Revolution

did somebody say a revolution? or is it all in my head? is that what it takes to make a solution did somebody say a revolution? or at least it’s been said is that what it takes to make a solution your revolution

Он устал. На корабле столпилось слишком много народу; от строгих костюмов, белых халатов и вычурных гербов рябило в глазах. Пока он пробирался к люку, ведущему на верхнюю палубу, шустрый белый халат ухватил его за руку: - Хранитель Облака Десятого поколения, пойдемте со мной. Вам нужна помощь. Он вырвал руку, сквозь зубы процедил: - Мне ничья помощь не нужна. И ушел быстрей, чем тот успел опомниться, хотя язык так и чесался добавить, чтоб не смели называть его так. Председатель Дисциплинарного комитета средней школы Намимори – вот какое звание он нес и будет нести с гордостью всегда. На палубе было свежо, ветер нес в лицо соленые брызги. Корабль шел полным ходом. Далеко впереди в колеблющемся сизом воздухе проступали неясные очертания, и он немедленно решил, что это берега родной земли, родной Намимори – что же еще там могло быть? Свежий воздух и надежда так ошеломили его, что он не сразу понял, что на палубе не один. У борта в тени палубной надстройки, точно прятались от кого-то, были оба маленьких зверька. Они попеременно перегибались через борт, будто пытались что-то разглядеть там, внизу. - Энма-кун, не упади! – донесся встревоженный голос Тсунаёши. - Я не боюсь, Тсуна-кун. Море всегда защищало нас. Он загрыз бы их обоих до смерти, и плевать на усталость и на то, что заточение в ином измерении вымотало его сильнее, чем он готов был признать; но, будто почувствовав, Тсунаёши обернулся – и вместо того, чтобы с воплем броситься наутек, почему-то расцвел. - Хибари-сан! Козато, судя по его виду, оценивал ситуацию куда более трезво. - Мы пойдем… Пошли, Тсуна-кун, - он потянул Тсунаёши за руку, и Хибари готов был поклясться, что слышал, как он пробормотал: «Уж лучше Адель, чем этот…» Тсунаёши растерянно посмотрел на одного, потом на другого – нет, «растерянно» не то слово; он смотрел так, словно его силой пытались увести из места, где он мог и, что важнее, должен был находиться. Когда Хибари выдернули с крыши родной школы и бросили на какой-то странной арене против мечника-иллюзиониста с невозможными бровями, его тоже никто не спрашивал. Но вместо привычного раздражения, придающего сил, от этой мысли усталость навалилась только сильнее. И он, неслыханное дело, опустил тонфы и облокотился на поручень, глядя прямо перед собой – только не на Тсунаёши с его лучшим дружком. Молчание воцарилось неспокойное. Одним богам известно, кто первым сделал бы глупость, если бы крышка люка не откинулась и из нее не показалась крупная седая голова одного из тех, кто встречал их тогда на палубе. - Савада-сан! – зычно позвал он. – Козато-сан! Девятый Вонгола приглашает вас разделить с ним трапезу. Козато еще больше съежился, а Тсунаёши еще больше растерялся. - Я? А как же… как же мои друзья? При этом он оглянулся на Хибари, и седой (да, верно, его зовут Койот Нуга) проследил за его взглядом. Глаза у Койота оказались темные и безжалостные, подернутые обманчивой пленкой ленивого старческого спокойствия. Хибари подобрался: случись что, этот покажет себя непростым противником. - О ваших Хранителях позаботятся, - уверил он Тсунаёши, подчеркнув голосом слово «Хранители». – Девятый ждет вас. Следуйте за мной. Хибари изобразил зевок и отвернулся, внутренне по-прежнему готовый атаковать при первом признаке опасности. Он не доверял этим людям. Он вообще мало кому доверял, но этим – особенно; по всем законам природы им уже полагалось бы лежать в могилах, а они живут и здравствуют, и даже замышляют что-то. Почему Тсунаёши этого не видит? А если видит, почему не делает ничего? Хлопнула крышка люка, отрезая шаги, и Хибари остался наедине со своими мыслями. Он был раздражен, еще как. Только не такое это было раздражение, чтобы очертя голову бросаться в бой. Раньше он, может, так и сделал бы, загрыз бы до смерти все и всех, посмевших оскорбить его взор. Но, как он не раз убеждался, привычным старым оружием с ними не сладить, а новое… нет слов, он способен на многое, его маленький зверек, но ведь это не то, совсем не то. Как будто слабый, как будто не сам. Но это ничего. Скоро они будут в Намимори. Там все по-прежнему боятся председателя Дисциплинарного комитета и его верных тонф. Там все будет по-старому. А если эти старики только посмеют сунуться в его родной город, он покажет им, что он такое на своей собственной земле, и плевать, что скажет Тсунаёши. Почему-то Хибари был уверен: он поймет. *** Воздух в приемной был тяжелый, застоявшийся, точно никто не заходил сюда по меньшей мере дня три. Он распахнул окно и долго стоял так, наслаждаясь свежим воздухом, легким осенним ветерком и чистым, приветливым, ласковым небом Намимори. Хиберд ракетой носился где-то в вышине; Хибари казалось, что он слышит школьный гимн, сегодня особенно радостный и вдохновенный. Он понимал Хиберда, очень хорошо понимал. Стукнула дверь. - Кто… О, Кё-сан? Хибари не нужно было оборачиваться, чтобы узнать вице-председателя Дисциплинарного комитета Кусакабе Тетсую. Того самого вице-председателя, который так своевольно повел себя в будущем, нарушив все негласные правила комитета – а уж Кусакабе как никто другой должен был знать их и то, что следует за их нарушением! В первые дни после возвращения у Хибари просто руки чесались закрепить слово делом, привести в исполнение угрозу, брошенную в будущем: на память он не жаловался. Но Кусакабе ничуть не изменился, был такой же, как всегда, радел за дело, вел бухгалтерию, будил вовремя – и Хибари медлил. Не все то, чем кажется – этот урок он усвоил крепко, но смешно даже было ждать подвоха от Кусакабе, верного Кусакабе, чей дерзкий совет в конце концов оказался дельным. Приземляясь на чертовом острове, он по крайней мере знал, что оставляет школу в надежных руках. - Докладывайте, вице-председатель. Кусакабе откашлялся. - Сато и Кояма приступают к своим обязанностям начиная с сего дня, Хираи все еще остается в больнице. Врачи говорят, у него осложнения из-за ушиба мозга. Я приставил к нему двоих младших на случай, если кто-то решит воспользоваться ситуацией. В целом за утро никаких значительных нарушений порядка не отмечено. Все хорошо, Кё-сан? Ровная интонация докладывающего перетекла в вопросительную так мягко и незаметно, что он не сразу почуял подвох. Сато и Кояма… Хираи Ичиро. Трое старших членов комитета, к своим обязанностям относятся ревностно… иногда чересчур, даже по его меркам. Широко известны в узком кругу, уважаемы товарищами. Эта девчонка, назвавшаяся главой Комитета ликвидации, знала, кого выбирать. Это из-за нее Кусакабе теперь задает вопросы? Может, нужно уточнить еще один пункт в уставе комитета? Негласнейшее из негласных, строжайшее правило: не сметь сомневаться в председателе. Он-то думал, что это ясно и так. Тсунаёши можно – что Тсунаёши о нем знает? Только если разобраться, как раз от маленького зверька он не слышал ни единого слова упрека. Что это, страх? - Что с членами этого так называемого Комитета ликвидации? - Я проверил все бумаги. Кроме тех семи, никто больше не переводился из средней школы Шимон или каких-либо других школ. Никто также не пытался проникнуть на территорию школы без разрешения. Все чисто. Я полагаю, - Кусакабе снова прокашлялся, - полагаю, угрозу со стороны Сузуки Адельхайд можно считать… ликвидированной. Хибари глянул на него через плечо: - Не было никакой угрозы. Заминка, не более. Кусакабе только ниже склонил голову. - Кто-то считает иначе? - Нет, - неожиданно твердо ответил Кусакабе. – Мелкие трения между членами комитета не стоят вашего внимания, Кё-сан. Я сам все улажу. Хибари не ответил. Он вернулся. Он дома. И здесь может не беспокоиться ни о чем. Ведь если не здесь, то где? *** - Эй, Хибари Кёя. Она стояла у стены, вызывающе скрестив руки на необъятной груди. Внутри шевельнулось что-то похожее на облегчение: вот он, противник, никуда не убегает, и повод, вполне законный повод есть. Тонфы рассекли воздух. - В средней школе Намимори запрещается прогуливать уроки. Если ты немедленно не уберешься отсюда, я загрызу тебя до смерти. Против ожидания, она не схватилась за оружие. Даже не шевельнулась – так и осталась стоять, спокойно опираясь плечом на стену, сплетя длинные ноги, будто разговаривала с хорошим знакомым, другом, коллегой. А потом, все так же неотрывно глядя на него, усмехнулась и нарочито медленно опустила руки, развернув к нему пустые ладони. - Нам незачем драться. Я пришла официально заявить, что Комитет ликвидации отказывается от всех претензий на среднюю школу Намимори. Хибари нахмурился. Бессмыслица какая-то. - Я победил тебя. Ты не имеешь никакого права устанавливать свои законы на моей территории. И этот комитет… он вообще существует? Сузуки Адельхайд пожала плечами: - Не имеет значения. У меня было подтверждение, и уж поверь, если бы я действительно захотела убрать тебя с дороги, я бы это сделала. Но я… нас всех обманула эта тварь, Деймон Спейд, и нам незачем точить зуб друг на друга, Энма прав. Она вдруг улыбнулась – без всякой насмешки, почти что заговорщически: - А они неплохо поладили, а? Энма и твой Савада… я начинаю понимать, почему ты пошел за ним. - Я ни за кем не иду. Он собирался обойти свою школу, как обычно, просто для спокойствия… но о каком спокойствии может идти речь, когда у самых дверей офиса Дисциплинарного комитета так грубо нарушаются правила? - Еще слово, и пеняй на себя. - Берегись, Хранитель Облака Вонголы, - серьезно сказала она. – Что, если я сочту это объявлением войны? - Только я устанавливаю здесь законы, и только я решаю, что чем считать. Ты нарушаешь устав школы, и ты раздражаешь меня. Этого хватит. Первый удар должен был прийтись в живот, но она среагировала быстро. Воздух застонал, рассекаемый стремительными веерами. - А ты не шутишь, - раздумчиво произнесла она, глядя на него исподлобья. – Если Савада позволяет тебе, он либо слабак, либо уверен, что ты никуда не денешься… «Хватит болтать», - отвечали тонфы. Но либо он был слишком расслаблен, либо слишком зол – и этот удар прошел мимо цели, и она отскочила, развернувшись на высоких каблуках. - Ну, поймай меня, свободно плывущее Облако Вонголы. Поймай, если духу хватит. «Я ничего не боюсь, пора бы вам это понять». *** Когда он возвращался, перемена уже началась. Толпа высыпала в коридор. Все по-прежнему расступались перед ним, испуганно шептались за спиной – но былая уверенность не возвращалась. Хотелось, чтоб все закончилось как можно скорей. Хотелось остаться одному, и глядеть на закат, расцветающий над не таящими в себе никакой угрозы низкими крышами Намимори, и тренироваться с молчаливой тенью, что никогда не скажет слова поперек. Он не вслушивался в общий гвалт, но их только глухой бы не услышал. И только слабый свернул бы с пути. Показалось, что голос Тсунаёши назвал его по имени, но он даже не обернулся. Зачарованный остров остался далеко позади, здесь почти никто не смел обращаться к нему напрямую. Пусть так и остается. - Эй, как ты смеешь игнорировать Десятого! Две девчонки-младшеклассницы шарахнулись в сторону; Хибари обернулся, тонфы наготове. Гокудера Хаято, как всегда громкий, ярко-блестящий от бесчисленных побрякушек, размахивал динамитом в опасной близости от дымящейся в губах сигареты. Козато замер чуть поодаль; на лице его лежала усталая, совсем недетская печаль. - Не надо, Гокудера-кун! Стоило Тсунаёши чуть тронуть его за плечо, он и сдулся. Зло зыркнул на Хибари, буркнул под нос что-то вроде «вам решать» и опустил динамит – вовремя, а то им снова пришлось бы платить за ремонт. Жалкое, в сущности, зрелище. - Что тебе? – сухо спросил Хибари, ни к кому конкретно не обращаясь. Гокудера громко прошептал: - Давайте, Десятый! - Мы хотим собраться все вместе, - начал Тсунаёши, глядя куда-то мимо Хибари при том, что обращался по-прежнему к нему. То ли боялся, то ли брезговал. Хибари начал злиться всерьез: уж раз плюешь на правила, так иди до конца. От маленького зверька он такого не ждал. - Мы – это Энма-кун и… Вонгола и Шимон. Хотим убедиться, что никто ни на кого не держит зла. Нам еще учиться вместе… - Когда заключают союз, всегда так делают, - подхватил Гокудера с крайне авторитетным видом. – Традиция! Реборн-сан абсолютно прав. Он умолк, и Тсунаёши подвел черту: - Сегодня, после уроков. И к вам это тоже относится. Хибари прищурился. - И что же заставляет тебя думать, что я приду на это сборище? Тсунаёши вздернул подбородок. Глаза у него были светлые – не Пламенем, нет – и абсолютно непроницаемые. - Вы дрались с Сузуки Адельхайд. - Это мое дело. - Так не пойдет, Хибари-сан. Краем глаза он заметил, как Козато дернулся в сторону. - Все хорошо, Энма-кун, - остановил его Тсунаёши и снова обернулся к Хибари: - Я хочу быть уверен, что… - он запнулся, - то, что произошло на острове, не повторится. Поэтому я хочу, чтобы вы пришли. Необязательно сидеть вместе со всеми. Главное, будьте в пределах досягаемости и будьте готовы подтвердить перед всеми, что не питаете к Сузуки-сан никакой вражды. Он понизил голос: - Это не совсем просьба, Хибари-сан. Я жду, что вы там будете. Хибари молчал. Ему вдруг вспомнились ее слова, брошенные в короткий миг передышки: «Ты так ничего и не понял, да? Тебя уже поймали, и ты только себе хуже делаешь, когда вырываешься». «Не играй со мной, - только и сказал он. – Дерись или уходи». Она покачала головой. «Даже если ты победишь, ты все равно проиграл, Хибари Кёя. И не думай, что я единственная, кто это видит. Советую тебе определиться наконец, кто ты есть». Он знал, кто он есть. И еще лучше знал, что ему нужно. Может быть, только может быть, он думал, что не потеряет слишком много, если останется с маленьким зверьком. Десять лет спустя у него было свое жилье, свой собственный укромный уголок, сильные противники и проверенные временем подчиненные. Не так уж мало. Но получить все это такой ценой? Позволить связать себя, запугать себя, стать всего лишь еще одним звеном в пищевой цепочке – больше того, своими руками поставить над собой этого… это безмозглое травоядное? Нашли дурака, как сказал бы Хираи Ичиро. Только сейчас он заметил, что коридор опустел. - Возвращайтесь в класс, - бросил он, пряча тонфы: не хотелось их даже пачкать об этот сброд. – Вздумаете устроить свое сборище на территории школы – загрызу до смерти. - Ах ты… ! Но дальнейшего Хибари уже не слышал – спешил вернуться в офис. За время, что он бездарно потратил, решая чужие ненужные проблемы, здесь накопилась масса по-настоящему важных дел. И разбираться нужно было начинать прямо сейчас. Его нагнали у лестницы. - Хибари-сан… - Травоядное, нарываешься. - Хибари-сан, послушайте. Не уходите! Такое отчаяние прозвучало в этом голосе, что он едва не остановился – но только едва. Хватит, один раз уже купился. - Подождите! - Прогульщик, - прошипел Хибари, едва не споткнувшись о забежавшее вперед несчастное травоядное, - как мне надоело с тобой возиться. Избавь и себя и меня, убирайся отсюда. - Никуда я не уйду. Хибари-сан, слушайте. Вам нельзя здесь оставаться, это опасно! Все-таки достал. - Что? – сгрести за воротник, тряхнуть хорошенько, чтоб мозги встали на место: - Опасность есть только для таких, как ты. Мне бояться нечего. Особенно здесь. - Не хотите, не верьте. Только пойдемте с нами сегодня, вам наверняка будет чем заняться. Главное, не оставайтесь здесь, в школе, иначе что-то плохое случится, я знаю! Они смотрели друг на друга, и Хибари вдруг пришло на ум, что Тсунаёши говорит серьезно. Уж этот-то взгляд он знал. - Как? Тсунаёши растерялся. - Что – как? - Как ты узнал? - Гиперинтуиция, - сказал Тсунаёши с таким видом, будто признался в чем-то постыдном. – Я… слушайте, я просто знаю. Нельзя вам здесь быть. - А где же мне быть тогда? Они стояли друг против друга в пустом коридоре: урок давно начался. Может быть, поэтому последняя фраза вышла почти шепотом. Может быть, поэтому Тсунаёши вдруг замялся и отвел глаза. Все может быть. И ни слова о Вонголе. Тсунаёши что-то промычал себе под нос. - Теперь послушай ты меня, - сказал Хибари. Он точно знал, что должен говорить, и с каждым словом понимал чуточку яснее. – Никто не имеет права указывать мне, что делать. Это мой город. Моя территория. И здесь со мной ничего не может случиться. В обычной ситуации можно было закончить чем-нибудь вроде «ты понял?», но, во-первых, это трата слов, а во-вторых, ситуация – необычная. Недосказанность повисла в воздухе, но Тсунаёши все прекрасно понял. Он промолчал. Хорошо. Хибари надеялся только, что не сказал этого вслух. *** Задержаться пришлось, и еще как: работы накопилось немерено, в основном довольно монотонной. На Кусакабе можно было положиться, но в первую очередь Хибари полагался только на самого себя. Он проверил все дважды, трижды и не нашел ни единого недочета. Во второй половине дня школа стихла. Кто был в сборищах, разошлись по своим площадкам. Глава Комитета по высаживанию деревьев, как обычно, сунулся в приемную – уведомить, что дела у них идут прекрасно, просто замечательно, воздух в городе становится чище с каждым днем, и Хибари-сану совершенно не о чем беспокоиться! Хибари перевернул страницу журнала посещений, дождался, когда за визитером закроется дверь, и только после этого вспомнил, что им должен был заняться Кусакабе. Кстати, а где он? Тишина была… необычной. Слишком необычной для здания, через которое ежедневно проходят десятки травоядных. Это оттого, что он вернулся? Или просто отвык от своей собственной школы, где за углами не прячутся давно мертвые – или живые, один черт – иллюзионисты? Или все из-за слов маленького зверька? Хибари обернулся: Хиберд по-прежнему сидел на окне, чистил перья клювом. Он не вел бы себя так спокойно, если бы в той кондитерской что-то случилось. «Что-то»… С этими непонятными травоядными вечно «что-то» приключалось, им достаточно было выйти на улицу. Нет, проснуться. Нет, появиться на свет. И сейчас им не угрожало ничего, кроме них самих. Как только его угораздило оказаться с ними в одной лодке? Он закрыл журнал, встал из-за стола. Хиберд на окне нахохлился и, кажется, собрался вздремнуть. Прекрасно. Можно даже не запирать дверь. Лучшего средства от навязчивых мыслей, чем патруль школы, еще не придумали. Когда он шел домой, уже стемнело. Для него улицы Намимори были чисты. Всегда. Особенно в этот вечер. Особенно в этот вечер он позволил себе ослабить бдительность. Трое, четверо… шестеро. Они окружили его на углу, под самым фонарем – целым, что было хорошо для Намимори, но несомненно плохо для них. Впрочем, им было плевать – они вели себя уверенно, как всякое сборище, еще не познавшее справедливости быть разогнанным. Массивная фигура с белой головой ступила вперед, в круг света. Хибари сощурился. Первая мысль, мелькнувшая в его голове, была настолько… настолько идиотской, что ее захотелось тут же забыть. От травоядных, называемых его семьей, глупо было даже ждать чего-то подобного. Никогда им бы не удалось подобраться так тихо, выступить так слаженно. Они ведь по-прежнему считают, что он – один из них. Так? А действительность превзошла самые смелые ожидания. - Привет, - ухмыльнулся Хираи Ичиро. Голова у него была вся в бинтах, правая рука на перевязи, но ухмылялся он так, словно чувствовал себя хозяином положения, единственным и неповторимым. Пять теней маячили за его спиной на границе освещенного круга. Тот, кто считает себя – или кого сочли – предводителем сборища, всегда смел непомерно. Как правило – до первого удара. - Вернулся, Кёя? А мы тут тебя так ждали, так ждали. Все глаза проглядели. Уж думали, ты до самой Танабаты не появишься. Он хрипло засмеялся, и гориллоподобные тени за спиной подхватили смех. - Ну, что? Ничего не скажешь? Не рад нас видеть? Хибари сжал зубы. Человек, стоявший перед ним, вовсе не выглядел беспомощным пациентом больницы. Зачем Кусакабе давать ему ложную информацию? Зачем Кусакабе обманывать его? - Еще раз посмеешь меня остановить, будь ты тысячу раз при исполнении – полетишь из Комитета. Хираи снова заржал. - При исполнении! Нет, вы слышали, а? – он обернулся к скользящим за спиной теням; кто-то угодливо закивал. – При исполнении! Надо же, малыш Кёя еще ничего не знает! Он повернулся к Хибари, свободной рукой неуклюже сгреб его за воротник. - Слушай сюда, малыш. Пока тебя не было, тут кое-что изменилось. Не думал же ты, что можешь свалить по своим несчастным делишкам и оставить этого твердолобого Кусакабе править городом? Думал, а? – От него крепко несло дешевым пивом; Хибари поморщился, и его тут же с силой встряхнули: - Чего морду воротишь? Не нравится? А это жизнь, понял? Теплое место пусто не бывает. Так что давай выбирай: или ты будешь послушным малышом и отдашь мне свою повязку, и мы, так и быть, отпустим тебя в этот раз с миром, или… - Он замолчал, тяжело дыша прямо Хибари в лицо. – Ну? Чего надумал? Ух, и этот тугодум был у нас главный! Аж дрожь берет. - А ты ему подмоги, - услужливо посоветовал кто-то из темноты. Хираи ухмыльнулся. - Сам решит. Ну, должны ж мы бывшего главного уважить – скажешь, нет? Эй, малыш! Соображай быстрей, видишь, у моих ребят уже кулаки чешутся. Почесать надо, ох надо… - Мою повязку? - Ну. - Тебе? - Вот это самое. Что, решил? – и снова через плечо: - Я же говорил: он у нас малыш послушный… Что еще говорил своим «ребятам» Хираи Ичиро, никто так и не услышал. Да никто и не понял, что случилось. Хираи вдруг взревел, как раненый вепрь, а в следующую секунду двоим самым незадачливым из его подручных пришлось удерживать тяжело врезавшегося в них главаря. - Эй, ты чего? - Да он его своими палками… - У-у… - Вот борзой. - Бей! Размажьте его, размажьте!! Хибари Кёя, один против пятерых, перехватил верные тонфы поудобнее и криво усмехнулся. Один против пятисот – вот это был бой, а тут… «Здесь со мной ничего не может случиться. Слышишь?» Ничего. *** Аркобалено Реборн любил эффектные появления. - Здравствуй, Хибари. Хибари Кёя, необычно задумчиво глядевший на дверь, только что захлопнувшуюся за его верным заместителем, чуть приметно вздрогнул и посмотрел наверх. - Малыш? Реборн не стал соскакивать на школьную крышу к его ногам. Никто никогда не смотрит на Аркобалено сверху вниз. У Реборна и без того дел полно. - Вчера прошла встреча глав семей Вонголы и Шимон. Хибари ничем не показал своего интереса. - Были все Хранители. Все, включая Ламбо. Кроме тебя. Хибари молчал. - У тебя кольцо… тьфу, браслет Хранителя Облака. Ты был на церемонии наследования. Игры кончились. Все сказки про одиноко плывущее Облако я знаю, но ты – часть семьи, и мне хотелось бы видеть, что ты это понимаешь. Что у тебя с лицом? Щека Хибари дернулась. Совсем свежая на вид ссадина дернулась вместе с ней. И пуговиц на воротнике явно не хватало… - Аллергия. Он спокойно встретил взгляд Реборна. - Это не сказки, малыш. Я с детства не выношу сборищ. Если я слишком долго нахожусь в толпе, у меня начинается аллергия. На том острове… очень ограниченное пространство. Слишком много… всех кругом. Чтобы это прошло, понадобится время. Реборн не отвел взгляда. - Аллергия, говоришь. Хибари наклонил голову. - Вот как. Да, это очень печально. Кстати о печальном, ты слышал? Утром в городскую больницу привезли пятерых или шестерых человек в очень тяжелом состоянии. Я сам не видел, но говорят, что по крайней мере двое из них были в форме Дисциплинарного комитета. - Да, - равнодушно подтвердил Хибари. – Комитет следит за порядком на улицах. Но некоторые чересчур самонадеянные получают по заслугам… Спасибо, малыш. Мой заместитель позаботится о том, чтобы выжившим был оказан надлежащий уход. Реборн раздумчиво кивнул. - Мудрое решение. Не забывай о своем здоровье, Хибари. Если семья может тебе чем-то помочь… - Нет. Прости, малыш. Эта аллергия – не самая приятная вещь. На том и разошлись. Разворачивая Леон-планер, Реборн решил, что пока ничего не скажет ни Девятому, ни Тсуне. В конце концов, он репетитор, а не психолог. Вот в старые добрые времена все было намного проще. *** Аркобалено Фон не любил долгих предисловий. - Твое имя Хибари, так? Я видел, как ты один победил шестерых намного старше и сильнее тебя. Я предлагаю тебе сражаться на моей стороне. Мальчик по имени Хибари долго молчал. Фон его не торопил – что-что, а ждать он научился. Он знал, что ведет опасную игру, переманивая бойца под самым носом у Реборна, но знал также, что этот самый боец фактически сказал Реборну «нет». А Фону пригодился бы сильный игрок на его стороне. Одиночка, как и он сам. Можно долго прожить, довольствуясь малым. - Что мне это даст? Правильный вопрос, мысленно восхитился Фон и поздравил себя с удачным выбором. - В тебе есть сила. Есть напор, но нет мира. Ты хорошо дерешься, но попусту растрачиваешь свое дыхание. Я могу научить тебя, как им управлять. Если будешь внимательным учеником, сможешь прожить долго и победишь всех противников, что повстречаются тебе на пути. - Я и так побеждаю. Фон улыбнулся. - Это не победы. Тот, кто идет по пути воина, должен понимать. Это лишь разминка перед настоящим поединком – поединком с самим собой. И тебе, Хибари, в этом бою не победить. В тебе нет мира. Твоя душа расколота. Если не желаешь пасть, как те, кого ты вчера побеждал и презирал, ты должен избавиться от иллюзий и принять, кто ты есть. Глаза мальчика сверкнули – это было видно даже в темноте. - И ты знаешь, как? - Я покажу тебе, если ты сразишься за меня – и выиграешь. Хибари больше не медлил – он кивнул. Фон медленно выдохнул и почувствовал, как ослабли лапки Личжи, больно впившейся ему в волосы. «Ты права, это было нелегко. Но теперь, Личжи, у нас есть представитель. И он один стоит их семерых». Слишком долго довольствуясь малым, утрачиваешь вкус к жизни. Аркобалено Фон, как всякий Аркобалено – как всякий человек – тоже хотел повернуть время назад. *** Он видел их издалека. Он слышал их издалека. Все трое мчались – нетрудно догадаться, куда. Фон знал, с кем сейчас сражается лидер команды Реборна в главном корпусе. Фон сказал, тому не нужны свидетели. Фон согласился, что это шанс, который нельзя упускать. Хватит одного точного удара. Хибари предвкушал этот бой, в котором покажет Вонголе, что не стоило сбрасывать его со счетов – докажет, что сила, раздавившая шестерых остальных и Землю, не властна над ним. Он мог расслышать отсюда, как дрожат и подламываются ножки ее трона – там, в главном корпусе. Он почти что собирался бросить ей вызов. Только где-то глубоко – тихий, как придавленная аллергия, и такой же непредсказуемо опасный – жил в нем страх, что маленький зверек Тсунаёши, не умеющий толком распорядиться своей гиперинтуицией, не переживет этого боя. Боя с почти-самим собой.