Многое потерял

Осознание того, что всё закончилось, что не будет больше испытаний, страданий, смертей, никак не могло настигнуть Томаса. Он по-прежнему вздрагивал от каждого шороха, не мог уснуть по ночам, почти не ел и боялся за тех немногих, кто остался в живых. За себя Томас уже не переживал. Ведь большую часть души он потерял, когда из жизни ушёл Ньют. А остаток, когда не стало Терезы. Они оба, как выяснил Томас позже, были для него всем. Почти всем. Ведь П.О.Р.О.К., как будто смеясь над ним, оставил в живых Минхо и Бренду. Мол, "на, довольствуйся". А Томасу не хватало. Он чувствовал, что не может больше дышать полной грудью. Томасу нужен был воздух и люди, которых он потерял. Без них Томас не жил, он лишь существовал. Время ускользало, подобно воде. Оно и не думало останавливаться, безбожно стремилось вперёд, пытаясь напомнить Томасу, что нужно жить дальше. Но Томас не мог. Ведь людей, которых он не сумел спасти, не было рядом. Были лишь Минхо и Бренда. Которые почему-то могли жить дальше. Он часто наблюдал за ними. Такие же, как раньше. Такие же, как в их первую встречу. Минхо, загорелый, бодрый, с прищуренными глазами и острым языком. И Бренда, сильная, красивая и теперь уже не его. Томас вообще не мог понять, хотя даже и не пытался, поведения Бренды. Она просто в какой-то момент перестала подходить, спрашивать, как он себя чувствует, ободряюще улыбаться. Она вдруг стала холодной с ним, словно отображала пустоту, что бушевала в душе Томаса. Бренда была той же, что и раньше, но совершенно другой. А ещё Томас всё чаще стал замечать её в компании Минхо, которому Бренда искренне улыбалась. Так же, как когда-то улыбалась Томасу. Но самым странным было то, что Минхо на улыбку девушки отвечал. Томас злился, возможно завидовал. Он не понимал, как могут эти двое веселиться, смеяться… жить, в то время как он, Томас, не мог даже спокойно заснуть. Бессонницы преследовали его постоянно. А когда Томас, наконец, забывался тяжёлым сном, к нему приходили кошмары. В основном они были однотипны: про Ньюта и Терезу, Лабиринт и Топку, Чака и гриверов. Томас всегда просыпался почти сразу. Резко садился на кровати и кричал. Тогда к нему вваливались врачи, вкалывали снотворное, и на несколько часов проблемы уходили на задний план. В ту ночь к Томасу не пришли. Либо он кричал слишком тихо, либо уже надоел людям, что о нём заботились. Суть была в том, что он был один. И спать больше не хотелось. Томас редко блуждал по коридорам: ему просто не нравилось ещё более бесполезно убивать своё время. Оно и так безбожно утекало сквозь его пальцы. Но сегодня потребность чувствовать холодный кафель у себя под ногами заставила Томаса подняться и выйти из своей комнаты. По коридорам он блуждал долго. Старался запомнить маршрут, чтобы не заблудиться на обратном пути. К счастью, а может быть, и нет, память у него была просто отличная. Итак, два раза направо, потом - налево, прямо по коридору и так далее. Томаса окружали лишь бежевые стены, двери, многочисленные коридоры, а также холодный кафель, что тонкими иглами колол его ступни. А ещё тишина, которую нарушало лишь тихое дыхание самого Томаса. Он бродил по коридорам довольно долго. Но сна не было ни в одном глазу. Хотя Томас был уверен: усни он где-нибудь здесь, то обязательно проснулся бы в своей кровати. Ведь П.О.Р.О.К. наблюдал со стороны и вмешивался лишь при необходимости. А так как о Томасе и так шептались за спиной, привлекать к нему лишнего внимания не было никакого смысла. Будь у П.О.Р.О.К.а такая возможность, они бы его вообще от чужих глаз спрятали. Ведь эта организация всё всегда продумывала до мелочей. И только сейчас, когда кошмар для многих остался позади, Томас осознал всю правильность действий П.О.Р.О.К.а. И Лабиринт, и Варианты, Томас понимал всё, кроме, пожалуй, чужих смертей. И собственной роли во всей этой игре. Идя по коридору, Томас уносил свои мысли всё глубже и глубже, вспоминал забытое, то, что не хотелось, но нужно было вспомнить. Из раздумий его вырвал чей-то голос. Голос, который он узнал бы из тысячи. Томас остановился и прислушался. Осознав, что услышанное не было слуховой галлюцинацией, он сделал ещё пару шагов вперёд и заглянул за угол. Глаза не подводили его так же, как и уши. Там, в короткой пижаме, босиком, прислонившись плечом к стене, стояла никто иной, как Бренда. Её волосы были заплетены в аккуратный, высокий хвост, а взгляд устремлён на собеседника. На Минхо. Томас сглотнул. Наблюдать за тем, как воркуют голубки, а уж тем более разбираться с ними, не было у парня ни сил, ни желания. Накатившая неожиданно апатия и сонливость тянули его обратно в комнату, к кровати. Томас уже сделал шаг, чтобы уйти, но остановился, потому что тишину коридора разрезал тихий голос Минхо. - Я так больше не могу, - Томас обернулся, прислонился к стене и заглянул за угол, надеясь, что его не заметят. А там Минхо обнимал Бренду за плечи. Обнимал крепко, как человека, которого не хотел отпускать. Как человека, которого возможно… любил. - Я всех их потерял, - голос Минхо дрожал. А на щеках блестели дорожки от слёз. Бренда крепко обнимала его в ответ. Томас просто не верил своим глазам: их лидер, всемогущий, непоколебимый Минхо плакал в чужих объятьях. Томас неожиданно понял, что не только он страдал по людям, которых потерял, что не только он нуждался в поддержке и понимании, что не только он хотел остановить время. Томас раньше и не осознавал, что Минхо приходится куда тяжелее. Ведь он знал тех людей дольше, с кем-то дружил, кого-то курировал. Томас знал Минхо как сильного человека, прирождённого лидера, верного друга. Сейчас Томас видел перед собой слабого, сломанного человека. Такого же, как и он сам. - Но меня ведь ты не потерял, - Томас не видел лица Бренды. Зато видел, как изменился взгляд Минхо. В его опухших от слёз глазах вспыхнула надежда. Томас неожиданно понял: Минхо потерял куда больше, чем он. Поэтому хотя бы Бренда должна достаться ему.