Холод королевы.

Снег так зол и до боли колок - он привычен и застарел, И в груди неизбежный холод - ни один ее не согрел. Поцелуем сковал он ей губы, кровь кипит ледяною рекой. Ингрид скалится, дико и грубо. Белоснежной ведома рукой. Разрушая свои же рамки, боль ломает ее изнутри, В прах стирая песчаные замки, у кровью облитой земли. И от мыслей холодных грубо, отвлекает щебет синиц, Ингрид злостно сжимает зубы - она очень не любит птиц. У кого-то холодные руки, ее холод расплылся в груди, Ингрид знает - трусливые суки, громко крикнут ей - "Не подходи!" Ей придется уйти, отвернуться, чтоб не видеть испуганных лиц, Боль в груди заставляет согнуться, слезы капают с длинных ресниц. Вновь впрягают коней белоснежных, в вереницу зимы колесниц. Слов не ждет она ласковых, нежных. Но с яростью тысячи львиц, Защищает сестер молчаливо, не познать всю ее глубину. Ингрид стала таинственной, лживой, жизнь свою превращая в войну. Мягкий взгляд пропал драгоценный, ее голос - как пение птиц. И со льдом - смертельным и верным, вспоминает Ингрид синиц, От которых сжимается сердце, и в груди застывает плач, Приоткроет для холода двери - он ее персональный палач. Обернется то сердце вмиг льдинкой, не растает она никогда. Вновь по венам старой пластинкой, заведут божества-холода. Пред глазами страшным ударом, Хельги смерть ледяная стоит, До сих пор ей снились кошмары. Поглотил ее боль монолит. Заключение - жестоко и спешно. Румпельштильцхен не привирал, Ее жалость к себе так-же грешна, как и лед что сердце сковал. Ей хотелось, предательски глупо, лечь на летнюю зелень травы, И забыть о жестокости грубой, бесполезной ее же судьбы. Улыбается Ингрид несмело, страхи сыпятся в пепельный прах. Поднялась из грязи королева, ее холод запомнят в веках.