Твое исключение

Я не помню, когда это началось. Год назад или меньше... Для меня все равно прошла словно уже целая вечность. У тебя длинные, всегда растрепанные волосы, шрам на подбородке, цветная татуировка на шее, а еще сережки. Маленькие серебряные колечки, вдетые в правую бровь, в уши... И в нижнюю губу. Только бог знает, сколько раз я, проклиная себя, представлял наш поцелуй. То, как твои обветренные губы приоткроются, позволяя мне. То, как я почувствую прохладу металла, облизывая эти чертовы колечки, вдетые в твою нижнюю губу с двух сторон. И то, как ты опустишься передо мной на колени, чтобы... Но мы всего лишь друзья. И даже не лучшие. У тебя вообще нет лучших друзей. Только случайные знакомые, с которыми ты изредка пересекаешься, чтобы в очередной раз напиться в какой-нибудь обшарпанной халупе. Я могу считать себя исключением. Правда, только потому, что вижу тебя чуть чаще остальных. Я даже могу похвастаться тем, что знаю твое настоящее имя. Ты проболтался, когда мы вместе напились на крыше недостроенной высотки на самой окраине города. Мы пили дешевое пойло прямо из бутылки, передавая ее друг другу, чтобы сделать очередной глоток. И каждый раз, передавая тебе бутылку или забирая ее из твоей руки, я касался твоих теплых пальцев. И каждое прикосновение отдавалось в моем теле почти что болью. Все это происходило в полном молчании. Но тебя оно, впрочем, не тяготило. Тебе, как всегда, было просто похуй. – Фил, – хрипло позвал я, сделав очередной глоток. – Нахуй Фила, – через паузу отозвался ты. – Его здесь нет. – А кто есть? – я давно привык к твоим закидонам подобного рода. И к тому же был в курсе того, что в армию тебя не взяли из-за каких-то проблем с психикой. В ответ ты вдруг взял меня за руку, вынул из кармана своего балахона цвета хаки черный маркер и вывел на моей ладони: «Валя». А потом притянул к себе и выдохнул в самое ухо: – Не говори им. – Кому? – я буквально чувствовал своей щекой твою. И то, как пряди твоих встрепанных волос чуть щекотали мою шею. Но ты не ответил. Только пьяно хихикнул и вытянул из моего кармана сигареты. Больше мы в ту ночь не сказали друг другу ни слова. А наутро ты ни о чем не вспомнил. Ну, или сделал вид. В любом случае, вечером того же дня мы зависли в очередной квартире твоего очередного случайного знакомого на очередной пьянке. Ты громко смеялся, нес чушь и не обращал на меня внимания. В общем, все снова стало как обычно. Весна сменилась летом, которое в свою очередь заменила осень. Потом была зима, которую я запомнил только потому, что ты сломал руку, вывалившись из окна второго этажа. До сих пор помню твои растерянные зеленые глаза, когда ты словно ребенок протягивал мне свое запястье с расплывающимся на коже синяком. В «травму» мы ехали на автобусе. Ты всю дорогу скулил, прижимаясь к моему боку. А я гладил твое предплечье и пытался игнорировать чужие взгляды. Они облепляли как мухи. Осуждающие, презрительные, брезгливые... Вокруг нас тут же образовалась пустота в пару шагов радиусом. Твоя изляпанная грязью куртка испачкала сидение. А на скуле у тебя налился бесформенный синяк. Я подумал тогда еще, что, скорее всего, вместе с переломом ты заработал сотрясение. И не ошибся. Едва мы вышли из автобуса, тебя вырвало на тротуар. И какая-то старуха брезгливо бросила нам вслед: – Вот молодежь пошла! Пьянь! Ты дернулся было ответить, но я потащил тебя к переходу, не давая обернуться. Перебранка с бабкой на улице была далеко не в твоих интересах. Гипс тебе наложили без каких-либо проблем. Врач, усталый парень лет тридцати, не сказал нам ни слова сверх положенного. Только посоветовал тебе пару недель побольше лежать, подтвердив, что легкое сотрясение имеет место быть. Как ни странно, ты послушался и почти неделю не вылезал из квартиры, валяясь на своем испятнанном черт знает чем матрасе. Я приносил тебе еду, сигареты и всегда оставался до утра. Та неделя была лучшим, что случилось со мной той зимой. А дальше все снова стало как обычно. Пьянки, какие-то обшарпанные квартиры с чужими людьми и пустота в моей груди. Я не был против. Потому что все это было ценой за то, что я мог быть рядом с тобой. Потому что ты никогда не звал. Ты просто позволял. И если бы я сказал, что мне не нравится твой образ жизни, ты просто скривил бы губы в одной из своих равнодушных усмешек и предложил мне свалить. Так что мне оставалось быть всего лишь немым свидетелем. Не давать тебе замерзнуть на улице, вынимать из твоих ослабевших пальцев пивные бутылки и дотлевающие сигареты. Не давать пьяным уродам макнуть вырубившегося тебя головой в унитаз. Глупо. Но иначе я не мог. У меня уже давно не было собственной жизни. Я жил твоей. И если бы ты исчез, вместе с тобой исчез бы, наверное, и я. *** – Вскрой мой живот... Выпотроши мои внутренности... – твой хриплый шепот продирает морозом по спине. В комнате абсолютно темно, этот мрак разбавляет только огонек на кончике сигареты в твоих пальцах. Ты абсолютно обдолбан, а еще пьян. – Развесь мои кишки на ветках мертвых деревьев. Как гирлянды в новогоднюю ночь... Ты шепчешь это в мое ухо, обдавая теплым дыханием. Я молча забираю из твоих пальцев сигарету и затягиваюсь. И вздрагиваю, ощущая, как твоя ладонь ложится на мою грудь. Я чувствую голой кожей прохладу кольца на твоем безымянном пальце. Кольца, которое я подарил на твой прошлый день рождения. Ты всегда хотел такое. Тяжелое серебряное кольцо. – Валя... – шепчу зачем-то. Только хрипловато смеешься. Перед домом проезжает машина, и свет фар на мгновение выхватывает из мрака твое лицо. Колечко в брови, острые скулы. Рассыпавшиеся по подушке волосы. Облизываешь губы и коротко улыбаешься. И я думаю о том, что мог бы сейчас приподняться на локте и поцеловать тебя. Грубо, так, что тебе точно будет больно. Сжать твое горло, чтобы ты всхлипнул хрипло, забился, пытаясь разжать мою руку. Перевернуть тебя на живот, накрыть собой. Это было бы легко. Взять тебя силой сейчас. Я мог бы сделать это. Дернуть вниз твои джинсы вместе с трусами, сжать худую светлую ягодицу. Сплюнуть на пальцы и надавить на узкую дырку. Я уверен – ты никогда не трахался с парнями. Тебе будет очень больно, когда я втолкнусь внутрь. И это не получится с первого раза. Наверное, ты даже не будешь долго сопротивляться. Не знаю. Но мне будет хорошо. Я буду ощущать тебя вокруг моего члена, буду чувствовать грудью твою напряженную спину, сведенные острые лопатки. На правой у тебя штук пять маленьких родинок. Наверное, я мог бы провести по коже там пальцами. Поцеловать. Я бы трахал тебя жадно, давясь дыханием и стонами. И я бы не продержался долго. Я кончил бы внутрь тебя, уткнувшись губами в твой затылок. В твои пропахшие сигаретным дымом волосы. И еще долго не смог бы отпустить тебя от себя. А потом ты бы обернулся и проронил: – Уёбок. И на этом бы все закончилось. Я бы встал, оделся, вышел из твоей квартиры и пошел бы вдоль дороги к той самой все еще недостроенной высотке. Думаю, мой переломанный труп на асфальте нашли бы только под утро. И коммунальщики долго ругались бы, оттирая от асфальта кровь и дерьмо. – Никит... – твой голос заставляет вздрогнуть. – Что? – интересуюсь и тяжело сглатываю, потому что понимаю, что мы лежим лицом друг к другу. Так близко, что твои губы почти касаются моих. А еще ты закинул на меня ногу. Не думаю, правда, что с умыслом. – Ты мой друг? – спрашиваешь. – Да, – киваю. – И ты всегда будешь рядом? – твои пальцы касаются моего предплечья. И от этого прикосновения по коже бегут мурашки. – Да, – в горле у меня давно пережало, и я говорю едва слышно. – Что бы ни произошло? – ты теперь тоже говоришь шепотом. – Да, – я едва выговариваю это короткое слово. В глазах у меня стыдно щиплет. – Это круто, чувак, – улыбаешься. – Держи, – снимаешь вдруг со своей шеи нитку с позвякивающими амулетами и надеваешь на меня. – У тебя тоже должно быть что-то мое. – Спасибо, – касаюсь пальцами железок. Не отвечаешь. Мы просто смотрим друг другу в глаза, и наши губы так близко сейчас... Сердце у меня колотится так, что мне кажется, что этот сумасшедший стук слышишь и ты. Время исчезает. Превращается в ничто. А потом ты отстраняешься, неловко смеешься и переворачиваешься на спину. А я так и лежу на боку, чувствуя, как из уголка моего глаза по виску ползет непрошеная теплая капля.