Последний визит

— Торин Дубощит нанял меня взломщиком, но впоследствии он стал моим другом, даже больше, чем другом… Вернее, не так. Он не хотел нанимать меня, и я за все предыдущие пятьдесят лет своей жизни и предположить не мог, что стану взломщиком у гномов… Ах, Дис, неужели вы преодолели столько трудностей только для того, чтобы выслушать рассказ старого хоббита? — расставив на столе угощения, Бильбо опустился на стул и достал трубку из кармана пиджака. — Разве же вы не осведомлены об этом походе в подробностях, более красочных, чем могла сохранить моя память? Гномка медленно покачала головой: — Мой брат и мои сыновья, самые дорогие моему сердцу существа, превратились в легенду. О них поют песни на праздниках и застольях, о них слагают баллады, о них матери рассказывают малым детям. Но я ничего не знаю о них настоящих в их последний год. Чем они жили и какими они умерли. Торин отправился искать нашего отца, а встретил Гэндальфа, который уговорил его начать поход. И на рассвете он забрал племянников и ушёл на восток, и на этом всё для меня кончилось. Бильбо пожевал губами, кивнул и прикоснулся к руке своей гостьи, после чего поджёг трубку и повёл свой рассказ, впервые за много лет не сдерживая воспоминаний, захлёстывающих память. Да, он писал мемуары, не подпуская к ним никого, даже Фродо, но одно дело — изливать душу бесстрастной бумаге, и совсем другое — говорить с живой собеседницей, желающей слушать тебя, знавшей твоих близких, с собеседницей, в жилах которой течёт их кровь… — Торин не желал нанимать меня, но вскоре он стал моим другом. Я могу назвать тот самый момент, когда это произошло. Сначала я всё время корил себя за то, что поддался минутному умопомрачению и увязался вместе с отрядом. Другие гномы, казалось, верили, что я и впрямь первоклассный взломщик, как им рекомендовал меня Гэндальф, но не Торин. Говоря со мной, он едва сдерживал своё раздражение, а я пытался заснуть на холодных камнях, подложив под голову свой тюк, и недоумевал, что я вообще здесь делаю. Горные тролли поймали меня и едва не разорвали, из-за чего всем гномам пришлось рисковать собой. В Мглистых горах, когда играли каменные великаны, я чуть не сорвался со скалы, и Торин чудом спас меня. Той ночью я уже совсем решился тайком вернуться домой, но тут на отряд напали гоблины, и я едва вышел живым из их пещер. Я нагнал отряд в тот самый момент, когда Гэндальф хватился меня, и Торин с нескрываемым злорадством предположил, что я сбежал, — Бильбо грустно улыбнулся. — А я именно тогда решил: назвался груздём — полезай в кузов. Поздно отступать, раз уж подписал контракт и прошёл добрую половину пути. Но тут на нас в очередной раз напали орки, и я, не успев отдышаться, побежал снова. Мы влезли на сосны, но варги начали рушить их, а мы в ответ принялись кидать шишки, которые зажигал Гэндальф. Положение наше было плачевным — последняя сосна едва держалась над обрывом, — и Торин не выдержал. Он в одиночку побежал на Азога, будь он проклят, и, конечно, не превозмог. Его избили и оглушили, а варг даже успел попробовать его на зуб. Хоббит невесело усмехнулся и затянулся трубкой, выпустил одно за другим несколько колечек и проследил за их полётом, затем глотнул чая и прочистил горло. Дис всё это время неотрывно смотрела на него, жадно ловя каждое слово. — Приспешник Азога, глумясь, уже примеривался своим мечом к шее Торина, и тут меня словно пружиной сбросило с сосны. Если бы я начал размышлять, то не набрался бы храбрости сделать это, но моё тело действовало быстрее разума. Я вмиг преодолел разделявшее нас расстояние и прыгнул на орка за мгновение до того, как он опустил меч. Мы откатились в сторону. Он настолько не ожидал атаки, что мне удалось убить его. Это было первое существо, чью жизнь я отнял, Дис, а ведь я пожалел даже жалкого Голлума в пещерах гоблинов. Тут подбежали гномы, и завязалась борьба, но силы были неравны. Ещё чуть-чуть, и нам бы несдобровать, но тут подоспели орлы… — старик осёкся и закашлялся. — Орлы, Дис. Огромные орлы, которых позвал Гэндальф, подоспели на выручку. В тот раз они успели спасти Торина, и Гэндальф успел. А ведь дело было в каких-то минутах… Бильбо надолго замолчал. Он сидел неподвижно, только посасывал свою трубку. Гномка терпеливо ждала, и только по-прежнему сжатые кулаки выдавали её волнение. Только докурив и вычистив пепел из трубки, хоббит продолжил: — Орлы отнесли нас на скалу Каррок. Он открыл глаза только после того, как Гэндальф поколдовал над ним, и первыми его словами были «Как полурослик?». Его заверили, что со мной всё в порядке, а я едва держался на ногах от усталости и пережитого волнения. Торин… ему помогли подняться, и я уж было приготовился наконец-то услышать от него хоть что-то приятное, но не тут-то было. Он принялся распекать меня, как мальчишку! «Куда ты полез? Тебе не место среди нас»… Это было уже слишком. Я готов был заплакать, Дис, и тут он сказал, что ошибся, как никогда ещё не ошибался. И он обнял меня, и я обнял его в ответ. И с тех пор он переменился. Он поставил меня рядом с собой, потеснив всех остальных — своих названных братьев. Даже Балина, даже Двалина он словно отодвинул от себя. Когда в Озёрном городе мы попались стражам, пытаясь украсть оружие, Торин почти убедил бургомистра и жителей города помочь нам, пообещав им часть сокровищ Эребора. Но тут приспешник бургомистра потребовал, чтобы кто-нибудь поручился за него, и я сделал это, и нам поверили и помогли снарядиться в поход. Я помог гномам найти потайную дверь, ведущую в гору, и они дождались последнего луча солнца, но всё было тщетно. Они не смогли ни найти замочную скважину, ни открыть дверь силой, и пали духом. Они прошли такой долгий путь, преодолели столько опасностей — и пали духом, Дис. Все их мечты были разрушены. Сам Торин бросил ключ на землю и сунул мне карту, и они ушли, плача и стеная. Я не мог поверить в это. Я остался, и снова и снова читал наставление на карте, и прилетел дрозд, и дверь осветил лунный луч, и я нашёл скважину, и мы вошли в Эребор. Они вошли в свой разрушенный дом. Бильбо встал, переводя дух, и во второй раз залил ароматную заварку в чайнике кипятком. Наполнив две чашки, он сел на свой стул и сделал несколько глотков, стараясь успокоить колотящееся сердце — слишком уж он разволновался, позволив себе заново пережить то путешествие. До того он старался не смотреть на свою собеседницу — её внешность бередила слишком много его, казалось бы, давно заживших ран, — но сейчас, не в силах совладать с собой, поднял взгляд на её лицо. Торин, Торин, такой же старый, как и он сам, сидел перед ним. Не было этих шестидесяти одиноких лет. Зияющая рана в груди Торина, его последнее «прости», его остекленевшие синие глаза, слёзы гномов, строгие похороны, Аркенстон на его холодной груди, Оркрист, возложенный на его могилу глубоко под землёй, коронация Даина, — всё это только привиделось ему в те мгновения, когда он бежал, бежал изо всех сил к двум сцепившимся на льду врагам и понимал, что не успевает. И он не успел, но успели орлы. Один из них схватил Азога своими когтистыми лапами, жёлтыми, будто масло, и сбросил его с обрыва, и Торин, тяжело дыша, опустился на одно колено, и Бильбо испугался, что гном ранен, но тот просто устал. Орлы принесли с собой Беорна, и он разгромил и растоптал армию орков, и Торин был торжественно коронован. Он сдержал своё слово и отдал людям причитающуюся им долю сокровищ, так что те заново отстроили Озёрный город, и получил назад Аркенстон, и созвал встречу семи гномьих родов, присягавших на верность его предкам. Он правил мудро и справедливо, и зажёгся огонь в знаменитых кузнях гномов, и обильная торговля возобновилась на севере. Они часто навещали друг друга и любили, пыхтя трубками, вспомнить былое, и Торин шутливо обращался к хоббиту «господин взломщик», в ответ на что тот неизменно величал его Королём-под-горой, и двери Эребора всегда были открыты для Бильбо, так же как и хоббит рад был увидеть на пороге своего друга в любое время. Они много раз говорили о том, что неплохо бы съехаться и дожить свои дни вместе, но полурослик был слишком привязан к своему уютному дому, где, к тому же, вскоре появился Фродо, а король не мог надолго оставить своё королевство. Но вот Фродо окончательно превратился в самостоятельного и взрослого хоббита, и Бильбо начал всерьёз подумывать о том, чтобы принять предложение друга. Торин приехал к нему один с тем, чтобы уехать вдвоём, но Бильбо в первую очередь усадил его за стол, ведь дорога нелегка для таких стариков, которыми они стали. Бильбо моргнул, и наваждение исчезло. Торин не стал стариком. Орлы не успели. Уже шестьдесят лет Король-под-горой властвует только над сырой, холодной землёй, а перед Бильбо сидит его сестра, которую боги наградили его лицом и его голосом. Хоббит бессильно опустил свою седую кудрявую голову, чувствуя, как закипают в глазах жгучие слёзы. — Мистер Бэггинс, — Дис осторожно положила ладонь на его сухую морщинистую руку. — Бильбо, — стараясь сдержать дрожь в голосе, отозвался он. — Зовите меня Бильбо. Я в порядке. Он поглядел в окно, за которым уже начали распускаться листья на старых деревьях, и сморгнул подступившие слёзы. Глубоко вздохнув несколько раз, старик продолжил рассказ: — Гномы вошли в свой разрушенный дом, и тут пришло время мне сделать то, для чего меня нанимали. Я спустился вниз, к Смаугу, и сумел украсть Аркенстон. И Торин выбежал мне навстречу, но не с добрыми намерениями. Он пошёл на меня с мечом, Дис, и всё спрашивал, нашёл ли я Аркенстон. Я не знаю, чем бы это всё кончилось, если бы не появился дракон, и тут уж пришлось спасаться от него. И мы пробрались в западную караульную, надеясь найти выход, но нашли только гору мёртвых тел. Гномы… Там было так много гномов, умерших от голода и жажды. Торин сказал разделиться и идти в кузни, и тогда мы чуть не потеряли его. Он не успел нырнуть в боковой проход, который увидел Балин, когда в коридор выскочил дракон, и я бросился за ним и, наверное, погиб бы в пламени, если бы Балин не утащил меня силой. Но Двалин спас его, и он разжёг драконьим пламенем огромные печи, и Бомбур раздул меха, и мы изрядно разозлили дракона, заливая его водой и расплавленным золотом, кидая в него взрывающиеся снаряды. И Смауг полетел в Озёрный город, а мы стояли на балконе и смотрели на огненное зарево вдали. И дракон пал, и вороны вернулись в Эребор. Казалось бы, всё кончено, но тут Торин сошёл с ума. Его разум захватил драконий недуг. Он перестал есть и спать и только бродил по своей сокровищнице, повторяя, как заведённый: «Золото… Горы золота…». Я пытался вразумить его, но он не слушал меня. Он не слушал даже меня, что уж говорить об остальных! Он заставил гномов искать Аркенстон денно и нощно и стоял над ними, как надзиратель, а камень всё это время был у меня. Мне больно было смотреть на это, и я не знал, что мне делать. А Торин доверял мне. Он подозревал в предательстве кого угодно, только не меня, и пока его друзья без сна и отдыха искали Аркенстон, я стоял у его трона и выслушивал его бредни. После одной отвратительной сцены, когда я готов был провалиться сквозь землю от стыда, я застал Балина плачущим. Он и сказал мне, что эта напасть, поразившая и его… вашего деда, называется драконьим недугом. Я спросил его, не будет ли лучше, если камень найдётся, и Балин ответил, что лучше б он никогда не нашёлся, но я всё ещё сомневался. Однажды Торин, скитавшийся по развалинам своего дворца, застал меня врасплох, когда я рассматривал… Дис, я рассматривал жёлудь, который подобрал в саду у Беорна, человека-медведя, у которого мы в дороге останавливались на ночлег. Я посадил его в своём саду, и он вырос в могучий дуб, он и сейчас растёт здесь, над моим домом. Каждую весну на нём появляются новые листья, и он всё шелестит ветвями над моей старой головой, и иногда в этом шелесте мне слышится голос Торина… Пойдём, я покажу тебе его, Дис, — хоббит сам не заметил, как перешёл с гостьей на «ты», и она не возражала. Гномка кивнула и поднялась, опершись о стол. Бильбо бережно взял её под руку и повёл на крышу норы, туда, где на мощном, кряжистом дереве пробивались молодые клейкие листочки. Он прижал ладонь к шершавой коре, и Дис последовала его примеру. Они простояли так некоторое время, безмолвные, погружённые в свои невесёлые мысли, прежде чем старик продолжил рассказ. — Торин решил, что я прячу Аркенстон, но я показал ему жёлудь, и он оттаял, Дис. Он улыбнулся впервые за много дней, и в его глазах было столько тепла и доброты, что я воспрял духом. Я самонадеянно решил, что мой разум и моя дружба помогли ему освободиться. Я уже начал говорить, и может быть, у меня бы даже получилось вразумить его, но тут подошёл Двалин с известием о том, что несчастные погорельцы из Озёрного города пришли в Эребор, и его лицо превратилось в холодную злую маску, и он отдал приказ возвести укрепления у ворот. И Бард, будущий правитель людей, просил своей части сокровищ для своих обездоленных товарищей, но он не сдержал своё слово. Торин не боялся войны, потому что ждал подкрепления от Даина, но я не знал этого. И гномы разобрали и отчистили покрытые паутиной доспехи и мечи, и Торин подарил мне кольчугу из мифрила, серебряной стали. «Ни один клинок её не пробьёт» — сказал он… Дис, ведь она была мне совершенно не нужна! Если бы он надел её сам… Если бы только он надел её сам… Бильбо всхлипнул и осел на землю, и долго сдерживаемые слёзы покатились по его щекам. Он запустил пальцы в свои густые, почти белые волосы. Дис опустилась на холодную весеннюю землю рядом с ним, плечом к плечу, не заботясь о своём и без того грязном походном платье, и поникла головой. Старик продолжил говорить, не поднимая лица и не вытирая слёз, только голос его вздрагивал: — Он оттащил меня в сторону, Дис, и заявил, что один из гномов предал его, и голос у него был точь-в-точь как у дракона. Я напомнил ему, что поручился за его честность в Озёрном городе, и он снова улыбнулся, вспомнив об этом, но это был последний проблеск его ума. Мне страшно было смотреть на него, Дис. И тогда я решился. Ночью, пока все спали, я спустился со стены и проник в лагерь людей и эльфов. Я нашёл шатёр, где беседовали Трандуил, Бард и Гэндальф, и отдал им Аркенстон. Я отдал его им, чтобы они потребовали у Торина свою долю в обмен на него, я надеялся, что это предотвратит войну, я так хотел спасти их! Если бы только это было в моих силах… Гэндальф наказал мне бежать как можно дальше от Эребора, но я не боялся Торина. Несмотря ни на что, я не верил, что он захочет причинить мне зло. И я вернулся во дворец, и наутро Трандуил и Бард подошли к воротам, и предъявили Аркенстон, и я подтвердил их слова. Я предал Торина, Дис, я, единственный, кому он доверял, единственный, кого он называл другом в те дни. Я не знаю, сделал бы я точно так же, доведись мне пережить это снова, я не знаю, был ли прав, но тогда это было всё, что я мог. Прошло шестьдесят лет, а я всё ещё помню лицо Торина, когда он повернулся ко мне, и не забуду его до конца жизни... И он приказал сбросить меня с бастиона, но его, может быть, впервые в жизни, ослушались. Тогда он сам схватил меня, как куклу, и уже бросил меня на каменную стену, и тут Гэндальф выбежал вперёд и потребовал отпустить меня, и он замешкался на минуту, и Фили с Бофуром тут же помогли мне спуститься с бастиона. Не прошло и минуты, как подоспела армия Даина, но не успели они броситься на эльфов, как гору проломили гигантские земляные черви, давая дорогу оркам. А дальше всё случилось так быстро… Я словно очутился в водовороте. Они все смешались в кучу и грызлись насмерть, Дис, а я плохо понимал, что происходит. Я не знаю, что случилось с Торином, кто помог ему излечиться, только в разгар битвы раздался клич большого рога Бомбура, каменное укрепление проломил огромный колокол, и оттуда выбежали все тринадцать гномов и бросились на подмогу окружённому Даину. И Торин, прихватив Фили, Кили и Двалина, поскакал на Воронью высоту, туда, где расположился Азог, и спуститься оттуда суждено было только Двалину. Эльфы принесли весть о том, что орки готовят новый удар с севера — Воронья высота была именно на севере. И Трандуил отозвал войска, и я побежал туда, Дис, побежал изо всех сил, как только мог, поминутно рискуя быть растоптанным враждующими армиями. И я успел предупредить их, но они не успели уйти. Первым погиб Фили, и тогда Торин и Кили бросились на подошедших орков. И началась резня, и я, кажется, даже завалил нескольких брошенными камнями, а потом Больг ткнул меня рукоятью секиры в висок. Хоббит снова вынул из кармана трубку и медленно, тщательно набил её, после чего глубоко затянулся несколько раз, пытаясь справиться с совсем было отказавшим голосом, и продолжил едва слышно: — Я не знаю, сколько времени прошло, но когда я очнулся, всё вокруг было пусто, и только орлы бороздили закатное небо. И я услышал звук тяжёлых шагов, и подбежал к лестнице, и увидел мёртвого Азога и Торина, стоявшего над обрывом. Я не успел обрадоваться, когда он упал, и я побежал к нему. И он обрадовался мне, и взял меня за руки, и назвал своим другом, и попросил прощения. А я пытался зажать его рану, и успокаивал его, и держал его за руку. И он простился со мной и сказал: «Возвращайся к своим книгам и своему креслу, сажай деревья и смотри, как они растут»… Дис, он запомнил, как я сказал про книги и кресло, когда спасся из пещер гоблинов, и про жёлудь… Видишь, я посадил его и шестьдесят лет сидел здесь и смотрел, как он рос, только мне не становилось легче… И его ладонь затрепетала в моих руках, и жизнь начала уходить из его глаз, быстро-быстро, а я звал его, Дис, я обнимал его и гладил его волосы, и повторял ему про орлов, и плакал, но… — голос Бильбо сорвался, он спрятал лицо в ладонях, и плечи его затряслись. — Много же горя принёс тебе мой брат, — глухо произнесла Дис после долгого молчания. — Горя? — хоббит недоумённо поднял искажённое гримасой боли, мокрое от слёз лицо. — О чём ты? Я счастлив был любить его таким, каким он был. Я бесконечно благодарен судьбе за каждую минуту, которую нам довелось пережить вместе. Он был моим другом, он был моим братом, он был для меня всем. Как несколько дней промелькнули эти шестьдесят лет, я так же стар, как и ты, Дис, но мне всё ещё снится по ночам, что я очнулся раньше и хоть своей грудью заслонил его от Азога, и я надеюсь, что однажды я просто увижу его рядом с собой, и мы пойдём с ним навстречу приключениям, и я оставлю на земле своё одряхлевшее тело. С безмерной усталостью старик прислонился боком к старому дубу, и ветви его согласно зашелестели над головой.