Свой-чужой

what if the sword kills the pen? what if the God kills the man? and if he does it with love well, then it’s death from above and death from above is still a death

0. - Как вы должны были связаться? Солнце восходит. Еще не греет, но уже светит, светит прямо в лицо. Солнце и двое против одного. Скверно. - По телефону. Я должен был позвонить. Тот, что слева, ранен, но оружие в левой руке сжимает крепко. Левша или двурукий, неважно. Важнее то, что опыта у него явно меньше, чем у первого. И все-таки тот держится так, будто за спиной у него – испытанный в боях напарник. Ловушка? Еще одна? - Звони сейчас. Можешь ничего не говорить, я все скажу сам. Двое против одного – это плохо, но не безнадежно. Только совсем недавно этот был один против них троих. - Он становится непредсказуем, если вывести его из себя. Лучше будет, если ты дашь трубку мне. Я когда-то служил с ним вместе. - Так ты – Джек Бауэр? Солнце бьет в глаза, лица не разглядеть. - Да. Он думает недолго: время бежит, человеческое терпение тоже не бесконечно. - Хорошо, я звоню ему. - Сначала положи пушку на землю. Медленно. - Не волнуйся, мне тоже не нужны лишние проблемы. По возвращении домой он вывел для себя золотое правило: не суйся в чужие дела, если тебе недостаточно заплатили. Оружие ложится к ногам, в пыль. Если подумать – там ему самое место. - Где у тебя телефон? - В боковом кармане. - Отлично. Доставай. Медленно, но верно рука тянется к поясу. Джек держит поганца на мушке, и они оба это знают. Вот только тот не знает, что от солнца, давящего в спину, Джек не то что плавится – горит. Пылает в своем жилете, своих тяжелых ботинках и может только удивляться, почему от жара пистолет не тает прямо у него в руках. Больше всего на свете ему сейчас хочется отбросить этот чертов пистолет, скинуть жилет, скинуть все, лечь щекой на землю и стечь в нее, раствориться в ней, не думать, не помнить, не дышать. Но какая-то часть его еще видит, что нельзя, какая-то часть твердит: держись. Про себя? Вслух? Себе? Райану? Джек не знает, насколько серьезно тот ранен, но пока может стоять и держать оружие – все остальное не важно. Райан всегда отличался завидной выдержкой. Только черт знает, когда он последний раз бывал в поле. Но они держатся еще немного. А потом еще немного. И еще. -4. - Простите? Обычно он не переспрашивает: большие начальники привыкли, чтоб их понимали с полуслова. Трубка хрустит смешком. - Брось, Райан! Понимаю твои чувства: удобное кресло, горячий кофе, никуда не хочется вставать… Но надо, надо и нам поразмять старые косточки. Этак совсем засидимся, посмешищем станем для молодых. В эту минуту Райан отчетливо представляет себе своего телефонного собеседника: откинувшись на спинку кресла, покачивает головой, посмеивается собственным словам. Смеется только рот, а глаза – прозрачные, холодные. Он начинает, тщательно подбирая слова: - Насколько мне известно, после того, как агент Алмейда был выведен из строя, командование временно переело к старшему по чину, а именно агенту Десслер. Агент Десслер зарекомендовала себя как ответственный и исполнительный работник, имеющий к тому же опыт работы в критической ситуации. Поскольку на данный момент агентов с равным уровнем подготовки в КТП Лос-Анджелеса нет, подтвердить это назначение… - Ты мне лапшу на уши не вешай, - голос в трубке приближается вмиг, лязгнув тяжкой сталью. – Знаю я, что ты сам готовил эту Десслер. Но она – жена Алмейды, и по одному этому ее ценность значительно снижается. Я не хочу сейчас видеть во главе Лос-Анджелеса агента, зависящего от эмоциональных связей. Это недопустимый риск. Надеюсь, ты это понимаешь. - Это вопрос профессионализма… - Это вопрос деловой этики. Но мы не можем решать его сейчас, когда по городу разгуливают наркокороль и парень, зараженный этим чертовым вирусом. Ты уже связался со Службой здравоохранения? - Да. - Вот видишь, - голос снова смягчается. – Ты знаешь, что нужно делать. Поезжай туда, Райан, проследи за всем сам. Удачное решение кризиса такого масштаба может благотворно сказаться на твоей карьере… сам знаешь, ей это не повредит. Райан плотно сжимает губы. Долго еще его будут колоть этим? И ведь во всем виновата одна дурная голова, а он – он действовал по обстановке. Кто мог знать, что Джека не перекупили, что он не пошел по ложному следу, что, наконец, просто не свихнулся после гибели жены? Ведь полез же на самолет с ядерной бомбой! И если бы не Джордж… Вокруг Джека гибнут люди. Но он отличается поразительным упрямством. И Райан не хочет даже знать, зачем он утащил из тюрьмы Салазара, которого сам же туда и засадил. - Так я могу на тебя рассчитывать? – интересуются в трубке, и Райан, прикрыв на мгновение глаза (выхода все равно нет), отвечает: - Да, сэр. - Это я и хотел услышать с самого начала. Единственное, на что он еще может надеяться – что паническая атака не настигнет его в тот момент, когда он будет въезжать на парковку. Его ведь не будут всерьез ждать с тряпкой и лошадиной дозой хлороформа наготове? «В этом нет необходимости. Я докажу». -3. Как и следовало ожидать, все прошло бы гладко, если бы не Джек. Райану кажется, что тот ускользает у него между пальцев, утекает, как вода или газ – легкий, легче воздуха, и абсолютно бесцветный. Уходит какими-то одному ему известными тропами, непонятно куда ведущими, и никак иначе не остановить его, не удержать, если не заткнуть все щели до единой. Когда-нибудь он доиграется, что его пристрелят по-настоящему. Или того хуже: назначат внутреннее расследование. Не все же такие мягкие, как Райан. Кому нужен агент, вышедший из-под контроля и вдобавок заразивший бунтарским духом все свое КТП? Мишель Десслер – вот единственный островок здравомыслия в этом царстве хаоса, и сейчас она нужна Райану как никто другой. Он находит ее в технической; она говорит по телефону. Не то чтобы он всерьез намеревался подслушать, но в этом офисе все на виду у всех, не скроешь ничего, и ухо ловит обрывок реплики, предназначенной ее собеседнику: - … я приеду. Спасибо, доктор. Кто этот собеседник? Нетрудно догадаться. Она наконец кладет трубку и встает, прижав к груди папку с бумагами. Не сразу, но поднимает голову, оглядывается, будто ищет кого-то. Райан делает шаг вперед, вставая в поле ее зрения, и, встретившись с ним взглядом, она на мгновение опускает глаза. Подозрения превращаются в уверенность. Мишель подходит к нему. Взрослая, уверенная в себе женщина-агент сейчас больше всего похожа на девочку-младшеклассницу, которая хранит страшный секрет и не знает, как о нем рассказать. Она зачем-то поясняет: - Это из больницы, - как будто это нуждается в пояснении. – Тони поправится. Райан и рад бы не отвечать ничего, сделать вид, что не слышал, и перейти сразу к делу. Но так уж сложилось, что женщина, когда-то едва его не убившая, поставившая на кон свою карьеру и свободу, поверившая безумному Джеку, стала для него… нет, не другом – это слишком смело сказано. Но кем-то большим, чем просто коллега или знакомая. И сейчас он видит, что она ждет от него какой-то реакции. И что гораздо важнее – ему самому хочется как-то отреагировать. - Рад слышать. Хотя бы в благодарность за все, что она сделала сегодня. Люди обнимают людей, такое случается. И, как правило, получают какую-то признательность в ответ. Однако когда Райан отпускает Мишель, то видит, что лицо ее нисколько не изменилось. Напротив, в нем даже прибавилось решимости. И прежде чем она открывает рот, прежде чем успевает попросить у него то, что так опрометчиво обещала по телефону всего пару минут назад – он пользуется заминкой и делает свой ход: - Пришел ответ из АНС? Она теряется, и это видно – не того ждала, не от человека, который только что обнимал ее и хотел поддержать. Но собирается быстро – что значит профессионал! - Да, мы предупредили их. И мы прикрыты от Бахи до Нью-Мексико. - А местные аэропорты? – тут же спрашивает он. Пас подхвачен – она рапортует быстро, четко и ясно, и в который уже раз Райан думает, что Алмейда не заслужил такой жены. Но впервые завидует ему – ведь все это она готова была бросить ради него. -2. Блокировка – это меньшее, что заслужило КТП Лос-Анджелеса. Как вообще можно работать в такой обстановке? Восставший из мертвых Алмейда, Хлоя с ее-не-ее ребенком, дерзкий мальчишка Эдмундс, откровенно напрашивающийся на взыскание – обо всем этом он старается не думать: без того голова кругом идет. Наверное, ему давно бы следовало убраться отсюда. Но при одной только мысли о том, как он будет отчитываться перед Мэллори обо всем, что санкционировал… нет, не так: обо всем, что здесь творилось на его глазах, - Райана тошнит. Пока у него есть отдельный кабинет, ноутбук и цифры, в которых он всегда неплохо разбирался; а когда выберется отсюда, пожалуй, придется позвонить тому специалисту, что три года назад помог ему сохранить работу и здравый ум. Телефон есть и здесь, но никакая линия не кажется защищенной достаточно, когда рядом Джек. Все здесь начинается с него и к нему возвращается, и последние силы уходят уже не на то, чтобы плыть против течения – удержать бы голову над водой. Когда Джек выходит из кабинета, ничего не видя перед собой – конечно, сама судьба велит им столкнуться. - Это что, шутка? Даже для Джека это слишком. - Это не шутка, Райан. Сондерс дал срок до семи утра. Он выпустит вирус, если к этому времени мы не представим твое тело. Вот так. Он понял бы, будь это и в самом деле злая шутка, или помутнение от героина, или – чем черт не шутит! – завуалированный приказ от президента сидеть тихо и не высовываться; в конце концов, они друг другу достаточно крови попортили. Но как раз сегодня ни в чьи дела он не вмешивался, свидетелей не убивал, Белому дому не противоречил. Что опять не так? А Джек, похоже, и сам не знает. Чем-то он сейчас похож на Мишель, в которую Райан так судорожно вцепился; только Мишель выглядела растерянной, но серьезной, а Джек скорее – серьезным, но растерянным. Чтобы Джек не был уверен? Чтобы он чего-то не знал? - Что тебе сказал президент? Он не спрашивает, требует ответа – может рассчитывать хотя бы на эту малость? Только Джек не сразу поднимает глаза и отвечает не сразу: - По его словам, у нас очень мало времени. Тысячи жизней поставлены на карту. Подумай как следует, почему Сондерс может хотеть твоей смерти? Может, вы пересекались прежде? Или ты нашел что-то, какую-то ниточку, что приведет нас к нему? Любая мелочь может оказаться важной. Это наш единственный шанс. Но настоящий ответ, которого он так боялся, Райан читает не по губам, а по глазам. Слишком много для федерального агента, слишком мало для наемного исполнителя. Идеально для Джека Бауэра. - Он поручил это тебе. Тебе… Как же хорошо, что он сейчас сидит. Ноги не удержат. Как наяву, перед глазами картина: Нина, белая рука безвольно откинута, кровь на шее, на груди, животе, на полу – везде. Три выстрела. Три пули извлекли из ее тела. «Не говори мне о законах». Что может его остановить? - Райан, - голос приближается, точно кто-то прибавил звук, - ты меня слышишь? Соберись, я прошу тебя. Ты что-то нашел. Или что-то знаешь. Сондерсу это известно, нам – нет. Дай нам шанс. «Кто бы говорил о шансах», - возможно, ответил бы Райан Шаппель, если бы был абсолютно уверен, что разговаривает с Джеком Бауэром. Пока все факты против этого. Джек Бауэр всегда верит в то, что говорит (может быть, даже слишком). Джек Бауэр крайне редко повторяет дважды. Наконец, Джек Бауэр, если это действительно он, уже очень, очень давно не подходил так близко. Рискнешь? Поцелуй выходит отчаянным: не приказом и даже не просьбой – зовом. «Ты ведь помнишь меня?» - Черт возьми, Райан, что ты делаешь? Это голос Джека, прежнего Джека, Джека-который-знал-верный-ответ. Только мы уже не те, что прежде. И на цену, в общем-то, плевать. - Не уходи. -1. - Хлоя, ты нужна мне. Сейчас же. Она смотрит на него снизу вверх и думает: ну вот, добралось. Общее безумие. Сегодня в КТП, да и не только, все с ума посходили, причем не разом, а друг за другом, по цепочке. А вот он держался до последнего: срывался, но тут же отступал на заготовленные позиции, марку держал, всем своим видом подчеркивал, мол, я не с вами. А вот же – добралось. Накрыло. Вместо бледного, гладкого земляного червяка (называли его и похуже, но почему-то запомнилось это) стоит перед ней самый обычный человек. Маленький. И весь какой-то взъерошенный – не то чтоб у него на голове сильно было, что взъерошивать, но вот галстук сбился на сторону, а голос, если ей не показалось, даже дрогнул на последних словах. - Я не могу, - честно отвечает она. – Я еще не закончила с расшифровкой. Данные со спасенного Джеком жесткого диска защищены по последнему слову техники. Но она все равно их победит, только понадобится чуть больше времени. - Ты меня не слышала? Бросай расшифровку. Я перекину тебе новые данные. Она же его даже не ненавидит – в отличие от большинства тех, кто работает здесь. Был бы не самым плохим человеком, не будь он таким упертым. Но дух противоречия и все, пережитое за Анджелу, берут верх, и она говорит: - Мистер Шаппель, вы, конечно, здесь старший по чину, но Джек – мой непосредственный начальник, и я должна сначала закончить его задание. Он смотрит на нее, плотно сжав губы, точно пытается удержать какие-то слова, замолчать, проглотить, и она в который раз удивляется: как он не лопнет? Но прежде чем он собирается с мыслями, находит цензурные слова, из-за спины у ней раздается голос: - Брось расшифровку, Хлоя. У нас есть зацепка. Джек любит эффектные выходы. Поверх ее головы Шаппель пристально смотрит на Джека: - Ну, что? Сейчас он даже чем-то напоминает себя прежнего. - Попробуем его подловить. Под мою ответственность. Если можно побледнеть еще сильнее… Шаппель кивает, но вслух ничего не говорит. Ей хочется провести рукой по волосам – они наверняка полны трескучего статического электричества, которое, как тучи на горизонте, все сильнее сгущается между этими двумя. Пока Джек не переводит взгляд на нее. - Я говорил с Тони. Все в порядке. Райан расскажет тебе, что надо делать. Удивительно, но, кажется, Шаппель пытается улыбнуться: - Что я тебе буду говорить? Я видел, как ты справилась с вирусом. Есть зашифрованный счет… сейчас перекину данные: тебе это наверняка раз плюнуть. - Сколько у меня времени? Спина Шаппеля, уже повернувшегося уйти, застывает. Джек кладет ей руку на плечо: - Постарайся успеть до семи. 0. - Здравствуй, Стивен. Знакомый голос вспарывает тишину почти сразу: - Здравствуй, Джек. Рад тебя слышать, хотя ты немного не вовремя. Телефон у Джека в левой руке. Пистолет – в правой. В голове – гулкая пустота. Стивен Сондерс продолжает тоном светской беседы: - В семь часов у меня была назначена встреча. Но ты, насколько я помню, приглашен не был. Ох уж эта американская бесцеремонность! Зачем же ты звонишь, Джек? Сказать, что Райан Шаппель мертв, равно как и мои люди? Легкий тон почти незаметно для слуха твердеет, заостряется, как опасная бритва. На том свете Стивен многому научился. Но и Джек без дела не сидел. - Твой человек жив, - говорит он, глядя на шурящегося на солнце горе-коммандо. – И вряд ли тебя это порадует, но наш тоже. Затылком он чувствует взгляд Райана, прожигающий кожу не хуже солнечных лучей. В трубке слышится вздох. - А лучше бы наоборот, - с деланным равнодушием замечает Сондерс. – Ты ведь понимаешь, Джек, что за этим последует? - Я-то понимаю. А вот как насчет тебя? Не будь линия защищенной от прослушивания, ему бы и двух слов не дали сказать; но каждая секунда, что он оттягивает внимание Сондерса на себя, идет сейчас на вес золота. - Джек, - Сондерс понижает голос, будто хочет довериться, - как насчет сделки? В память былых побед, так сказать. Убей обоих. Предателя и кабинетную крысу. По возможности так, чтобы у меня не возникло сомнений. А за это я, так и быть, оставлю жизнь тебе. Шею слегка покалывает. Да, вполне возможно, что Сондерс подстраховался, узнав, что его бывший командир снова в игре. Но все, что нужно – это еще немного времени. - Двое за одного? Не слишком ли это? Бывший подручный Сондерса подносит ладонь козырьком к глазам. Джек настораживается. Он старается не говорить громко, но кто знает, как далеко здесь разносятся звуки – и что взбредет в голову человеку, предавшему уже не раз? - Двое? Четверо, - мягко поправляет Сондерс. – И это не такая уж большая цена, учитывая, что все вы вряд ли доживете до конца дня. Но лучше гипотетическая смерть от неизвестной болезни в будущем, чем вполне реальная пуля в висок здесь и сейчас, разве не так? Соглашайся, Джек. Такая возможность досмотреть представление до конца! Рука дрогнула – или человек на мушке сместился? Он плавно возвращает прицел на место. Сейчас не время задаваться пустыми вопросами. Кто знает, как далеко ему придется зайти, чтобы выиграть Тони еще немного времени? Сондерс холодно сообщает: - Считаю до трех. Еще немного. - Три. Еще. - Два. - Послушай меня, Стивен… - Джек! - Я бы на твоем месте начал с солдата, - замечает Сондерс, но Джек уже не слушает. - Джейн Энн Сондерс, девятнадцать лет, Калифорнийский университет Санта-Барбары. Темные прямые волосы, в одежде предпочитает спортивный стиль, в свободное время подрабатывает в университетской библиотеке… то есть подрабатывала. Не спеши, Стивен. Она под охраной моих агентов, и с ней ничего не случится, если только ты не выкинешь какую-нибудь глупость. Он смотрит Райану прямо в глаза – выше судорожно сжавшей телефон руки, выше пиджака, испачканного пылью и кровью, и плотно сжатых губ. А потом проверяет прицел. Все сошлось, Хлоя вычислила координаты, и благодаря этому Тони сумел найти и захватить дочь Сондерса. Райан все-таки нашел свою ниточку – и едва не поплатился жизнью. Расслабляться рано. - Поздравляю, Джек. Наконец-то ты стал одним из них. В устах безупречного Сондерса последнее слово выходит чернейшим ругательством. - Если хочешь поговорить с ней, у тебя есть пять минут. - Хорошо, я немедленно вылетаю к вам. Пришли вертолет. Засеки мои координаты. И, Тони, нужна еще машина: у нас есть пленник, и Райан ранен. - Все будет, Джек. Он опускает руку с телефоном. Теперь очередь за Хлоей. - Что ты хочешь с ним сделать? Все возвращается на круги своя. - Обычная процедура. Привезем, допросим. Сомневаюсь, что он что-то знает, но сейчас важна любая мелочь, сам понимаешь. Как рука? - Заживет, - он, наверное, думает, что Джек не слышит, как срывается его голос. – Джек, этот Сондерс… как он… он может знать? Ничего не поделаешь – чтобы защитить этого человека, Джек убил уже двоих. Но сейчас… ладно. Пусть хотя бы заткнется. - Райан, черт бы тебя побрал, если ты думаешь, что я… - Ничего! Я ничего такого не думаю, Джек. Но пойми, когда нам обоим совершенно не нужна огласка… такое странное совпадение… - Вроде твоего ухода из ЦРУ. Когда, наконец, прилетит этот несчастный вертолет? - Не всегда, - надо же, и голос дрожит не сильнее, чем прежде, - не всегда все сходится гладко, Джек. - Рад, что ты наконец это понял. Это шум вертолета или закипающий мозг в голове? - Дай телефон и можешь играть в снайпера дальше. Я не буду мешать. Аппарат выскальзывает из ладони. Пальцы у Райана Шаппеля страшно холодные. 1. - Нет уж, - строго говорит Тони, - кто здесь главный, в конце концов? Джек смотрит на него снизу вверх и не может даже злиться. Он понимает: Мишель должна видеть, что и муж без дела не сидел. - А тебе сейчас нужен отдых. Эй, Джек, слышишь меня? Приятная прохлада растекается по телу, он слабо машет рукой: иди, мол, черт с тобой. Тони останавливается в дверях. Оборачивается: - Хочешь, я пришлю Ким? - Не надо. Не хочу, чтоб она видела. Змеистая трубочка капельницы, стерильная игла, уходящая в вену. Джек без слов откидывается на подушку, закрывает глаза. Позволяет себе расслабиться, может быть, впервые за день. У Тони нет голоса, чтобы разрушить этот мирный покой, и он уходит, осторожно прикрыв за собой дверь палаты. Ему предстоит нелегкий разговор с президентом. - Агент Бауэр? Веки нехотя приоткрываются. Что бы ему ни дали, оно действует куда мягче и осторожнее героина: так спокойно не было уже давно, может быть, когда он встретил Тери. - Агент Бауэр, это директор Бьюкенен. Говорит, у него к вам дело. Лицо и тон доктора выражают явное беспокойство таким пренебрежением состоянием его пациента… может быть, даже слишком явное. Джек берет у него трубку. От Билла нечего ждать подвоха, самый толковый мужик во всем региональном отделе. Когда его поставили временно исполняющим обязанности Райана, кое-кто вслух выразил надежду, что так все и останется. Совпадение или нет, но с тех пор дело пошло как по маслу. Джек морщится. Не ему решать. Он подносит трубку к уху: - Билл? - Джек? Как ты? Я думал, тебя присвоил Белый дом. Джек ухмыляется в никуда. - Нет, с президентом разговаривает Тони. Мы решили, что пора ему взрослеть. - Очень рад, - хмыкает в ответ Билл и без перехода добавляет: - Джек, я был у Райана в больнице. Пауза за двоих. Голос невольно понижается: - Как он? - Застрял там надолго. Кроме ранения нашли нервное истощение и что-то еще. – Слышно сдавленное ругательство и визг шин: Билл, как всегда, предпочитает не терять времени даром. – В общем, докладываетесь пока что мне. Сколько продлится это «пока что»? Какая разница. - Это ты мог бы и Тони сказать. - Да. Но Райан просил передать кое-что лично тебе. Он хочет тебя видеть. Напряжение, хуже электрического, передается мгновенно. Успел ли Тони уничтожить записи переговоров? Президент непременно захочет удостовериться, что все в порядке. Президент Соединенных Штатов, отдающий приказ уничтожить американского агента – слишком лакомый кусок для недоброжелателей, а их у Палмера не становится меньше. Хорошо, что все закончилось хорошо. Хорошо, что Билл не станет лезть в это дело. В чем-то он даже прав. Райан наверняка с ума сходит. - Спасибо, Билл. - Не за что. Официальный приказ получите завтра. Увидимся, Джек. - Спасибо, - повторяет Джек смолкшей трубке. Кладет ее на стол. Поддевает уголок пластыря и вытаскивает иглу из вены. Так просто. 2. Спустя столько лет это по-прежнему кажется безумием. Тогда они были молоды – а это любому пойдет, хотя, постарев, обычно считают иначе. Но Джек и потом не мог назвать это изменой. Ему хоть хватило ума вовремя остановиться, не поломать себе жизнь и карьеру. Он никогда не считал переход из ЦРУ в КТП понижением в звании: он должен был, и он хотел, защищать своих. - Мистер Шаппель? - Да, Райан Шаппель. В какой он палате? Пока молоденькая зевающая медсестра – блондинка с бледным личиком, почти ровесница Ким – ищет нужную фамилию, Джек оглядывает холл. Кто-то ждет, кто-то спешит. Точно и не было никакого Салазара, никакого вируса. В больницах время течет по-другому. Огромный плазменный экран на стене транслирует многократно увеличенное лицо Дэвида Палмера с беззвучно шевелящимися губами. Титр под подбородком гласит: «ПРЕЗИДЕНТ ПАЛМЕР ОБРАЩАЕТСЯ К НАРОДУ». - Простите, - Джек наклоняется к стойке, - а нельзя прибавить звук? - Нет, - бросает девочка, не прерывая своего занятия. – А, вот… стойте… Мистер, а вы ему вообще кто? Джек страшно не любит лгать – но прежде, чем он успевает вспомнить, что это и не нужно, строгое чьей-то отраженной, взрослой строгостью лицо медсестры расцветает детски восхищенной улыбкой. - Ой, вы же Джек Бауэр! Я вас видела сегодня по телевизору! Это вы спасли нас от вируса, да? Сейчас она еще больше похожа на Ким, маленькую Ким, которой сегодня так тяжело досталось. Зачем он вообще привел ее в КТП? - Я даже не думала, что вы такой. Я думала, вы… ну, ненастоящий, как Супермен… Удивительно, но Джек находит в себе силы улыбнуться в ответ. - Я настоящий. И я пришел к человеку, которому я тоже очень нужен. В какой он палате? - Чисто. - А носки проверил? - Проверил, проверил! Какого черта ты ко мне все время прикапываешься? - Да ты в собственном кармане доллар найти не можешь! - Ну уж это к бухгалтерам нашим, не ко мне. Оба смотрят друг на друга и хохочут. Джек не может их винить. Наверняка на этом посту им заняться особенно нечем. Ему хочется сказать им: «Все в порядке, ребята, идите по домам», - но что-то его останавливает. - Ну, все? - Все. Вы это, мистер Бауэр, извините нас, сами знаете, процедура такая. - Ничего, ребята, - говорит Джек и хлопает их по плечам. Может, все-таки стоило соврать. - Здравствуй, Джек. - Здравствуй, Райан. Как ты? - Отвратительно. Ты говорил с Бьюкененом? - Да. Тебе не о чем беспокоиться. Все чисто. - Неужели? Говорят, у меня нездоровый цвет лица. Говорят, отдых мне поможет. Ты тоже, знаешь ли, выглядишь не очень. - К чему ты клонишь? - А ты как думаешь? Даже Алмейда не потерпит у себя под боком наркозависимого агента. Это хуже бомбы с часовым механизмом, с испорченным часовым механизмом. Что начнется, если ты сорвешься? - Я думал, мы закрыли эту тему. - Нет, Джек, не закрыли. И то, что ты здесь, лучшее тому доказательство. Разве ты не должен быть сейчас в КТП? Допрашивать сообщников Сондерса? Сговариваться с президентом? - Не трогай Палмера. - Бога ради, Джек! Все еще надеешься, что он тебя спасет? Да ему бы самому живым уйти! Ты же слышал, что его жена погибла. Слышал, что это она убила Милликена! Они сожрут его и выплюнут, как сожрали и выплюнули меня… как однажды будет и с тобой, Джек. Системе не нужны слабые. Будь моя воля, я ввел бы запрет на семьи для высокопоставленных сотрудников. Хотя мне и это бы не помогло. Не самое плохое последнее слово, а? 2.5 Жалюзи опущены. Райан Шаппель лежит в полутьме, на спине, глаза широко открыты – он все еще не может их закрыть: боится, что тогда Джек исчезнет. Он еще чувствует дыхание Джека на своей щеке – не целуя, даже близко не, Джек говорит куда-то ему в ухо: «Я не сорвусь. Разве я тебе сегодня это не доказал?» Тело будто одеревенело, он все еще не может шевельнуться. А мог бы повернуть голову, совсем чуть-чуть. Разве не так это произошло впервые, вечность назад? Видит бог, как он этого хотел. Видит бог, как он хотел, чтобы Джек не уходил. Как Джек понял? Зачем он это сделал? Райан никогда не любил гадать. «Спи», - говорит Джек. И Райан подчиняется.