***
Все собираются на одной площадке. Кто-то топчет траву, танцуя на ней босиком, а кто-то перемещается на танцпол – туда, где пространства между телами почти не остаётся. Ник проводит несколько минут с ребятами, ловит пару насмешливых взглядов и получает одобрение, заканчивающееся успевшим стать стандартным «…не забывайте предохраняться». Он показывает Эйми средний палец и ныряет в толпу, оказываясь ближе к тому, кто так сильно его заинтересовал. При должном старании Гримшоу может вспомнить и имя этого человека, но не отказывает себе в удовольствии узнать самостоятельно; быть может, даже в более деликатной обстановке. – Ник Гримшоу, – начинает он, протягивая мужчине руку, и тот медленно поворачивает к нему сначала голову, а после и остальное тело. – На следующей неделе у вас интервью на BBC Radio 1, и его буду брать я, – не дав одуматься, добавляет он. – Доминик, – в ответ протягивают руку и очаровательно улыбаются. Доля сомнений, имевшая место быть, тут же улетучивается. Этот самый Доминик на все сто десять процентов из ста – такой же, как и он; только отчего-то с грустью наблюдающий за подружкой человека, на которого он весь вечер кидает весьма однозначные взгляды, стоит ему снять очки. – Всегда приятно узнать человека заранее, – говорит Ник, делая шаг вперёд, – прощупать, так сказать, почву, чтобы знать, чего ожидать. Доминик вновь смеётся. Он делает это на автомате, привыкнув реагировать подобным образом на любую неловкую ситуацию, в которую Гримшоу затягивает их обоих; только именно он никакой неловкости не ощущает, имея столь решительный настрой. – Кто твоя спутница? – они стоят на краю площадки, на которой судорожно дергаются полуголые тела. Здесь есть столик с выпивкой, множество стульев и подушек, а ещё – Доминик, медленно пятящийся назад к стене. – Она уже покинула меня, неотложные дела, – пожав плечами, отвечает он и ухватывает кончиками пальцев пластиковый стаканчик, наполняя его светлой жидкостью. – А спутник? – Ник осторожно улыбается, давая понять, что ничего не имеет против подобного. Прочистив горло, его собеседник косится в сторону. Мужчина, чьё имя Гримшоу прекрасно знает, одетый в белое и имеющий странную склонность к блондинкам, болтает с одной из таких, активно жестикулируя и даже не обращая внимания на бокал в руке. А также не обращая внимания на человека, которого он, Ник, не прочь увести куда-нибудь в уединённое местечко хоть сейчас. – Мои друзья слишком заняты друг другом, чтобы уделять внимание ещё и мне, оставшемуся в эту ночь без сопровождающего, – после паузы произносит Ник, присаживаясь рядом с Домиником, выбравшим для них уютный уголок. – С чего ты взял, что я сойду на эту роль? – без каких-либо предисловий спрашивают, глядя прямо в глаза. Очки давно болтаются на шее темноволосого мужчины, и в его глазах плещется что угодно – от лёгкого удивления и до едва заметной заинтересованности, но только не непонимание. – Подумал, что нам не потребуется многого, чтобы после разойтись и не вспоминать об этом. Доминик хмыкает и ничего не отвечает. Доливает в свой стаканчик алкоголь, название которого Ник даже не пытается выяснить, но зато он заранее пытается ощутить, какими могут быть губы его собеседника на вкус – горчащие от количества выпитого или же напротив, сладкие от непомерности сахара в коктейлях и прочих прелестей подобной вечеринки. Здесь собрались только проверенные люди – те, кому презентовали приглашение на золотом блюдечке, или те, кто заслужил их самостоятельно, попав в категорию лиц, не болтающих налево и направо о том, о чём не следует. Без стеснений разглядывая лицо Доминика, Ник чуть запрокидывает голову и прикрывает глаза, продолжая наблюдать сквозь веки. Музыка становится громче, а парочка людей, за которыми они наблюдают, и вовсе исчезает из вида, смешиваясь с беснующейся толпой. Мелодия захватывает не только желающих отдаться её ритму, но и тех, кто так сильно увлечён разговором; точнее, один из них болтает, а другая только глупо кивает и делает вид, что понимает, о чём идёт речь. – Я похож на подростка, который удовлетворится совместной дрочкой в туалете? – наконец выдаёт Доминик, вскидывая брови. – А я похож? – Ник нахально улыбается. – Этого всегда мало. Не успевает он одарить Доминика одним из своих лучших взглядов, как тот встаёт и, не поворачивая головы, бросает: – Через две минуты. Гримшоу самодовольно ухмыляется, взъерошивает волосы на голове и наливает себе добавки, прекрасно зная, что пора остановиться, иначе вечер станет для него одним сплошным мутным пятном, не говоря уже о том, чтобы наутро что-то вспомнить. Он встаёт даже чуть позже оговорённого, гордо следуя за приключениями на свою задницу.***
Через четверть часа Мэттью наконец замечает, что остался один в компании людей, которые, по большей части, заняты обсуждением выпивки и девушек, вертящихся на танцполе. Доминика нет нигде в радиусе обозрения, и он неловко извиняется перед Элль, покидая её; в любом случае, она слишком занята обхаживанием Сома, которому подобное поведение не то что не в новинку, а скорее набило оскомину. Доминик обнаруживается неподалёку от озера. Он сидит на траве и копается в своём телефоне, ни на что не обращая внимание, даже когда рядом присаживаются и кладут руку на его колено. – Где ты был? – Если я скажу, что дрочил симпатичному радиоведущему, которому мы даём интервью на следующей неделе, ты поверишь мне? – Идиот, – Беллами смеётся и придвигается ближе. Здесь уже давно никого нет – под вечер от воды хочется убраться подальше; ночь и вовсе разгоняет всех куда угодно, позволяя остаться наедине. Чем Мэттью и пользуется, кидая на Доминика хитрый взгляд, без слов напоминая о том, что ночь может стать насколько угодно длинной и наполненной событиями разной степени откровенности. Он не замечает странного взгляда Ховарда, потому что даже не пытается этого сделать, и продолжает вести себя как ни в чём не бывало, устраиваясь рядом на траве и обнимая мужчину за плечи.***
Сложив руки на груди и сжав губы в тонкую стремительно белеющую полоску, Беллами стоит рядом ровно три секунды, а после срывается с места, покидая комнату. Глен недоумённо смотрит ему в след, переводит полный непонимания взгляд на Доминика и вскидывает брови, без слов задавая один единственный вопрос, включающий в себя подпункт из разряда «что должно было случиться, раз Беллами позволяет себе подобное поведение». – Я ведь просто напомнил, – сдаётся Глен, так и не дождавшись ответа. – Мы можем отложить поездку в Лондон, если это необходимо. – Не нужно, – Доминик отбирает у него увесистый блокнот и ставит плюс напротив одного единственного пункта, значащегося как «Интервью для BBC Radio 1 с Ником Гримшоу, восемь утра, Лондон». До самого вечера Мэтт не произносит ни слова. Молча следует за Ховардом по пятам, делает всё необходимое, пишет кому-то сообщения и всячески демонстрирует своё негодование, стоит подвернуться случаю. Вечером за ними приезжает машина, чтобы отвезти в аэропорт. Их охранник не выражает ни единой эмоции, привычно строя из себя невесть что, и это не кажется чем-то ужасным, потому что кому-то подобное поведение идёт более чем полностью, а кто-то пытается казаться неприступным, не являясь таким по умолчанию. Долгий перелёт не всегда сопровождается крепким и здоровым сном, и на этот раз удаётся сомкнуть глаза только на два с лишним часа. Когда Доминик просыпается, Мэтт продолжает смотреть в иллюминатор, из его ушей утекают вниз тонкие светлые проводки наушников, что может говорить даже о том, что он и вовсе не спал. До самой посадки они не обмениваются ни единым взглядом или словом, только Ховард помогает сойти Мэтту с трапа, удерживая его под локоть. Это своего рода привычка, которой хочется следовать даже в подобной ситуации. Беллами вырывает руку из осторожного захвата и вышагивает вперёд – туда, куда указывают встречающие их люди.***
Доминик не отказывает себе в удовольствии смотреть Нику прямо в глаза. Он не чувствует за собой никакой вины, ловит его насмешливый взгляд и одаривает точно таким же, под аккомпанемент болтовни Беллами, занятого обсуждением запрещённых для интервью тем. Одной из них становятся бывшие женщины, о которых и так спрашивают все кому не лень, и остаётся только поблагодарить продюсеров шоу, что они оказались обеспокоены комфортом гостей студии. Ховард усмехается и хочет сострить о том, входят ли в этот список бывшие или не очень мужчины, пускай об этом по умолчанию и не принято говорить. Интервью начинается, и Мэтт сходу принимается флиртовать с Ником, делая ощутимый комплимент его голосу. Подобное поведение столь нетипично для него, что Ховард только и может, что глазеть на них обоих по очереди и пытаться удержать лицо. Следующим неожиданным моментом становится вопрос от фаната в твиттере, и уже после того, как Ник озвучивает его, закрывается подозрение, что никакого фаната и не было. – Не мог бы ты передать Дому, чтобы он надел безрукавку на концерт в Нью-Йорке? Его бицепсы должны стать экспонатом в Музее Современного Искусства. Мэттью и Доминик мгновенно, не сговариваясь, заливаются смехом, не ожидая подобного вопроса от слова совсем. Беллами, и без того кидающий на протяжении всего интервью загадочные взгляды, без каких-либо утаек добавляет: – Он работал над этим несколько лет. Ник более чем заинтересован ответом, и приходится выдавить из себя некое подобие правды, напутав не только с датой концерта, но и с ещё кое-чем, особенно когда он слышит, с какой настойчивостью Мэтт произносит: «Лучше без рубашки», а Гримшоу с тем же энтузиазмом подхватывает, добавляя: «Да, давай ты будешь без неё». Неловкость ситуации сходит на нет, Беллами вспоминает неправдоподобный случай про тысячу долларов, желая перекрыть упоминанием Криса пикантность состоявшегося разговора, и Доминик успокаивается, осознав, что его не только простили, но и готовы понять. Интервью быстро заканчивается, ничем особенным не отличившись – разве что Беллами наконец находит возможность похвастаться количеством овец, ради которых он пару раз в год приезжает домой, чтобы недельку-другую посвятить исключительно им. Ховард не любит Девон, его мало что держит в тех местах, но когда его приглашают последовать за собой, обещая, что не будет никого лишнего, остаётся только согласиться. Чистый воздух, приятный пейзаж, отсутствие вездесущих папарацци и Беллами под боком… Доминик прикрывает глаза и начинает усердно размышлять над тем, что именно он скажет Мэтту после интервью. Они прощаются с Ником, пожимая друг другу руки, и под конец Гримшоу обнимает его, похлопывая по спине, и этого хватает, чтобы Беллами одарил Ховарда странным взглядом. Они оба прекрасно знают, что им не нужен повод для того, чтобы начать выяснять отношения. Даже само слово «отношения», упоминаемое в различных контекстах, часто становится поводом для маленького импровизированного скандала. Например, когда выясняется, что новая спутница Мэттью не только равнодушна к нему, но и питает определённого рода симпатию к самому Доминику, не знающему, куда от неё скрыться. От девушки требуется только одно, и она превосходно справляется со своей ролью, не слишком усердствуя. Но они оба знают, что без подобных эксцессов они не смогут существовать рядом друг с другом. Беллами старается быть спокойным, на деле же впадая в приступные крайности, а сам Ховард оберегает Мэттью от острых углов этих самых приступов, всегда оставаясь рядом, то и дело подкидывая очередной повод для скандала. Ник просит их сделать парочку фотографий напоследок, мотивируя это традицией шоу, и отказывать ему нет нужды. Рядом с ним приятно не только находиться. Доминик медленно облизывает губы и опускает взгляд на его руки, вспоминая совсем недавно произошедшее событие. Гримшоу замечает это и незаметно подмигивает ему, и одному только Богу известно, чем бы всё могло в итоге закончиться именно сегодня, если бы Ховард заранее не знал, что не позволит ничему случиться. Он крепче обнимает Мэтта за плечи, прижимаясь к нему сбоку, и улыбается в объектив камеры, думая лишь о том, как они завалятся в постель и уснут мертвецким сном. Им и в самом деле не нужно многого, вопреки сложившемуся мнению о роскошной жизни всемирно известных рокеров. Мэтт, кажется, с каждым годом всё больше отстраняется от богемной суеты, изредка себя в неё возвращая, чтобы не казаться подозрительным, а Доминик, проведя пару-тройку дней в компании приятелей закоренелых тусовщиков и откровенных алкоголиков, быстро устаёт и исчезает по направлению своего жилища, отгораживаясь ото всех недельной стеной молчания. Беллами знает, где его можно найти в подобные дни, и наведывается к нему домой с настойчивой частотой, неизменно прихватывая с собой паршивые коктейли из своего любимого кафе. – Прости, – Доминик разглядывает своё отражение в зеркальной стене лифта. Мэтт стоит рядом и молча наблюдает за дисплеем, отсчитывающим ярко-красные цифры этажей. – За что? – подобный разговор похож на шаблон, заготовленный для типичного случая. – Если бы это что-то значило, я бы не выбросил в ближайшее мусорное ведро записку, которую он сунул мне в карман куртки. Беллами переводит на него сонный взгляд. – Мне предстоит похожее представление для всех желающих покопаться в моей личной жизни, и знаешь, для кого это всё? – Знаю, – вздохнув, Ховард устало улыбается ему, а после тычется лбом ему в плечо, на секунду приникая в таком беззащитном жесте. Лифт вот-вот остановится, распахнёт двери на первом этаже и предложит пойти на все четыре стороны. – Ему нечего скрывать от публики, и он не делает этого. Я ему даже немного завидую. – Но у него нет того, что есть у нас, – Мэтт отталкивает его и ободряюще улыбается, когда двери лифта медленно разъезжаются в стороны. – И, судя по всему, не скоро появится. – В отель и спать? – спрашивает Доминик, когда они оказываются на улице, стоя рядом с машиной, привёзшей их сюда. – Именно, – забравшись на заднее сидение, Беллами хлопает по месту рядом с собой. Впереди их ждут две безумные недели, полные каждодневных разъездов, но это отчего-то нисколько не пугает, а напротив – вселяет надежду, что всё будет по-старому, с бешеным темпом и тесными объятьями по ночам.