Ночь

      …Марина нехотя открыла глаза и силой воли заставила себя сесть в кровати, досчитала мысленно до пяти, спустила ноги и тяжело, словно на неё навалились все невзгоды мира, поднялась. Всегда одно и то же: мысли, движения, ритуалы и полностью атрофированные чувства – пустота внутри, которую лишь иногда растапливают большие голубые глаза Ариши. Её глаза и брагинский нос, который малышка смешно и до дрожи похоже на отца морщила едва что-то получалось не так, как ей хотелось, - это все, ради чего она жила последний год. Это все ради чего она заставляла себя просыпаться по утрам. Малышка, отвоеванная у судьбы, её неловкие движения и отцовское упорство – это то, что удерживало её от шага в пропасть, на мостовую, с моста. Ариша и уверенность, что Брагин никогда бы ей этого не простил.       Брагина подошла к кроватке, стоявшей у окна и аккуратно поправила одеяло дочери. Арина сладко сопела во сне, крепко сжимая маленькой ручкой цветную хирургическую шапочку с мышатами, служившую ей любимой «засыпальной» игрушкой. Эта импровизированная «засыпалка» не раз спасала Марину от бессонных ночей с тех самых пор как Ариша цепко ухватилась за неё впервые, выцепив именно эту нежно-голубую тряпочку погибшего отца из пакета, случайно оказавшегося в зоне досягаемости. - Марина, можно? – Воспоминания прервала Вероника, по пояс влезшая в комнату. – Я в колледж, в два вернусь, посижу с Аринкой, ладно? - Хорошо, Ник, конечно. Удачи. И… осторожно там… - Марина повернулась к названной падчерице и попыталась улыбнуться. Глядя, как девчонка, кивнув, исчезает за дверью, Брагина не могла поверить, что именно эта оторва теперь была её опорой, поддержкой и подмогой. Оказалось, Вероника, достаточно взрослая в свой неустойчивый эмоционально и морально возраст благодаря бесшабашной матери, даже не являясь родной дочерью Брагину стала неотъемлемой частью семьи. И пусть семья продлилась недолго, но Вероника была необходима Марине как странное напоминание о Брагине, о том, что все это было не плодом её фантазии.       Хлопнула входная дверь. Вероника, после смерти отца – и тут сто тысяч тестов не могли переубедить её - еще упорнее следовала по его стопам, продираясь через дебри учебной программы медицинского колледжа. У неё получалось не все, но что-то она схватывала на ходу, а что-то старательно заучивала, разбирала дополнительно, докапываясь до правды то с помощью самой Марины, то с помощью других врачей и медсестер из Склифа. Глядя на это непробиваемое упорство, Марина невольно гордилась девочкой, хвасталась её успехами перед Ниной, в шутку сватая её вихрастому Пашке. Марина не смогла уйти из Склифа, хотя очень хотела, но так и решилась оторваться от воспоминаний. Её злили сочувственные взгляды и перешептывания, но у неё была Нина и Куликовы, у неё даже была Павлова, а такими связями, как пошутил бы Брагин, не разбрасываются. Пора было собираться на работу. Марина вздохнула и начала методично собираться, автоматическими жестами нанося макияж, взбивая волосы в кучерявые локоны, разглаживая невидимые складки на юбке. Последний штрих – поцеловать спящую дочку и перехватить поднимающуюся по лестнице няню – бывшую медсестру педиатрического отделения, решившую досрочно выйти на пенсию и посвятить себя здоровым детям вечно работающих родителей. Марина вздохнула от горечи расставания с дочкой, подошла к кроватке и склонилась, чтобы коснуться маленького лба теплыми губами. Но не коснулось: Арины не было в кроватке, только пустые пеленки и нежно-голубая шапочка с окровавленными и дико хохочущими мышками…

***

      Услышав где-то в стороне свой собственный крик, Марина проснулась, села на постели и, пытаясь унять дрожь, подтянула к себе колени, спрятав лицо в ладонях. Снова этот сон! Это всеобъемлющее чувство страха, потери, пустоты, эта чужая реальность, каждый раз вмешивающаяся в её мир, разбивающая его на клочки и уничтожающая её день за днем. Она больше не могла этого выносить, но и ничего не могла с этим поделать. Слезы давили горло, но Брагина старалась сдержать их внутри, не позволять себе поддаться игрищам своего мозга. Какая ирония: лучший московский специалист в области нейрохирургии и не может справиться со своим собственным мозгом! - Ах, - то ли сдавленный выдох, то ли придушенный возглас возмущения вырвался из неплотно сжатых и соленых от слез губ – она снова плакала во сне. Этого возгласа хватило, чтобы Олег, мирно спящий рядом, проснулся и аккуратно провел теплой ладонью по спине супруги, обнимая её за поясницу и притягивая к себе почти безвольное тело. Она сдавалась, но сдавалась ему, пряталась в его теплоте и нежности, под защитой его бьющегося сердца, оберегающего её и их совместное завтра. Марина, уставшая за рабочий день и изможденная кошмаром, почти мгновенно уснула, продолжая крепко прижиматься к мужу всем телом и прекрасно зная, что он отдал бы все на свете, лишь бы этот кошмар больше никогда не повторился. Олег винил себя, зная этот сон наизусть, словно сам видел его не раз, он винил себя каждую ночь, моля всех известных ему богов о пощаде над той, которой и так пришлось пережить слишком многое. Он винил себя и злился, но прижимая к себе жену, с наступлением каждого нового рассвета надеялся, что завтра она мирно проспит ночь, все также прижимаясь к нему, но уже не от страха. А просто потому, что они уже разучились спать по-другому…