I'm feeling like a ghost

Он был зол. Он был ужасно зол. Долгое время гнев копился в нём, подобно огненной магме, медленно плавящей его сущность изнутри. Словно пылающая лава он обволакивал его сердце, окрашивая его в столь ненавистный (ненавистный ли?) цвет. Хотелось крушить, ломать, рвать. И неважно что или кого: хоть других, хоть себя. Это было совершенно неважно — главное дать этому всепоглощающему чувству выйти наружу, позволить ему перестать его. Он не думал. Он совершенно не думал. В голове не было мыслей. Образы, отрывки фраз и слов, непонятные эфемерные тела — всего этого не было в тот момент в его разуме. Всё исчезло. Осталось только желание высвободить всё изнутри, избавиться от тяготящего бремени. Тело двигалось не благодаря приказам мозга — всем его существом двигало желание. Гнев. Чувство. И он слушал только его. Он не представлял. Он никогда не хотел представлять. И предполагать он такое бы не осмелился. Даже несмотря на гнев, даже не смотря на обиду, даже не смотря на боль. Он не хотел думать о таком. Но реальность была жестока: она демонстрировала образ того, чего желал не он, но к чему стремился его гнев. Это было одновременно его и не его цель. Он не хотел. Он правда не хотел. Он просто чувствовал гнев. Боль. Обиду. Непонимание. Эти чувства плескались в нём слишком давно, слишком сильно они въелись в его душу, что он отдался этим ощущениям с головой, забыв про всё. Он гнался за ним, слыша быстрый испуганный стук сердца, видя полный ужаса страх в то и дело оборачивающихся глазах. Он просто хотел схватить его. Хотел ощутить в своих руках. Он не знал, что делать потом. Ему просто нужно было добраться до него. Ему жаль. Ему неимоверно жаль. Он не ожидал, что ему будет не до того, чтобы смотреть перед собой. Страх был настолько велик, что он почти всё время смотрел назад, на него. В ушах шумело, ноги болели от долгого бега, а грудная клетка разрывалась от огня. Он был настолько напряжён, что было больно. И казалось, больней быть не может. Но он ошибся. Он тоже ошибся. Он ошибся с самого начала. Пускай он и не отдавал отчёта своим желаниям, но призрачный мир вокруг него читал их лучше, чем кто-либо другой. Возможно древний доспех стоял так всегда, а может появился только из-за чужой прихоти. Но это не меняло того, что сталь пронзила плоть насквозь. Немного тупой, но всё ещё острый меч вошёл в грудину, как в масло. Он даже не успел вскрикнуть — воздух вышел из лёгких в тоже мгновение, и только глаза кричали. Он не верит. Он не хочет верить. То ли от собственных неимоверных усилий, то ли всё ещё не понимая происходящего, он сделал шаг назад. Лезвие вышло из тела, издав какой-то странный звук, неприятный, непривычный. В неверии прикоснувшись к дыре в груди, он резко обернулся назад — и тут же мир покачнулся, а ноги перестали держать. Доспехов сзади уже не было — была только стена, ставшая вдруг единственной опорой, по которой его тело медленно сползло вниз. Он знал. Он знал каково это. Фильмы и книги врут, когда говорят, что это не больно. Что перед глазами проносятся моменты из жизни. Что появляется множество мыслей и огромное желание повернуть время вспять. Он чувствовал только боль. Всепоглощающую боль. Казалось, она была единственным, что осталось от него. Она горела в груди, распространяясь всё дальше. И даже железо умерло — повисло безвольной плетью. Только органика слабо лежала на ткани, чувствуя утекающее тепло. Он плакал. Он никогда так не плакал. Слёзы просто текли из глаз, а лицо исказилось в странной гримасе. Он даже забыл удивиться тому, что череп был не наг — мясо и кожа скрыли его подобно одежде. Волосы упали вперёд, мешая видеть и прилипая к скулам, влажным от слёз. Руки, поднятые в непонятном порыве, мелко дрожали, впрочем, как и весь он. Он крупно вздрогнул, когда с его губ вместе с сиплым дыханием сорвался кровавый кашель, отчего несколько капель попали ему на лицо. Он и не заметил, когда успел подойти ближе. Он ощущал боль. Он ощущал боль, что не шла ни в какое сравнение с его болью. Несмотря на агонию внутри, несмотря на слабость и постепенно уходящее сознание, он улыбнулся. Как-то грустно счастливо, как бы абсурдно это не звучало. Выдохнул, пытаясь что-то сказать, но не вышло — слишком сипло и тихо. Судорожно сглотнул слюну с кровью, прикрыл на несколько секунд глаза. - Я получил то, что заслуживал... Не вини себя — во всём только моя вина... Он знал, что это правда. Но то, что и неправда тоже знал. Он хотел сказать что-то в ответ, но не мог шелохнуться, не мог позволить и звуку слететь с губ. У него не было на это права. Он лишь смотрел, как медленно угасает свет в его глазах, как медленно улыбка сползает с губ и дыхание становится более слабым. Ему было известно, почему лицо в такой момент выглядит даже спокойно — не от того, что боль уходит. Просто сил нет. И сейчас, когда жизнь утекала из него, он только смотрел. Он не помогал, но и не вредил. Он не мог, он не знал, он не хотел (а может хотел слишком сильно). Он видел, как медленно смежаются его веки. Когда-то его глаза тоже закрылись. Он смотрел, как он умирает. Он смотрел и знал, что его глаза закрылись навсегда.