Глобальное потепление

Со смешанным чувством стыда и любопытства Тилль шёл на встречу со своим давним приятелем. Он сам его вызвонил, сам предложил посидеть, поговорить, обменяться новостями. Тео Флай был довольно известным стилистом, работал с группой в нескольких проектах и сохранил хорошие отношения со всеми. В прошлой жизни выходец из России с банальным имечком Тимофей Петров – он сделал головокружительную карьеру в европейском шоу бизнесе и был человеком общительным и интересным, но что имело сейчас определяющее значение для Линдеманна: Тео был геем. Тилль, как человек грамотный и обстоятельный, иногда чересчур и во вред себе решал подойти к вопросу кардинально. Он пришёл к выводу, что ему нужен совет знающего и опытного человека. Тео вполне можно было доверять, и Тилль решил поделиться с ним кое-какими своими мыслями. После эпичного бегства Рихарда из его кухни без штанов Линдеманн вынужден был констатировать преступное, с его точки зрения, влечение к собственному другу. Это было очень странно и совсем неправдоподобно. На пару с Круспе они прошли огонь, воду и медные трубы, причём не гипотетическим, а самым что ни на есть практическим образом. У них была общая работа, музыка, слава и даже жена. Они, чёрт побери, слегка родственниками были, если копнуть глубже. Им обоим было под пятьдесят, и они старели, чёрт побери, что бы себе там Рихард не красил и не подтягивал. Хорошо нырять с головой в эксперименты, когда тебе лет двадцать, и совсем не солидно совершать такие резкие телодвижения на пороге пенсионного возраста. Почему им обоим, интересно, раньше в голову не приходило познать новые формы проведения досуга? Нет, надо было внуков дождаться, чтобы захотелось потискать друг дружку. Линдеманн хмурился, жмурился, поджимал губы, тёр переносицу, но эти манёвры мнимой сосредоточенности не помогали ничем. Десятиминутное ожидание приятеля за столиком в кафе подвигло его на неумеренное потребление минеральной воды, и только после третьего стакана он обнаружил, что она с газом, и чертыхнулся про себя. Здравствуй, изжога и нарушение работы кишечника! Уже пучит на старости лет от газировки, а всё туда же – навстречу новым ощущениям. Тилль размышлял, что могло произойти, если бы в прошлый раз им не помешал так некстати заскочивший курьер с бумажками из издательства. Пока Линдеманн, с трудом проворачивая напрочь заклинившие шестерёнки в мозгах, пытался сообразить какие-такие стихи и какой-такой сборник он публиковать собирался, Рихард привёл себя в порядок и спешно ретировался из-под обстрела, самым наглым образом стырив его собственные джинсы, между прочим. Уж как он в них до дома добрался – история умалчивала. Они неделю не виделись после этого случая и сидели по домам, затаившись, как резиденты на вражеской территории. В глаза друг другу, по-любому, было стыдно смотреть обоим. А самое главное – было совершенно непонятно, как быть и что делать дальше. Лёгкая суета на входе в заведение однозначно дала ему понять, что знакомый уже пришёл. И верно – Тео показался в дверном проёме, царственным взмахом руки отпустил метрдотеля, нашёл глазами Тилля за столиком возле окна и, повиливая задницей, двинулся по залу. Его сопровождал шёпот и взгляды в спину, но Тео реагировал на это усталой томностью лица и неспешной походкой. Тщательно подведённые глаза, пёстрый шарф на шее и блестящие обтягивающие штаны дополняли классический образ секси-боя. Линдеманн хмыкнул, прекрасно зная, что стилист только корчил из себя манерного гея на публике, потому что это было требованием его окружения и визитной карточкой имиджа. На самом деле Тео был обычным мужиком, обожающим растянутые, драные футболки, пиво по вечерам и прозаически рыгающим не тише любого натурального натурала. В повседневном близком общении никому даже в голову не пришло бы обличить его в голубизне, просто вместо нежных девочек он укладывал в свою койку нежных мальчиков – в этом была вся разница. – Господи, как приятно с нормальным человеком наконец-то пообщаться! – радостно улыбнулся он, присаживаясь напротив Тилля. Разговор потёк плавно, перескакивая с одного на другое, переходя от одной новости к следующей. Наконец, общие темы исчерпались, и Тилль уже примеривался задать наводящий вопрос, когда Тео внезапно начал делиться с ним ощущениями от своей новой любви. Вообще-то он не особо любил вдаваться в подробности своей интимной жизни, памятуя о гетеросексуальности приятелей и возможном неприятии темы. Но ему так хотелось поделиться своей радостью, что он не устоял, расписывая, какой покладистый и спокойный характер был у его нового друга, что он совсем не меркантильный альфонс и встречался с ним отнюдь не ради денег или протекций. – Слушай, а как это у вас всё происходит? – Тилль посчитал момент более чем удобным. – Я имею в виду чисто технически. Надо как-то готовиться, ведь больно же, наверное? Тео завис с открытым ртом, недоумённо осматривая нарочито спокойного Линдеманна, уткнувшегося взглядом в стол и спрашивающего совсем невероятные вещи. – А ты с какой целью интересуешься? У нас же был разговор, помнишь? Я тебе давал общую информацию в качестве подручного материала для работы и подробности с психологией. – Флай уловил своей неискоренимой на уровне менталитета русской «чуйкой», что дело тут нечисто. – Да, я помню, но... – Тилль с тоской подумал, что вот оно – началось. Теперь он будет мямлить и юлить, а потом жалеть, что не спросил в лоб. Тео молча прикурил длинную коричневую сигарету, давая собеседнику время определиться с вопросами. А Линдеманна взяло зло на себя, и он решил рубануть с плеча. – Попробовать захотелось, самому. – Он не опасался насмешек со стороны Тео, но ему неудобно было выворачиваться наизнанку перед приятелем. Флай отреагировал абсолютно на уровне. Не моргнув глазом, он тут же вставил: – Я удивляюсь, почему ты раньше не попробовал. Очень удивляюсь, правда. Я почему-то всегда был уверен, что для тебя будет подходящей такая форма отношений. – Тео улыбнулся, рассматривая Тилля со всех сторон с новым интересом. – А что случилось, я могу спросить? Ты кого-то встретил или? Флай вздёрнул бровь, ожидая ответа на свой наводящий вопрос. Линдеманн вздохнул, соображая про себя: сказать – не сказать, сложил губы трубочкой, наморщил лоб, отчаянно борясь со своими некстати всплывшими табу на личную жизнь. – Скорее «или», мы довольно давно знакомы, знаешь ли, а тут сложилась такая ситуация... – Рихард? – не дожидаясь окончания словесного пассажа, припечатал Тео. Линдеманн дёрнулся и со священным испугом посмотрел на него. Флай сыто улыбнулся и пояснил: – Это же очевидно, для меня, по крайней мере. Вы... подходящие друг другу какие-то, что ли, во всех отношениях. – Тео придавил окурок в пепельнице и наклонился над столом. – А он сам не против? Тилль вспомнил красные уши Круспе, его невозможно-дикий взгляд и крепкий член в своей ладони. – Нет, не против. – Ну, вот видишь! Полдела сделано. – Флай вновь выпрямился на сидении. – От меня-то ты что хочешь, если у вас всё уже на мази? – А как у тебя это было в первый раз? – полюбопытствовал Тилль. Теперь, когда он успел открыть половину карт, ему было гораздо легче обсуждать неловкие темы. Тем более что можно было переключиться на собеседника. – Боксёру одному надо было синяк замазать перед интервью. – С горькой усмешкой ответил Тео. – А я исключительно удобно повернулся в процессе мейк-апа. Вот и весь мой первый раз, дорогой! – Тебе понравилось? – О чём ты говоришь? Какое «понравилось»? – Тео изумлённо вздёрнул брови. – Я на жопу сесть не мог три дня и до сих пор терпеть не могу бокс. Тилль задумчиво почесал щёку. – Но ведь был же у тебя первый раз, когда понравилось? Тео вновь склонился над столом, пристально и без улыбки глядя в глаза Линдеманна. – А в тот раз, когда мне понравилось, мне было наплевать: больно – не больно, останусь я мужиком после этого или нет. У меня в глазах темнело от возбуждения, и я кончал раньше, чем мой любовник успевал меня раздеть. Не думаю, что у всех так, но когда занимаешься сексом с человеком, который тебе небезразличен, меньше всего думаешь о моральных принципах, общественном мнении и физической боли. Флай откинулся на спинку дивана и снова закурил. Его глаза стали серьёзными и грустными. Видимо, воспоминания о первой любви были не слишком радостными для него. – Тебе повезло в том плане, что вы знакомы и оба не против. Вы близки друг другу, по жизни и по духу. – Тео снова улыбался внимательно слушающему его Линдеманну. – Кстати, а ты в активе хочешь попробовать или в пассиве? Тилль ошарашено заморгал. Во время своих теоретических раздумий такие прикладные подробности ему и в голову не приходили. – Наверное, в активе или... Не знаю я. – Ещё одна проблема, ко всем прочим, встала перед ним во всей красе. Тео снисходительно захихикал, наморщив нос: – Как всем в активной позиции нравится, скажите пожалуйста! А между тем у пассивного партнёра впечатления и ощущения куда ярче и интереснее. – Он щёлкнул пальцами, подзывая официанта. – Впрочем, у вас с Рихардом, действительно, сложно решить, кто «верх», а кто «низ». Вы оба альфа-самцы ещё те! Ситуация, поставившая Линдеманна в тупик, порядком повеселила его собеседника. – Я понимаю, дорогой, что тебя сейчас заботит уйма всего, начиная с гигиены и заканчивая моралью, но мне совсем не хочется грузить тебя ненужными, в общем-то, сведениями. – Тео рассчитался с официантом, дождался, пока тот отошел от столика, автоматически проводив его задницу внимательным взглядом. – Сейчас я скажу тебе только одну вещь и хочу, чтобы ты всегда держал мой совет вот здесь. – Пристально глядя Линдеманну в глаза, Флай постучал наманикюренным ногтем по гладко выбритому виску. – От того, что ты переспишь с Рихардом, ничего кардинально не поменяется. Ни в твоей жизни, ни в его. Небо не упадёт на землю, чёрное не станет белым, пизда у тебя не вырастет, и хуй не отвалится. Даже если вы сделаете это всего один раз, и вам обоим это не понравится. Не изменится вообще ничего, просто пойми это. Вы взрослые, сто лет знакомые друг с другом люди, и твои опасения яйца выеденного не стоят. Вы не перестанете общаться и дружить, поверь мне. А вот обоюдное желание, неудовлетворённое и бессмысленное, не даст тебе жить дальше. – Тео приподнялся, выбираясь из-за стола. – Уж я-то тебя отлично знаю, Тилль. Ты будешь есть себя поедом днями и ночами, мучиться и сомневаться до бесконечности, пока не дойдёшь до ручки. Флай протянул ему руку, прощаясь. – Просто займись с ним сексом и сделай так, чтобы ему было хорошо. Какой смысл упускать такой шанс? – Приятель взмахнул кистью, ободряюще улыбнулся Линдеманну и танцующей походкой удалился восвояси. Тилль посидел ещё немного над чашкой с остывшим зелёным чаем и тоже захлопал себя по карманам в поисках бумажника. Вместо дельного совета Тео только ещё больше запутал его. «Ему хорошо говорить, что ничего не изменится. Я бы и сам хотел так думать, но в какую сторону развернутся наши с Круспе отношения – я просчитать не возьмусь. Лишиться многолетней дружбы в угоду сиюминутному желанию? И как он вообще отнесётся к предложению... А я и не предложил ещё ничего... И как я предложу? Раздевайся, Рих, я хочу тебя?» – Линдеманн всю дорогу до дома мусолил так и эдак назойливые беспокойные мысли, пытаясь сообразить, что именно и какими словами он будет предлагать Круспе, пока прямо напротив двери в свой подъезд не столкнулся на тротуаре с бледным, как талый снег, Рихардом. У Круспе было лицо человека, который собрался или вешаться, или жениться. Что для некоторых мужчин было, в принципе, равнозначно. Они почти врезались друг в дружку, витающие в облаках и своих растрёпанных чувствах. Рихард вымученно улыбнулся и, сжимая в карманах куртки руки в кулаки, промямлил: – А я вот к тебе иду, – его взгляд был наполнен какой-то совсем нетипичной робостью, но Тилль и так понял, откуда взялось такое смущение и зачем он пришёл. «Хорошо, что не нужно ничего придумывать и говорить, сам явился», – с облегчением подумал Линдеманн, как будто визит Рихарда снимал с него всю ответственность за дальнейшее. Взвесив на ладони ключи, он посмотрел исподлобья на Рихарда и уверенно сказал: – Пойдём! Они молча поднялись в квартиру, молча разделись в прихожей и, по-прежнему играя в молчанку, перебрались в гостиную. Круспе рассеянно обводил глазами изученный вдоль и поперёк дизайн квартиры Линдеманна, а тот с удовольствием делал вид, что всё идёт по плану, решив, что раз он припёрся сам, пусть сам и выкручивается. – Я тут подумал, Тилль, может, стоит попробовать, а? Линдеманн, честно говоря, не ожидал, что Рихард окажется таким смелым. И тут же расслабился, помня советы и наставления Тео. – Я тоже подумал, – при этих словах Рихард искоса глянул на него, справедливо ожидая отказа. – Давай попробуем. Круспе внимательно посмотрел ему прямо в глаза долгим, пристальным взглядом. Видимо, приготовившись к наступлению или обороне, тоже не ждал такого стремительного развития событий. – Ну что ж... – отличительной чертой характера Рихарда Круспе всегда была уверенная целеустремлённость. И когда он видел прямой путь к намеченному им событию – медлить смысла не имело. Он приблизился к сидящему в кресле Тиллю, медленно опустился перед ним на колени, положил руки на бёдра затаившего дыхание друга и улыбнулся: – Чур, я сверху! Тилль тут же проклял свою природную медлительность. Нет, чтоб самому язык протянуть вовремя! Но дело сделано, слово сказано, и Рихард уже придвинулся ближе, не пряча блестящие глаза и вовсю орудуя загребущими руками. «Что там Тео говорил про яркие ощущения пассива?» Его успокаивала только ободряющая улыбка Рихарда, который по какой-то причине был мягок и аккуратен, оглаживая его тело под одеждой. Тилль смотрел на него сверху вниз, и ему нравилось. Ему всегда было наплевать, как именно выглядел Круспе, и только сейчас он обратил внимание на его бесспорную сексуальную привлекательность. Ничего пока не происходило, лишь мимолётные ласки, осторожные касания, словно на пробу, не всерьёз. Но Рихард уже стягивал с себя через голову майку, переступив, будто нетерпеливо взбрыкнув, ногами, придвинулся вплотную к Тиллю и нагло подставил ему рот для поцелуя. И Линдеманн повиновался его безмолвному требованию, словно разом разучившись ласкать чужие губы. Неуверенно и неуклюже, заново пробуя и задерживая дыхание всякий раз, когда их языки сталкивались во влажной глубине рта. Тилль так же неуверенно, как и целовался, провёл ладонью по гладкой груди, а Рихард, коротко и шумно переведя дыхание, потянул его за руку на себя и уложил на пол. Обоим почему-то в голову не пришло, что за стеной имелась вполне удобная кровать. А на ковре было жёстко коленям, спине и локтям. Непривычно твердые пальцы партнёра вызывали дрожь и смятение. В какой-то момент обоих кольнуло мимолётным ужасом: «Что мы делаем?» Но Тиллю внезапно стало душно, оставшаяся на теле одежда мешала, путаясь в конечностях, и они, наконец, избавились от неё. Рихард не откладывал и не останавливался, нависнув над Линдеманном, провёл рукой в промежности, то ли лаская, то ли проверяя, не будет ли он против. Не было ласковой томности и желания нежности, не хотелось угодить партнёру и ждать податливой отдачи. Было желание взять, и Тилль, лёжа в совершенно неприемлемой для себя позе под Рихардом, который раздвигал ему ноги и трогал пальцами нервно сжавшуюся задницу, внезапно подумал, что нет никакой разницы, сверху ты или снизу. Когда двое мужиков ложились в одну постель – они оба брали, даже если один впускал в себя, а другой настойчиво входил в сопротивляющееся тело. Потемневшие глаза Рихарда сузились, губы и крылья носа вздрагивали. Линдеманн никогда не видел его таким: возбуждённым и красивым, нетерпеливо стремящимся к тому, чего хотелось до дрожи в ногах. Тилль внезапно застеснялся своего тяжёлого, нескладного тела, непослушных рук и неповоротливости. От ковра, на котором он лежал, доносился запах тысячи следов, оставленных им самим и другими, кто ходил здесь до него. А от Рихарда пахло остро и вкусно, чем-то по-настоящему свежим и сильным. Его ладони продолжали ласкать настойчиво и бесстыже, он прижимался к Линдеманну, распластанному под ним, разом и без споров смирившемуся со своим положением сейчас. Не было неприятия или неудобства, оба прекрасно представляли, что должно произойти, Тилль лишь надеялся потерпеть и справиться. Ему не хотелось, чтобы Рихарду не понравилось. «Сделай так, чтобы ему было хорошо». И Линдеманн раздвинул ноги шире, притёрся ближе, обнял его за шею. Рихард понял его с одного движения и, минуя все предостережения и предварительные ласки, толкнулся налитым кровью членом внутрь. Оба замерли, глядя друг другу в глаза и каждый по-своему переживая роковой эпизод. Тиллю было больно. Очень больно, но он мужественно сжимал зубы и молчал. А Круспе видел, что партнёру как-то не очень, но отступать не собирался. – Говорят, расслабиться нужно, – шёпотом подсказал ему манеру поведения Рихард, – и не шевелись, я сам всё сделаю. – Я потерплю, – успокоил его Тилль сдавленным шипящим голосом и постарался отпустить своё тело, внезапно коснувшись губами его щеки. Рихард дышал всё чаще, двигаясь внутри него осторожно, но с усилием и не останавливаясь. Тилль с трудом хватал ртом раскалившийся воздух, ему отчаянно не хватало его, с болью едва проходящего в пересохшее горло. Он даже смотреть не хотел, что происходило там, между их соприкасающимися телами, достаточно было пошлых звуков и змеиного клубка желания внизу живота, тяжесть которого была почти болезненной. Оставалось только вертеть задницей вовсе уж по-женски, коротко охать и ждать, почти умоляя, когда всё это закончится. Было странно. Ощущения были непередаваемо яркими, а возбуждение – плотным и тяжёлым, почти осязаемым, как едкие капельки пота, стекающие по виску. В целом мире не осталось ничего, кроме глубоко проникающей в него чужой плоти, с болью и горячим удовольствием, собственного, сжимающегося в сопротивлении тела, желающего этого проникновения, но будто исторгающего её из себя, влажных, напряжённых и натянутых судорогой желания бёдер, с резким шлёпающим звуком смыкавшихся воедино. Лёгкая боль тонкой иголкой кольнула в пояснице, Рихард громко натужно зашипел – реальность взорвалась ослепительной вспышкой, до синевы под веками. Круспе утопил лоб в его шее, коротко дёргая ладонью в невидимом ему пространстве, и тоже кончил, здорово прикусив кожу, но Тиллю было не до этого. Он прижимал Круспе к себе, перекинув руку через его широкую спину, сосредоточенно глядя при этом в потолок. На ум приходило только идиотское словосочетание «здорово было». Чисто мужская немногословность и скудность чувственных описаний. Рихард вставать с него не собирался, так они и лежали, оба, видимо, побаиваясь начать общение после такого глубокого погружения друг в друга. Наконец, Тиллю всё это надоело, Круспе всё-таки был далеко не изящной леди, чтобы без ущерба для здоровья прижимать его телеса к холодному полу. Он довольно игриво шлёпнул Рихарда по голой ягодице и попытался встать. – Давай, поднимайся, задавил совсем, – благодушно прогудел Тилль, глупо улыбаясь. Рихард тут же сел на пятки и пытливо уставился на него, словно хотел рассмотреть что-то, надёжно укрытое от глаз. Линдеманн устроился на заднице, глубоко вздохнул и, с трудом подбирая слова, произнёс: – Знаешь, мне скорее понравилось, чем нет. Вот только... чего-то не хватает. – И внутренне подобрался, опасаясь вспышки негодования. – Может, бабы не хватает? – хохотнул Рихард, и сразу обоих словно отпустило неловкое напряжение. Линдеманн усмехнулся: – Да нет, про баб я сейчас как-то не думал, а вот опыта нам с тобой явно недостает. Тилль потёр вспотевшими ладонями икры и подумал, насколько же Тео оказался прав. И откуда он только знал, что на самом деле не изменится ровным счётом ничего? Рихард вытянул вперёд затёкшие ноги и изумлённо потянул: – У тебя ведь спальня есть? И кровать тоже? А чего мы, дураки, на полу тогда кувыркались, как бомжи? – Потому что ты слишком сильно хотел меня, сладкий! – округляя губы, давился хохотом Линдеманн. Они сидели на полу друг напротив друга и смеялись, то ли над ситуацией, то ли над самими собой. Линдеманн чувствовал себя пятнадцатилетним мальчишкой, которому подарили долгожданный подарок, и от этого ему было весело и радостно, хотелось поделиться хорошим настроением со всеми вокруг. – А что ты там пропел насчёт недостатка опыта? – похабно облизнувшись, внезапно спросил Круспе. – То самое! Только теперь я сверху, – беззлобно оскалился Тилль и припечатал: – моя прелесть!