***
Он считает, что в семнадцать справится со всеми проблемами. Что выдержит жизнь на улице, и зима ему совсем не помеха – в Англии уже лет сто не было нормальных и сильных морозов, а при плюсовой температуре можно укрыться и на заброшенных складах. Уолкер полагает, что от голода не так уж легко загнуться. Все же есть общественные места для бездомных, где раз в день раздают бесплатную еду. Еще он готов браться за любую работу, где можно заработать больше, чем пару сотен фунтов за ночь или же смену. Неважно абсолютно чем он будет заниматься. Главное – деньги. Аллен уверен в этом на все двести процентов, и когда очередная халтурка выводит его на опасных людей, с которыми боится иметь дело даже полиция, то для него наступает тотальный пиздец. Он даже не помнит, что и как делал, и наверно приставленное к виску дуло револьвера совсем мешает мышлению, но в тот момент ему настолько страшно, что, не выдержав, он портит свои единственные штаны. Это ошибка и смертный приговор одновременно. Потом все сливается в единую картину, и он почти не помнит, а только ощущает. Боль. Настолько сильная, она заставляет его выплевывать внутренности, кашлять кровью и выть от осознания того, что защиты искать не от кого. Это топит его, будто бы слепого новорожденного котенка, в проклятом море. Уолкер находит забвение в повиновении. Это его спасение, и Бог, отринувший своего сына, только протягивает руку. Аллен хватается за нее, как за соломину, всхлипывая, и совершенно не понимая, отчего у Бога длинные волосы и холодные руки с тонкими запястьями. Но, знаете, ему настолько плевать, что даже становится смешно. Бог бьет его по щекам, стараясь остановить истерику, но добивается совершенно другого эффекта. Аллен захлебывается слезами, глотает кровь с разбитых губ, заплетается в ногах, совершенно ослабленный. Но упорно продолжает идти. Идет по белому коридору, отчаянно цепляясь за холодную ладонь Бога, другой рукой оставляя алую линию на стене.***
Первая инъекция для него – нечто запретное, настолько поглощающее и незабываемое, что он поначалу не понимает, что Бог подарил ему. Аллен судорожно дышит, лежа на белых простынях. Голова идет кругом, он отчаянно сжимает хлопковую ткань. Его пытаются чем-то напоить: сладкий вкус на губах Уолкер готов оставить на вечно, но у него не выходит. Он разочарованно стонет – или всхлипывает? – тянется вперед, слепой, наугад ища заветную плошку с живительным напитком. Но натыкается на пустоту. Густая пустота обволакивает все тело постепенно, словно погружая в грязевую ванну. Полезно, но противно. Затем пустота сменяется разноцветными электрическими нитями-всполохами: алые, золотые, синие змеи обвивают тело, ложатся на плечи Бога, и тот лишь ухмыляется, касаясь пальцами невидимой головы. Аллен открывает рот, чтобы остановить – отчего-то кажется, что змея опасна, это же чистое электричество. Но с губ срывается только хрип, и Бог даже не замечает. А потом тело пронзает острая вспышка боли и мир меркнет черным вакуумом.***
Спустя вечность он понимает, что Бог для него – кислород. Аллен открывает рот в попытки вдохнуть поглубже, и Бог, нависая сверху, проводит по щеке ледяными пальцами. Аллен переводит взгляд на эти пальцы. Ухоженные, красивые, он хочет, чтобы они касались его. Где угодно. Аллену плевать, что это запрещено Библией, что это – чистый грех. Аллену важно, что Бог касается его губ, срывает первый поцелуй жестко, до крови прокусывая губу, притягивая ближе. Уолкеру нравится это. Он стонет от боли, потому что Бог снова вводит в вены запретное удовольствие, и перед глазами разноцветные вспышки эйфории. Глубоко под кожу, в самое сердце, током по венам; на уровень ДНК, чтобы запомнил навечно. Бог говорит ему открыть глаза и быть послушным. Аллен слушает и запоминает. Слепая вера. Полный контроль. Марионетка.***
Когда Бог просит его молчать и не открывать глаза, Аллен согласно кивает, не сводя мутного взгляда с красивых пальцев, что трогают его член. Касаются головки, уретры, проводят по всей длине, сжимая у основания. Не слышит, что Бог говорит, только чувствует нежные прикосновения горячих пальцев, немного сухие губы, целующие бусинки сосков, и у Аллена в голове электровзрыв эмоций: разряды тока пронзают, доводят до исступления, он стонет в голос, не отводя взгляда от черного вакуума - глаз Бога. Уолкер выгибается дугой, поддается навстречу толчкам, ноги разъезжаются шире, скользя по смятым простыням. В нос ему бьет удушливый запах пота и секса, а пошлые толчки плоти о плоть горячим воском по оголенным нервам. Он хватает ртом воздух, хрипит, закатывает глаза, а по венам снова течет густая пустота почти забытого в чистой эйфории кайфа от контакта с Богом. Змеи в этот раз не приносят боли. Они обхватывают Аллена за ноги, ласкают разгоряченную кожу, связывают с Богом самым плотным узлом, на который способны, и Аллен дико непередаваемо счастлив. Он впервые за кошмар, творившейся в его жизни до появления Бога, счастлив.***
Черный вакуум глаз Бога оживает немного золотой радужкой, когда тот сердится. Аллен замечает это не сразу, только к конце второго контакта с неизвестным, когда у него уже нет сил, а Бог настойчиво продолжает удерживать взглядом тело на постели. Аллен в тот момент чувствует боль, она разрывает его на части, и кажется, что каждая клетка тела просто вопит в агонии, но Бог смотрит и недовольно поджимает губы. Глаза наполняет золото ярости, она плещется на грани реальности и сна – Аллен чувствует. - Я не могу, - шепчет Аллен, протягивая руку к Богу, но тот раздражен настолько сильно, что, сжав запястье Уолкера, причиняет боль. Раньше Бог не позволял себе этого. Он был нежным, что в груди неприятно ныло и звенело, как струна. Но сейчас Бог абсолютно не желает приносить своему адепту нежность – он готов обрушить на Аллена небо, покарать, вывернуть наизнанку всю сущность и растоптать ее за считанные секунды. Бог склоняется над Алленом, заводит его руки за голову, и Уолкер слышит шорох ленты, сорванной с черных волос Бога. Прекрасное лицо искажено гримасой ненависти, Аллену до одури страшно, что будет дальше. Он закрывает глаза, кусает губы в отчаянии, дабы не закричать – ему чудится старое место обитания: обшарпанный детский дом, в котором все воспитатели не прочь позабавиться с воспитанниками. Внутренности крутит, Аллен чувствует горечь во рту; слезы на глазах. Руки пронзает боль – Уолкер не выдерживает и кричит. По бледной коже течет алая струйка теплой крови. Он ощущает себя нанизанной на иглу бабочкой-махаон: распят, беззащитен, но в глубине души знающий, что это правильно. Ведь он провинился. Аллен открывает рот, когда пальцы Бога хватают его за подбородок: он надеется, что те попросят облизать – Бог любит, когда Аллен делает подобное – но когда юноша пытается коснуться их, его бьют по щекам. - Нет, - шипит Бог, и Аллен понимает, что змеи, появляющиеся несколько минут назад, все же зло: не может его прекрасное создание, его надежда, быть настолько прогнившим изнутри. Голос Бога должен быть идеален, и даже если Аллен не слышал его раньше, то это только его проблемы. Крохотные алмазы слез скатываются в простыни, теряясь, когда Бог одним мощным толчком входит в тело Аллена до основания своей плоти. Уолкер горит изнутри; боль разрывает на части, ощущение такое, что в него засунули раскаленную кочергу – запах паленой плоти врезается в ноздри так отчетливо, что Аллен, захлебываясь слезами и слюной, стискивает зубы, дабы его не стошнило. Бог безжалостен. Мощными толчками и хриплыми стонами врывается в его Вселенную, разбивает воздвигнутые стены, берет в руки лезвие и вскрывает вены своему адепту. Аллен знает, что он виноват. Что эта кара полезна, но ему до разрывающейся бомбы в голове непонятно – за что? Но узнать ему нереально: еще до того, как Бог насытиться в своей каре и напьется боли своей жертвы, Уолкер отключается. И уже никогда не узнает Аллен, что имя у Бога все же есть. Из пяти букв, настолько короткое, близкое, родное. Чистый вакуум не щадит никого: ни слабых личностей, подвергшихся нападению Бога и змей эйфории, ни сильных мира сего, готовых заключить с ними же сделку. Вакуум – черная пустота. Густая кровь из разодранных тупым лезвием запястий. Чистый вакуум носит имя Канды Юу.***
Одинокая комната с белыми стенами успокаивает. Аллен просыпается в ней уже третий день. Она пугает его, ему страшно закрывать глаза - на той стороне Космоса нет собственного Бога, и Аллену все равно, что Бог причинял ему боль. Аллен не бросит его. Не проживет без кислорода и секунды. Уолкер горит в этой комнате одинокой кометой в атмосфере. Летит на смерть, но не может встать и спастись. На его запястьях ленты бинтов, пропитанного алыми разводами. Аллен знает, что это за жидкость, но название вертится где-то маленькой золотой змейкой. Когда он двигает руками, они болят - тонкие белесые шрамы покрывают кожу рядом с выступающими венами. Аллен догадывается откуда они, но не верит до конца. Бог не мог. Бог - его кислород, любимый человек, и это только Аллен виноват, что тот покинул его. Уолкер сам виноват, что попал в это помещение. Бог не спасает, потому что спасение Аллена здесь - смерть. Аллен не зовет на помощь, ибо хочет сохранить в себе частичку своего Бога. Поэтому Аллен позволяет закрывать себе глаза и разглядывать белый потолок с трещинами, нарисованными черным грифелем. ________________________________________________ * Строчка из песни Adamant - Электровзрыв.