Моя королева Топей

      Я с детства разбирался в болезненных привязанностях. Так сказать, «съел на том собаку», хотя, по-моему, фраза странная. Посудите сами: когда тебя растят вопреки здравому смыслу, а отцовская любовь держится лишь на предсмертной просьбе неизвестной тебе женщины, тяжело чувствовать себя в безопасности. Ещё даже не отправившись в подобие сельской школы, я случайно стал участником поджога. Дейгун сразу понял, что никакого «случайно» тут не было, ведь наш сосед просто был вонючим козлом, называвшим мою мать «гулящей сучкой», а меня — «подкинутым щенком». Не помню, чтобы Дейгуна как-то называли. Одна мысль встретить на себе тяжёлый и холодный, словно каменный кулак, взгляд — внушала ужас в сердца глупых фермеров. Потому что его боялись. Потому что он никогда не был похож на них. Страх держит глупых животных в стойлах — это единственное, что я уяснил в Западной Гавани.       Как сейчас помню тот щемящий душу ужас перед наказанием от папаши. Я действительно не был должным образом подготовлен к мести, иначе бы дождался момента, когда старый пердун крепко спал в своем уютном домике, а не перепахивал поле. «Гори, старый урод» — просто пожелал я, кидая масляную лампу на его соломенную крышу. Дейгун должен был выкинуть меня на улицу или отдать на растерзание старосте, но он этого не сделал. Потому что дал обещание двум высохшим трупам позаботиться о несчастном мальчике. Моя мать ничего не значила для меня, лишь родив меня на свет. С Дейгуном мы взаимовыгодно сосуществовали: я кормился за его счёт, а он упивался чувством вот-вот выполненного долга. В наше время такое случается сплошь и рядом, ничего личного, детки.       Вырос я человеком довольно слабым. Не ровня деревенским увальням, привыкшим мешки с зерном на горбу таскать. Их глупые глаза, глубоко посаженные в огромном розовом теле, всегда внушали мне страх. Их мозг неторопливой улиткой ворочался в черепной коробке, а единственной морально обоснованной тактикой была атака «в лоб». Поэтому я предпочитаю открытому бою подлые удары и побег в тень или за спину, как учил меня папаша.       Думаю, повод, по которому меня вытурили из Западной Гавани, оказался поначалу формальным, но я не скрывал своей радости, покинув родную деревню. К тому же после битвы могли возникнуть сомнения по некоторым смертям. Я собрал скромные пожитки, захватив пару чужих, но необходимых мне вещей, и двинулся в путь. Раньше я не уходил так далеко от дома. Дейгун упоминал о магической силе дорог в крупицах историй о своих приключениях. Будто они сами заставляют твои ноги нести тебя прочь из дома ради сомнительной выгоды и смерти в отрочестве. Что-то вроде того. Или он говорил только про меня? Неважно.       Не пройдя и пары метров от деревни (ладно, я утрирую), моя скромная персона начала притягивать нежданных спутников. Первый открытый бой в трактире я принял, словно последний салага. Да и незаслуженно: не собирался помогать какому-то коротышке, а всё равно досталось. У него была смешная борода. Его звали Келгар. Как оказалось, у него ещё более нелепая история, чем моя собственная. Накачавшись каким-то пойлом, мы решили выдвинуться вместе. Для моей тактики необходим живой щит, и Келгар был просто в восторге. Не мне судить о вкусах.       Дальше — интереснее. Вы когда-нибудь видели тифлинга в наших-то краях? Я про такое даже не слышал, в ужасе чуть не укокошив одну хвостатую дамочку с рогами. Келгар сказал, что пойло не виновато, и мне не нужно целебное зелье. Это была Нишка. Она тоже предпочитала кинжалы и короткие мечи. С виду хрупкая, но гибкая и сильная. Иначе бы она не смогла сражаться с бандитами и держать у сердца тюки с краденым барахлом. Нишка похожа на голодного жадного ребёнка, кровь демонов кипела в ней, как лава в вулкане. Её длинный нос и загребущие руки не раз приносили мне проблемы. Почему мне? Потому что вдруг меня избрали лидером, даже не пригласив на голосование. Надеюсь, они пожалели об этом.       Пока я размышлял о последствиях двойного убийства нелюдей, случилось кое-что по-настоящему волшебное. На лесной дороге мне встретилась настоящая нимфа. Она оказалась не такой, какой я себе представлял урождённую друидку. Потёртый серый балахон, который заменял ей одежду, совершенно не портил её печальной красоты. Оказалось, что мои романтические фантазии о лесных эльфийках обрели плоть и кровь. Усердно кивая, я отмёл все возражения моих первых спутников и взял Элани в наше путешествие. Глупо отказываться от помощи, когда из-за деревьев на тебя нападают какие-то нелепые твари и обвиняют в чём-то непотребном. Элани оказалась непроста. За свою помощь просила ответные услуги, которые я выполнял сию же минуту. Она всегда говорила то, что думала, но о себе предпочитала молчать. Тайны она хранить умела до могилы. Здесь ей не было равных.       Моя королева Топей была холодна, но легка как осенняя застоявшаяся вода. Её длинные тонкие пальцы играли с ветром, выплетая заклинания. Я читал Элани в огромных глазах цвета изумруда, ловя малейшее движение густых чёрных ресниц. С моим приближением зрачки расширялись, как у испуганной лани. Да, она начала бояться меня с самого начала, но я не сразу понял — почему. Высокие скулы и тёмный румянец на загорелых щеках сводили меня с ума. Как обделённый любовью ребенок, я тянулся к её ослепительной красоте, пытаясь сломать возведённый барьер. Элани держала дистанцию, расслабляясь лишь в совместных путешествиях. За пределы города мы ни разу не выходили вместе; следом всегда плелись другие спутники. В «Утонувшей Фляге» она держалась особняком, глотая едкие реплики захмелевшего Келгара. Вскоре она поняла, что за плечами паладина легче прятаться. Он не возражал. Зато я был в бешенстве, вдвое усерднее вымещая злость на проклятых гитьянки. И лусканцах. И людях-ящерах. Ладно, на всём, что видел.       В городе Элани чахла, теряя связи с природой, но отважно помогала сражаться с иными чудовищами, живущими меж каменных лачуг, убивающих за блестящие монеты. Я чувствовал её ненависть и ликовал.       Ускользающая эльфийская красота не могла держать моё внимание вечно. Наваливающиеся дела и бесконечные поручения не давали передохнуть; выбираясь из одной кучи дерьма, я попадал в следующую. Жизнь катилась под откос с ужасающей стремительностью. Я раскрыл объятия навстречу неизбежному, готовый принять любые удары ураганного ветра. По крайней мере, я не скучал как дома.       Её звали Шандра Джерро. Шан-дра. Если чеканить имя, язык описывает немыслимые движения, после которых болит нижняя челюсть. Это была вся она. От её бесконечной трескотни болела голова. При первой встрече у горящего сарая («гори, старый урод») мой усталый мозг пронзила стрела, сотканная из девичьего визга. Я не против, когда женщина кричит в моём обществе, но имел в виду не совсем то. Если бы я знал, что Шандра так навязчиво привяжется ко мне, то закинул бы её в сарай в качестве полена. Она была повсюду и всегда, готовая даже таскать награбленные Нишкой тюки. Всё реже и реже я бывал в таверне Дункана, не встречаясь с Элани на протяжении долгих недель. Возвращался только для того, чтобы отоспаться в тепле и вновь возвращался на дороги.       Если бы я попросил, Шандра не думая легла бы в мою постель. Покорить её оказалось не труднее, чем Эми. Они все хотят захватить частичку мира извне, чутко реагируя на чужаков, способных спасти их от тленного существования. Что угодно, лишь бы не стать женой фермера, родить армию детей и превратиться в тупую свиноматку. Смерть в качестве конечной остановки была для них приемлемым вариантом. Глядя на неё, я видел лишь тень недобитой глубоко в душе Западной Гавани. Как и Шандра, эта тень долго билась за свою жизнь, но, в конечном счёте, умерла в мучениях.       В итоге я разменял её на более опытного родственника, чему очень рад.       Со смертью Шандры изменилось многое. Новоселье я отметил в собственной крепости. Лорд Нашер прекрасно разъяснил моё место в пищевой цепочке политики Невервинтера, но угрозы уже давно перестали что-то значить. Я слышал их слишком много, чтобы запоминать и связывать с фактами. Вместе с рассветом на моём пороге появился Дейгун с вестью о гибели Западной Гавани. Плохая новость и хорошая.       — Я следил за твоими успехами, — процедил он. — Ты ещё жив, а это… многообещающе.       Остроухий папаша оказался при деле, с облегчением отправившись подальше. В какой бы части крепости я ни был, на затылке чувствовался его острый взгляд. Охотник, готовый уложить взбесившегося зверя. Я был на грани.       Первая ночь в Крепости-на-Перекрёстке казалась оглушительно тихой после суматошного дня. В дальнейшем ремонт кладки продолжался и по ночам. Кто-то заботливо разжёг очаг в моей комнате. Я был чрезвычайно тронут, что не придётся томиться в сырости, дрожа под одеялами, полными клопов. От усталости рухнул на кровать, чувствуя полную апатию. Не думал, что это приключение сделает меня эмоциональным кастратом, хотя загадывать ещё было рано. Рука сама потянулась к дорожной сумке, которую я постоянно таскал с собой. Нащупав тонкую шуршащую обертку, я разорвал веревку и развернул портрет Шандры, нарисованный каким-то недомерком на городской площади. Даже не знаю, почему столько отвалил за эту ерунду. Блондинка на холсте с загадочной улыбкой смотрела сквозь меня. И ничего от той деревенской девки, которая предстала перед нами в подземелье Джерро. Я вновь вспомнил бледную, как молоко, кожу рук, испещрённую глубокими порезами. Кровь сочилась меж фаланг пальцев, окропляя рунную ловушку. Лицо к тому времени уже было похоже на пергамент с нарисованными тёмными чертами. Шандра смотрела мне в глаза, и я видел в них прежнюю преданность.       Я кинул портрет в пламя, хотя и мог бы передать по наследству её деду. Мне было любопытно, как бы он отреагировал, увидев Шандру, неподвижно вмурованную в холст, но что-то помешало. Нужно было уничтожить её до конца.       Элани проскользнула в комнату, словно тень, и осталась стоять перед дверью стражем моих кошмаров. Я замер, не понимая, кем теперь являюсь: хищником или жертвой. Неизвестно, что наплёл ей Касавир. Некоторые в отряде принимали его невыносимо праведную сторону. Возможно, искали поддержку или моральную защиту, которую я давать и не собирался. Законопослушность на пороге смерти от вездесущей тени казалась мне как никогда смешной.       — Я не хотела приходить, — её голос едва слышен на фоне потрескивающих поленьев. — Но теперь верю, что ты изменился.       Вместо ответа я пожал плечами. Тем временем во мне всё переворачивалось в поисках каких-либо изменений. Элани решилась выйти вперёд к очагу. Свет отражался в рыжих волосах, будто сама она стала пламенем. В воздухе повисло напряжение; Элани смутилась, ощущая в этом свою вину.       — Эта крепость поможет нам изменить всё, — воодушевлённо продолжила она, заглядывая мне в глаза. Помня, как она пряталась, я лишь открыл и закрыл рот, словно безмозглая рыба — сойдёт за проявление робости. — И дело даже не в нашей предстоящей битве с Королём Теней.       — Тогда о чём ты говоришь? — не выдержал я.       — Как ты, конечно же, помнишь, я давно наблюдаю за тобой по приказу Круга, — теперь напряглись мы оба. Да, я не любил эту тему. Лишнее напоминание о том, что вся моя жизнь прошла под увеличительным стеклом сборища любителей зверушек. — Это было тяжело, поверь. Но я чувствую, что ты стал другим. Нет больше того мальчика, поджигающего дома и отравляющего души соседей.       — Да, я вышел на новый уровень.       — Теперь ты — Рыцарь-капитан, — Элани будто разъясняла что-то новое — эта черта казалась мне очень милой. — Я восхищаюсь твоей стойкостью. Хочешь этого или нет, но на руках теперь будет слишком много крови. И… я всё ещё хочу помочь тебе.       Жар её тела дохнул не слабее пламени из камина. Я видел перед собой испуганную хрупкую женщину; она пряталась за другой — моей Королевой Топей — властной воительницей, привыкшей к исполнению её приказов. Она не терпела соперничества даже с мёртвыми женщинами. Хотела того или нет — вызывающе шумное поведение Шандры привело ко мне Элани.       Долго терпеть не было сил. Я схватил тонкое запястье и потянул на себя. Забыв об осторожности, я поймал свою трепещущую дичь. Несколько секунд Элани колебалась, всматриваясь в моё лицо, и неуверенно поцеловала. Она пахла хвойным лесом и неопытностью. Как минимум вдвое старше меня, а инициативу берёт не она. Моя маленькая девочка из леса.       Накопившееся желание и гнев из-за её поведения не позволили быть чутким и нежным любовником. Кровь отлила от мозга, когда я почувствовал её сопротивление. Для своего телосложения Элани была довольно сильной — эта несовместимая черта всегда поражала меня в женщинах — её жилистые руки пытались оттолкнуть меня, сбросив с себя. Я немного уступил, смягчив темп, и она успокоилась. Когда я закончил, Элани выскочила из кровати, подхватив свою робу, и скрылась за дверью. Только сейчас я заметил, что она была почти полностью одета. На подоле чернели следы крови. Я же откинулся на кровати, подражая морской звезде. В тот миг я был невероятно счастлив и даже думать забыл о не совсем романтичной концовке.       Днём Элани всем своим видом показывала, будто ничего и не случилось. Касавир бросал настороженный взгляд то на меня, то на неё, продолжая хранить молчание. Я подозревал, что паладин использует свои клятвы верности, чтобы не свернуть мне шею. Как только с Королём Теней будет покончено, я услышу свист освящённого самим Тиром молота за спиной. Вряд ли хоть кто-то попробует остановить его: праведники слишком праведны, уж извините за тавтологию, ну, а остальные в первую очередь дорожат своими шкурами. Не виню их заранее, я ведь поступлю так же.       Несмотря на здравый смысл, Элани вернулась следующей же ночью. Мне нравились наши не совсем здоровые отношения со щепоткой животного ужаса. Я чувствовал, что она прошла через метаморфозу: Тень накрывала её вместе со всеми нами. Сила друидки росла, вбирая из природы все соки; она не гнушалась самых тёмных приёмов из возможного арсенала, понимая, что стоит на кону. Изящным взмахом руки заставляла корни деревьев обвивать врагов, погребая их под толщей земли. В этом было что-то дикое, звериное. Уже потом, роясь в себе, она стыдилась и нередко плакала. Я касался её дрожащего плеча, машинально пытаясь утешить, но Элани сбрасывала мою руку своей мокрой от слёз ладошкой.       Я мало спал по ночам. Какое-то смутное беспокойство постоянно будило меня в лунные безоблачные ночи. Стараясь не потревожить Элани, я смирно лежал рядом, любуясь её застывшей красотой. Словно благодарное животное, которое она пригрела. Я отсчитывал каждый вдох, пристально вглядываясь в ритмичные движения её груди под тонкой ночной рубашкой. Временами мне казалось, что она не дышит, тогда и сам я, затаив дыхание, с любопытством всматривался в движения глаз под веками, наблюдал, не меняется ли цвет её бронзовой кожи, но нет, всё это было лишь грёзами. Сон сковывал её жизнь, словно кокон. Моя королева Топей была прекрасна в своей мнимой смерти.       Как и раньше, я послушно пообещал выполнить личную просьбу Элани, когда за спиной внезапно вырос Бишоп. Мне всегда казалось, что следопыт считает всех сильно недоразвитыми, помогая лишь из корысти. Никто из нас не бывал в тех краях, куда он уводил отряд. Я вполне допускаю, что однажды он просто бросит нас в моровых землях или продаст Гариусу. Поэтому я не скупился на поощрения. За каждый поход Бишоп получал увесистый мешочек с золотом и ещё два — если все оставались в живых на пути домой. Единственное, что не мог купить — это его молчание. Следопыт задаром разглашал чужие секреты и наклонности. Я с удовольствием слушал о похождениях Касавира и Сэнда за кружкой эля. Конечно же, в их присутствии.       — Если бы я убил тебя, то только с большого расстояния. Или заплатил какому-нибудь отморозку, — как-то сказал Бишоп, получая очередное «жалование». Я и бровью не повёл. — Ты просто псих, командир.       С нескрываемым удовольствием следопыт разбрасывался шутками о подсмотренных женских прелестях Элани, но только когда я был рядом. Он говорил так обо всех женщинах, кроме Зджаэв, но я не обращал внимания. Я сжимал кулаки, а потом отдавал ему золото. Он ждал ответной реакции, а я ждал удобного момента, чтобы вырвать его сердце.       Топь встретила нас осквернёнными водами. Спёртый воздух вонял разложением. Туши мёртвых зверей валялись в тёмной воде, обрастая болотной травой; она лоснилась от обжорства стекающей гнилью. Почерневшая земля больше походила на утрамбованный уголь, чем на почву — рассыпаясь под ногами, поднимались клубы душной пыли. Косые лучи солнца с трудом проникали под свод погибших вековых деревьев; их листва, медленно описывая круги, падала серыми хлопьями. Подставив ладонь, я поймал частичку пепла. Одного дуновения ветра было достаточно, чтобы она рассыпалась в прах. Как и предупреждал наш проводник, Топи стали очередной резиденцией надвигающейся на нас Тени.       Но Элани не видела ничего вокруг, кроме своего выжившего Круга Мерделейна — если такое ещё можно назвать жизнью. Возможно, издалека друиды могли показаться нормальными, но стоило приглядеться к их жёлто-серой коже, как у ходячих утопленников, и всё становилось на свои места. Бишоп указал на ближайшего ко мне друида: его разбухший чёрный язык вываливался из раскрытых челюстей. Мнимые хранители того, что существовало и до их Круга, действительно слились с Топью. Элани сделала нерешительный шаг вперёд к раскрытым объятиям своего наставника. Он обещал ей покой, говорил, что миссия окончена, и эльфийка может вернуться домой. Стоило лишь представить, на что она обрекает себя…       — Нет, — взревел я, — вы испортите её!       Эльфийка отшатнулась, испуганно глядя на меня.       — Хватит меня мучить, я хочу уйти. Позволь мне…       Короткий меч вылетел из ножен. Я ударил со всей яростью и любовью, на которую был способен, проткнув её тело насквозь. Ещё не понимая произошедшего, Элани попыталась вытащить острие, схватившись руками за сталь. В последний раз изумрудные глаза широко распахнулись, глядя на меня. Резким движением я возвратил себе клинок, и её тело упало прямо в болотную воду, разрушая спокойствие глади. Это была не она, нет.       Сквозь кровавую пелену памяти проникал сожжённый мною портрет крестьянки: она была лишь жалким подобием жизни. Я же сотворил настоящую застывшую красоту.       Моя королева Топей смотрела сквозь мутную пелену остекленевшими в ужасе глазами. Волосы живым ореолом обрамляли её бледное лицо. Слёзы радости текли по моим щекам.       Запечатанная в тёмное стекло и в мою память.       Теперь она идеальна.