Если верить в сон

"Если это повторилось дважды, то и в третий раз обязательно произойдет" – повторял каждый день себе я. Меня никто не возьмет. - Живо спускайтесь! Снизу донесся басистый голос Евгении Владимировны, нашей воспитательницы или, как ее еще называют, мама Женя из детдома номер 132. Эта женщина слишком добрая на лицо. И это отнюдь не подходило под ее скверный характер. Если какой-нибудь ребенок провинится – она шлепает его, что есть мочи. Не заботясь о том, что останутся синяки. И именно поэтому из ее группы детишек, в возрасте от восьми до пятнадцати лет, никто не хотел брать себе не попечение. Зато она этим, час от часу, хвасталась. Мол, она уже "выпустила" из детдома не один десяток детей без родителей. Ведь даже после того, как дети переходили в старшую группу, их никто не брал. Сегодня был мой последний день в этой злосчастной группе. Завтра мне исполняется пятнадцать, а это значит, что я, собрав все свои скверные пожитки за десять лет в этом детдоме, перехожу в третий корпус к старшим ребятам и другой воспитательнице. Свою мать я не помню, хотя над моей кроватью висит ее маленькая фотография. На ней она красивая, улыбающаяся. Возможно, ей тут лет шестнадцать-семнадцать. Как раз тот возраст, когда она родила меня. Каждый раз, когда у нянек заходит разговор о детях в группе Евгении Владимировны, то они сразу вспоминают меня и начинают перемывать косточки моей матери. Лично я считаю, что есть много детей, у которых судьба хуже, чем у меня. Но тут дело в том, что директором детского дома №132 являлась моя бабушка, которая лет одиннадцать назад умерла от инфаркта, ну, а я теперь обитаю в этом захудалом подобии детского дома. Хотя, я и до этого тут обитал, но никто не знает почему. Некоторые говорили, что моя бабка меня не очень-то любила, так как я был плодом ее дочери, которая родила в шестнадцать лет от какого-то приезжего моряка. - Пошевеливайтесь! – Вновь крикнула Евгения Владимировна. Шаркая ногами в оборванных тапочках, я начал спускаться по лестнице на зарядку, которую неумело проводила все та же Евгения Владимировна. Мы никогда не спрашивали, есть ли у нее собственные дети, но по нашей группе ходили слухи, что ее единственный сын умер. Именно поэтому, она, днями и ночами, сидела тут. Я к ней пропитался какой-то нежностью, хотя, все ее терпеть не могли. - Эй-е-ей! Шевелись! – Пролетая около меня по шаткому периллу, крикнул мне Андрей. С Андреем я познакомился два года назад. Он попал в детдом из-за того, что его отец застрелился, а мать от горя спилась. Наша первая встреча была очень неловкая и со стороны походила на встречу двух оленей, которые попали в один и тот же капкан. Его поселили со мной в одной комнате, и, уже спустя некоторое время, мы хорошо сдружились. - Подожди! – Крикнул вслед я ему, но скольжение не прекратилось, и я невольно вспомнил жалкие уроки физики. Каждый раз, когда Андрей вот так бездумно скатывался, я думал, что вот-вот и лестница не выдержит и обвалится, а мой друг свалится на первый этаж. Уже очутившись внизу, Андрей стоял и ждал меня, засунув в рот спичку, а кончик ее немного покусывал. Это была его закадычная привычка. Мне она даже нравилась. - Чего ты такой вялый? – Подпрыгивая на одной ноге, спросил Андрей. Я укоризненно посмотрел на него. Он знал, что я терпеть не могу первую среду каждого месяца. А сегодня как раз была первая среда февраля. День открытых дверей детского дома №132. День убитых надежд у детей. День пролитых слез. День лжи. - Сегодня я буду пай-мальчиком! – С вызовом воскликнул Андрей, изобразив скоромного и тихого мальчишку, которому, настоящий Андрей, всегда был противоположностью. Я даже немного улыбнулся. Он, правда, показывал это весьма забавно. - Чего стоите там? Быстро сюда, - грубым тоном подозвала нас Евгения Владимировна. Мы глянули в ее сторону – все уже стояли около нее в три ряда, готовые к зарядке, остались только мы. Хихикнув, словно я и Андрей где-то нашкодили, мы вприпрыжку побежали на свои места. После зарядки, на которой нас не слабо погоняли, и плотного завтрака, все поплелись в душ. Девочки отдельно, мальчики отдельно, только умывальники, к которым нас сначала гнали, были общие. Я стал около зеркала у, одного из разбитых, умывальника, уже надев на себя свои лучшие штаны, причесывая еще мокрые волосы. Сзади подбежал Андрей и, сняв влажное полотенце с бедер, шлепнул меня им. Девочки, которые стояли рядом и прихорашивались, с криком выбежали из комнаты, не закончив наводить свой марафет. Андрей, не стесняясь, начал расхаживать голым взад-вперед, явно довольный, что распугал всех такой выходкой. Мальчики, которые заходили либо, кривляясь, смотрели на Андрея, который кривлялся им в ответ, либо смеялись и выходили обратно. Девочки же забегали, хихикая, то и дело, посматривая на моего друга, но тут же выбегали обратно и что-то бурно обсуждали. Андрей был балагуром. Он был слишком веселым, очень слишком. Я считаю, что это все из-за психологической травмы. Он просто веселился, без какой-либо пользы для себя. Был клоуном, и ему это нравилось. Я же наоборот – был слишком тихим. Не шутил, редко смеялся. Много читал и постоянно ходил за Андреем. Нам обоим это нравилось. Мы словно питались энергией друг друга. - Давай, одевайся, - бросил ему я, застегивая немного маловатую мне рубашку. - Эти самовлюбленные «мамочки-папочки» подождут такого важного гостя как я! – Все так же бегая взад-вперед и смеясь, воскликнул Андрей. Усмехнувшись, я пожал плечами и двинулся к выходу. - Только прикрой свой голый зад, когда решишь выйти к ним, - подмигнув, со смешком сказал я. - Несомненно, сударь! – Поклонившись, ответил мне Андрей с наигранной галантностью. Как только я вошел в главную комнату, ко мне подбежала со слезами на глазах Евгения Владимировна. Честно сказать, я впервые видел ее плачущей. Все ребята, «занявшие свои позиции», обернулись к нам. Что же такое произошло, что наша не эмоциональная воспитательница вдруг плачет? - Мальчик мой! – Воскликнула женщина, теребя мои волосы и тогда я понял, что она играет. Такое бывало, когда за ребятами приходили будущие родители. Да и с какого перепугу меня уже выбрали? Я ведь только вышел, а в комнате, помимо детей, было всего четверо взрослых людей: одна пожилая пара, мужчина, лет сорока и женщина, которая судорожно высматривала кото-то среди детей. Меня чуть не пробрал смех. Меня кто-то выбрал! Это был второй раз за все время, но, как видите, меня вернули, как и всех остальных. Евгения Владимировна грозно посмотрела на меня, чтобы я хоть как-нибудь подыграл ей, сделал, например, удивленный и радостный вид. Попытавшись это все сразу показать на своем лице, я стал внимательно осматривать кандидатов на роль моих будущих родителей. Пожилая супружеская пара сразу отпадала, ибо они смотрели на детей немного помладше меня и исключительно на девочек. Мужчина, лет сорока, безразлично прогуливался среди играющих детей, он явно никого не хотел брать. На его лице было написано, что он уставший от жизни и дома его еще ждут трое ребятишек, которые только и тянут из него все соки, но жена попросила присмотреть еще одного щекастого малого, для пополнения коллекции. Если все эти люди отпадают, то остается только женщина, которая, словно хищная птица рыскала среди детей. Вот только теперь она что-то достала из кошелька ее лакированной сумочки и любовно смотрела на эту вещь. - Ну, и чего стоишь как в землю прирос? – Злым шепотом сказала мне Евгения Владимировна, но ее глаза светились добротой, а лицо было залито слезами. Удивительная женщина. Я все еще стоял и в недоумении поглядывал на нянечку. Чего она толком от меня требует. Поняв, что я так и буду стоять, Евгения Владимировна схватила меня за предплечье и поволокла в женщине. - Будь вежлив с ней. Это твоя мать, - шикнула мне на ухо нянечка. Я от удивления даже рот открыл. Мы подошли к моей без-пяти-минут-матери и она с Евгенией Владимировной начала разговор. Я абсолютно ничего не слышал из-за биения моего сердца. Оно настолько громко билось, что я мог понять через что проходит удар. Уши и нос заложило. Во рту ужасно пересохло и, как на зло, тошнило. Я словно был во сне. Но, почему-то, мне казалось, что это страшный сон. Смешно. Очень смешно. Очутился я от своих мыслей только в кабинете заведующей. Она вопрос за вопросом задавала женщине, которая представилась моей матерью. Я попытался услышать хоть что-нибудь. - Все справки собраны? – Строгим голосом поинтересовалась наша заведующая. Если не знать эту женщину, Марию Иосифовну, то можно сказать, что она холодна, словно глыба льда (Здесь все такие). Но, так как я знаю ее достаточно долго, то могу сказать, что она любит здесь каждого ребенка. - Да, - моя мать достает из своей дорогущей сумки большую кипу бумаг и кладет на стол. Мария Иосифовна привередливо просматривает каждую бумажку, проверяет на штамп, на все подписи и даты. Я замечаю, что моя мать смотрит на меня. Я совершенно не знаю, как на это реагировать. С одной стороны, я зол на нее, за то, что она столько времени не появлялась и не интересовалась моей жизнью, а тут резко появилась. С другой стороны, я рад, что вижу ее, что знаю, как она сейчас выглядит и чем от нее пахнет: апельсинами и ванильным мороженым. - Кирилл… Я дернулся. Сначала я не понял откуда идет звук, но, когда до меня дошло, мать, которая меня звала, уже вновь была занята разговором с заведующей. - В семье еще есть дети? - Нет. - Тут написано, что у вас очень большая заработанная плата, это действительно так? – Вновь глянув в исписанный листик, задала вопрос Мария Иосифовна. - Да. Мать отвечала монотонно, сжав при этом губы. Я понял, что ей все эти вопросы не нравятся, но ведь нужно ответить. Тем более, что в этом детском доме появилась настоящая мать ребенка, которая хочет его действительно забрать. А в основном вопросы задают, чтобы потом тайно пошушукаться. Все женщины такие: не любят вопросы, обожают ответы и сплетни, особенно, если говорят про кого-нибудь другого. - У вас заграничная прописка, - уже глянув в паспорт, заключила Мария Иосифовна. - Да, заграничная. - Куда вы собираетесь везти ребенка? - В Германию. - Зачем? - Можно уже закончить этот глупый допрос? Я пришла забрать своего ребенка. И, как сказал мой нотариус, я собрала все документы, - процедила моя мать. Если честно, я ее немного боялся. С виду она такая добрая и слишком примитивная, а, как оказалась, она совсем не такая. Хотя, я толком ее не знаю. Мне уже надоело молчать. Язык прилип к гортани. Я попытался что-нибудь сказать, но так и не смог. - Взять к себе ребенка – это вам не дело пяти минут, Галина Валентиновна! – Воскликнула заведующая. Наконец-то я узнал имя своей матери. Галина Валентиновна. Галина Валентиновна. Галина Валентиновна. Я прокручивал его в голове много раз, лавировал языком, пытаясь выговорить его. Какое замечательное имя. И тут до меня дошло: я скоро уеду отсюда навсегда. Если это действительно моя родная мать, то я больше не увижу этих стен, больше не будет этого подъема по утрам, больше не будет всего того, в чем я вырос. На секунду я улыбнулся, но потом вспомнил Андрея. Мой единственный друг. Он останется здесь один. Я же знаю, что за ним никто не придет, хотя, есть возможность, если он постарается быть не таким засранцем, кто-то и глянет на этого дивного мальчишку. - Я не зря перечислила нужную вам сумму денег на счет детского дома, чтобы ждать еще несколько лет, прежде, чем смогу забрать своего сына, - на этих словах она посмотрела на меня с какой-то непонятной мне любовью. Я даже поежился. Марина Иосифовна поморщилась. Видимо, она хотела знать, как можно больше информации об этой женщине, но она была словно крепкий орех: слишком трудно разбить все вопросы на миллионы ответов. - На оформление справок от детского дома уйдет примерно неделя. А пока вы можете навещать ребенка. Мы вам позвоним, когда нужно будет подписать договор, - положив бумаги на стол, бросила Марина Иосифовна. Кивнув головой моя мать встала со стула и подала мне руку. Я оцепенел. Но мать, видимо, не ждала мгновенной реакции. Она, своими большими зелеными глазами, смотрела на меня, изучая, пытаясь восстановить устарелый образ в своей голове. Наконец, выйдя из своего маленького домика, я взял мягкую ладонь матери в свою, шершавую, и-за множества работ, ладонь. Она мне улыбнулась. Улыбка у нее осталась прежней, точно такой же, как и на фотографии, вот только прибавилось морщинок вокруг глаз и рта. Мы вышли из кабинета и остановились возле лестницы. Я все время смотрел на нее, пытаясь понять – сон или не сон. Она обняла меня и поцеловала в макушку. Мои же руки так и остались висеть по швам. - Прости меня, Кирилл. Прости за то, что оставила тебя, - на глазах матери были слезы, я даже не знал, как на это реагировать. – Через неделю я тебя заберу отсюда, обещаю, заберу. Сказав это, она поцеловала меня в лоб и пошла к выходу не оглядываясь. А я стоял и смотрел ей в след. Было одновременно жутко и радостно. Я не понимал, что мне с этими чувствами делать. Так и оставшись в смятении, я поплелся обратно в свою группу. Теперь взрослых там было намного больше, чем, когда я уходил. Даже не глядя ни на кого, я пошел в свою комнату, на ходу расстегивая тугой воротник рубашки. Мне сейчас больше всего на свете нужно побыть одному и хорошенько подумать. Подойдя к своей кровати, я сорвал со стены фотографию матери и в миллиардный раз всмотрелся в ее лицо. С того момента, как была сделана фотография, она не сильно изменилась. Всего лишь перекрасила волосы из русого в каштановый, да и прибавилось немного морщинок. - Вот мы и встретились, - прошептал я снимку, а затем лег на кровать и вновь начал смотреть на давно изученное лицо. Интересно, сколько у нее детей было, помимо меня? Почему вдруг она решила забрать меня отсюда? Ей ведь так мало лет, могла бы еще родить. И самый главный вопрос, который так и вертелся у меня в голове, но я боялся дать сам на него ответ: почему она ни разу за все эти годы не появилась тут, почему не хотела увидеть меня? Положив фотографию на стол, я повернулся на бок и попытался уснуть. Не прошло и нескольких минут, как я услышал за дверью шаги. Очень хорошо, что мы с Андреем жили одни, ведь обычно детей селят по четыре-шесть человек, а мы были одни, поэтому я знал, что сейчас в комнату зайдет мой друг. Дверь открылась, и я тут же закрыл глаза, притворившись, что сплю. Андрей тоже сел на свою кровать и стал снимать с себя одежду. - Я знаю, что ты не спишь, не притворяйся, - его голос был очень странным. Ни говоря ни слова, я повернулся на спину, открыл глаза и посмотрел на друга. Андрей взъерошил волосы и рассеянно смотрел на меня. Я никак не мог понять, что же такое случилось. Андрей молчал, а спрашивать я боялся. - И чего тебя водили к заведующей? – Потирая глаза, с длинными черными ресницами, поинтересовался он. Несколько секунд я молчал, глядя в потолок. К такому мой друг привык. Я не любил сразу же отвечать на вопросы, мне надо время хоть немного подумать. - Моя мать появилась, - каким-то убитым голосом поведал я новость своему другу. Восхищенных речей я не ждал, да и дружеских объятий тоже. Андрей просто ухмыльнулся и тоже лег на кровать. Теперь мы оба лежали и смотрели в потолок, не зная, что делать дальше. - И через сколько ты уходишь в мир иной? – Посмотрев на меня и приподняв одну бровь, с толикой издевки спросил Андрей. - Через неделю она обещала меня забрать, - я чувствовал себя словно не в своей тарелке. Мне было то ли стыдно перед Андреем, то ли жалко, что я оставлю его одного. Неожиданно он перевернулся на бок и подпер голову рукой и хитро глянул на меня. Я в ожидании застыл. - Так значит, ты кидаешь меня, Кирюша? – Смешно нахмурив брови, он немного задумчиво спросил у меня. - Ну, получается, что да, - сквозь улыбку ответил я. Я понятия не имел почему мне хотелось улыбаться. Просто Андрей вел себя слишком странно для такой ситуации. - А вот и нет! – Вдруг воскликнул он и встал на кровати. Андрей начал прыгать. – Это я тебя кидаю! В изумлении я приподнялся, чтобы убедиться, что мой друг не врет. Слишком все странно начинается, но я рад этому. Мы начали обсуждать все то, что сегодня произошло. Оказалось, что матери Андрея разрешили забрать его, так как она уже вылечилась от алкоголизма и даже второй раз вышла замуж, чему Андрей не очень-то рад. Я же рассказал ему, что, видимо, уеду жить в Германию. Друг некоторое время сидел грустным, так как теперь мы вряд ли еще раз в жизни увидимся. Но потом вновь повеселел и пожелал мне удачи на новом месте. Мы слишком много обсуждали, говорили про планы на будущее, из-за этого мы пропустили ужин. Андрей даже придумал историю о том, как на Землю через пару лет упадут ангелы и в одного из них он влюбиться, а она вернется обратно в свой Рай, и они будут общаться с помощью всяких знаков. Я впервые видел Андрея таким счастливым. Улыбка с его лица не сходила ни на секунду. Он даже решил для своей матери подстричь волосы, потому что они стали лишком длинными, а она не любит, когда волосы не ухожены. Я был очень рад за него. Мне хотелось поскорее вновь увидеть свою мать. Вновь потрогать ее руку и почувствовать ее поцелуй на своем лбу. Как же мне этого не хватало. Я всю ночь думал об этом. Мысли были словно рой в голове, они всю жужжали и жужжали, и я не знал, что делать с ними, поэтому я просто лег спать. Мы оба, я и Андрей, уснули с улыбками на губах. *** Будильник вновь прозвенел в половину седьмого. Еле открыв глаза и сев на кровати, я ногами нашел свои тапочки. Открыв глаза, я понял, что все, что было в моей голове оказалось сном. Мне захотелось кричать, просто выть от боли. Неужели я так и останусь здесь до своего совершеннолетия? Где-то в глубине одеяла пошевелился Андрей. Не открывая глаз, он встал с кровати и на ощупь пошел в умывальню. Мне хотелось крикнуть ему вслед: неужели он не помнит, что вчера было? Но, увы, это все было, есть и будет в моей голове. Кое-как собравшись с мыслями, я тоже встал. Я был словно робот. Умылся. Оделся. Зарядка. Завтрак. Заметив, что я сам не свой, Андрей предложил выйти поговорить. Безразлично пожав плечами, я пошел за ним следом. Мы пошли в игровую комнату. Андрей уселся на подоконник и внимательно глянул на меня. Ему даже не пришлось ничего спрашивать, первым заговорил я. - У тебя было такое, что то, что тебе снилось казалось настолько реалистичным, что ты готов отдать все, что угодно, лишь бы приснившееся оказалось правдой? – Мой голос немного дрожал, а на глазах были слезы. - Да каждый никчемный день, - ковыряясь спичкой во рту, спустя несколько секунд ответил мне Андрей. Я молчал и смотрел в пол, подбивая носком тапка старую плитку в комнате. Я чувствовал, что мой друг не сводит глаз с меня, но ничего не мог поделать. Мне не хотелось рассказывать свой сон, но, видимо, Андрей этого требовал. Мы так и просидели минут двадцать в тишине. Андрей смотрел на меня, а я смотрел на плитку. Нашу идиллию нарушили мама Женя, прикрикнув на нас, чтобы мы вышли в главную комнату. Мы шли спереди, а Евгения Владимировна и постоянно о чем-то полушепотом говорила. Я попытался прислушаться. - Сказано ведь всем, что день открытых дверей, когда можно поглазеть на детей, каждую первую среду. Нет! Ей нужно именно сейчас посмотреть на мальчишку. Мы с Андреем переглянулись. Никто толком не понял, что имела в виду наша нянечка. Но мы послушно шли молча и слушали ее, дабы узнать, как можно больше. - Кирилл, тебя там ждут, - указав на дверь ведущей к лестнице, а дальше к кабинету заведующей, бросила Евгения Владимировна и дальше повела Андрея. Нахмурив брови, Андрей посмотрел на меня, я же растеряно глянул на него. Мне было немного страшно. Еле передвигая ноги, я подошел к той двери и медленно открыл ее. Моему удивлению не было предела. Я чуть не заплакал, но еле сдержался. Передо мной стояла женщина из моего сна и, если верить ему, то это моя мать. - Кирилл?.. Не говоря ни слова, я подбежал к ней и обнял. Мне сразу стало понятно, что это действительно моя мать. Слезы залили глаза, руки и ноги дрожали. Женщина опустилась на колени и вытерла мне слезы. - Я заберу тебя отсюда, я обещаю, - она тоже плакала. Мне уже ничего не было важно, кроме того, что я стою рядом со своей матерью. Она потрепала мои волосы и, взяв за руку, повела к кабинету заведующей. Мое лицо озарила улыбка. После наших объятий я помню только, как мать отвечала на вопросы заведующей и как я вновь прощался с матерью. Она, как и в моем сне, пообещала забрать меня через семь дней. Вот только нив какую Германию мы не полетим. Это даже к лучшему. Главное, чтобы мама была рядом. *** Помню, как собирал свои скромные пожитки под серьезный взгляд Андрея. Он готов был расплакаться, потому что понимал, что меня больше не увидит. Я этого тоже понимал, но грустить и плакать себе не позволял. Всю неделю до моего отъезда мы молчали. Молчали с тех пор, как я ему рассказал о случившемся. Даже на прощание мы только обнялись, и я уехал. Спустя несколько лет я встретил его на улице. Он выходил с девушкой из какого-то кафе. Он, по-прежнему держал во рту спичку и ходил развязно. Волосы все также неаккуратно причесаны и не подстрижены. Увидев меня, он крикнул через всю улицу и тут же подошел ко мне. Наша встреча, после стольких лет разлуки, все также напоминала встречу двух оленей, которые попали в одну и ту же ловушку. Разговорились мы слишком быстро, быстро мы и разошлись. После оказалось, что он нашел свою мать, но она так и не прекращала пить. Он попытался ей помочь и положил в больницу. Сейчас она чувствует себя хорошо. Андрей, как и в моем сне, влюбился, только не в ангела, а в обычную девушку. Свою мать, спустя десять лет, я похоронил и остался жить в ее доме, где абсолютно все напоминает о ней. Я даже никогда и не знал, что она была художницей, иногда писала стихи и не любила кулинарные передачи. За все время я многое что узнал, вот только единственный секрет, который унесла мать с собой в могилу – причина, почему она столько лет назад позволила бабушке отправить меня в детский дом под номером 132.