витиеватые тени от абажура. Из душа доносился звук текущей воды и тихое пение.Кровать рядом с дверью, которую мог бы проломить кулаками ребенок лет пяти, была занята мужчиной. Он лежал лицом вниз, в верхней одежде, раскинув руки и ноги. -Как же долго я мечтал о горячем душе и мягкой постели. Я смог оставить многое, но это – никогда. Мальчишка провел рукой по мокрым волосам, от чего на пол упала пара капель. Наверное, впервые за долгое время вода коснулась паркета в номере. -Раздевайся и ложись. Слова эти прозвучали гулко из-за того, что они были сказаны скорее не парню, а подушке, в которую лицом уткнулся говорящий. -Нам сегодня опять попалась двуспальная? Знаешь, Дерек, я иногда даже этому рад. Рад, что часто мы выглядим как пара. Только тогда недалекие и тронутые на теме гомосексуализма консьержи дают нам самый дальний номер с двуспальной кроватью. -Мы не пара. А теперь возьми себе одеяло и ложись. Нам рано вставать. -Не пара значит. Стайлз тихо пробубнил, направляясь к шкафу с запасным постельным бельем и одеялом, которое по краям было выедено молью. Когда он вернулся, Дерек уже был раздет, одежда аккуратно сложена на стуле, а он сам лежал на боку, спиной к Стайлзу, укрывшись с головой одеялом. Парень подошел и аккуратно лег на оставшуюся часть кровати. Хоть он и знал, что грозный и угрюмый Хейл ничего не сможет сделать ему, страх перед альфой так и не смог исчезнуть со временем. Одного взгляда хватало, чтобы привычная саркастическая болтовня сменялась на непривычную и испуганную. -Ноги свои подбери, мне холодно. Дерек раздраженно поджал ноги, которые упирались в Стайлза. На этом дружеская беседа обоих героев закончилась. Лампа была погашена. Комната окунулась во мрак. Мерное тиканье часов на стене и шум дождя убаюкивали.***
-Дерек, как долго еще мы будем убегать от произошедшего? Ты знаешь, я не могу оставить тебя. Ты - моя связь со стаей. Той стаей. Мы не можем делать вид, что они все просто уехали на море, а нас оставили надоедать друг другу, чтобы в конце концов ты разорвал меня на части своими когтищами, и все отдохнули от моего жалкого трёпа. Я знаю, что тебе трудно, но разве мне легче? Голос Стайлза был спокойным, размеренным. Только при упоминании во второй раз о стае, он немного замялся, тяжело вздохнул. -Дерек, нам придется поговорить. Те деньги, что мы получили с продажи твоего камаро и дома, рано или поздно кончатся. Я рано или поздно уйду, как бы тяжело мне не было. Мы не можем долго бежать в никуда. Ты знаешь, любая ночь оканчивается рассветом, нужно лишь переждать, не упасть духом. Парень выдохнул и закрыл глаза, ожидая хоть какого-то ответа, неважно что это будет: очередная отмазка по типу «скоро, Стайлз» или односложное «спи». Но в этот раз ничего не было. Не было слышно даже дыхания. Тиканье часов выводило из себя, давило на виски. -Дерек... -Стайлз, рассвет будет неминуемо, но у меня в разгаре полярная ночь. Стилински перевернулся набок и укрылся одеялом. Дерек остался недвижимым. За окном мелькнула молния, проскользнув сквозь щель между шторой и стеной.III
На утро они снова сели в джип, купили немного еды и отправились по шоссе в неизвестном направлении. Небо было затянуто серыми тучами, сквозь которые редко пробивались тонкие и бледные лучи уже осеннего солнца. За рулем машины был опять он. Тот же взгляд, та же поза, вот только та отстраненность будто бы увеличилась, расширилась, стала поглощать его. Нужен был какой-нибудь резкий хлопок, удар в челюсть, выпрыгивающая из леса лань, чтобы он выбрался из плена мыслей. Стайлз ухватился за ручку двери, когда машина резко двинулась в сторону, а потом затормозила. Дерек заглушил машину и опустил руки, уставившись на неизменную магистраль. -Дерек. Дерек! Ты за дорогой следишь? Я понимаю, что тебе уже все равно – умрешь ты или нет, но давай пока повременим с этим. Я хочу умереть красиво, в окружении горячих первокурсниц и бутылок с текилой, а не посреди Богом забытого леса на таком же шоссе. -Знаешь, я думаю, нам стоит остановиться. Мужчина продолжал неотрывно смотреть на дорогу, на его лице не дрогнул ни один мускул, но было отчетливо слышно как ускоренно бьется его сердце, а по телу бьет маленькая дрожь. -Я могу найти какую-нибудь работу, можно снимать квартиру. Ты можешь пойти в университет. Пропущен всего год, а результаты за экзамен у тебя выше среднего, так что есть все шансы поступить в интересующий тебя институт. Было видно что эти слова даются ему с трудом, будто что-то мешает ему говорить, и, кажется, это было не привычное раздражение, а ком в горле. -Что? Ты все таки решил поскорее разделаться со своей полярной ночью? Стайлз был ошарашен, но не было сил на более язвительное замечание. Ему хотелось поверить в то, что это было сказано всерьез. Он был не против снимать квартиру, покупать еду и готовить ее вдвоем после вечерних лекций. Они оба понимали, что в ближайшее время расставание друг с другом грозит каждому не то, чтобы полярной ночью, а полярной жизнью: холодной, бесконечной, обыденной. Сейчас обоим нужно было что-то постоянное, то, что не исчезнет с первыми лучами холодного солнца. И этим «постоянным» были Дерек и Стайлз. Понимание этого начало приходить после полугода странствий. По ночам кто-то из них «случайно» перебирался на грудь другого, сплетал пальцы под одеялом, дышал в шею, и тогда казалось, что нет никакого мотеля и дождя за окном. Они опять в старом добром особняке Хейлов отдыхают после какой-то передряги. Внизу, собравшись всей стаей, они лежат на полу, на диване и креслах. Кто-то тихо обсуждает прошедшую ночь, другие наслаждаются долгожданным затишьем. И все это было таким привычным, обыкновенным. Но стаи давно нет, особняк продан, а спокойствие заменилось вечными душевными терзаниями и беспокойством. -Да, решил. Но без тебя я никуда не собираюсь. В горле Дерека застряла фраза «я не смогу потерять и тебя», но он не смог произнести ее, хотя и без этого Стайлз все понял. Он понимал Дерека, знал, что тот чувствовал и в чем нуждался, потому что испытывал это сам. -Тогда заводи машину и поехали. Я устал от этой ночи.