please help me.

Черные рыцари крушат железными булавами кости, вонзают мечи в обездвиженное тело. Гигантские лошади затаптывают насмерть, ударяя по внутренностям и превращая их в кроваво-красную массу. Кислотных оттенков небо плюется огненным дождем, а потом каменистая поверхность, на которой корчится в болезненных судорогах что-то грязное и искалеченное, некогда бывшее человеком, резко воспламеняется. И он горит, огненные змеи разъедают глаза, проникают в горло, вонзаются и откусывают по миллиметру расслаивающуюся кожу. Ричард сдирает обои, ломая ногти. Все его тело сжалось, будто в ожидании удара, и кажется, состоит из одной только боли. Падение, агония в области затылка, но Ричард не умрет, хотя умирает он уже несколько месяцев, лет, веков – счет давно потерян. Кто-то сверху будто издевается, проверяя на прочность, временами даря такое желанное забытье, которое трудно назвать сном, оно похоже больше на пьяный обморок. Он, будто раненная гусеница, извиваясь по скользкому полу, без рук, ног, слепой на один глаз и абсолютно немой и глухой, медленно и болезненно двигается по направлению к микрофонной стойке. Криков толпы не слышно, но сквозь пелену слез заметны искаженные демонической злобой лица. В него летят камни и проклятия. Увернуться не представляется возможным, и остается только пытаться вытерпеть каждый дробящий кости удар. Келли кричит, его горло пылает, и капля воды, самая маленькая капелька… он готов молиться на нее, готов убить или умереть самому, за одну только каплю воды. Трясущаяся рука находит полулитровую бутылку, половину он расплескивает на себя и его бросает в крупную дрожь, потому что мокрые пятна на одежде, черт возьми, слишком, слишком холодные… Другую половину принимает за один глоток. А потом его рвет пустотой. Гул колоколов вокруг, рокот сине-черных волн, что накрывают с головой. Взгляд на какую-то долю секунды становится почти ясным и натыкается на запястье и вырезанное на нем бледно-алое слово «нет». Она появляется, обнимает сзади, скользя грубыми руками по плечам, наклоняется к уху и просит сдаться, а Ричард задыхается. У Нее воняет изо рта. Парень снова смотрит на свои тощие руки, и в голове, сменяя друг друга, черным по белому появляются все обещания собраться с силами, прекратить этот ад. А еще - надежда на то, что он справится. Сам, ведь слишком многие уже из-за него пострадали. И среди этого всего внезапно – «не могу». До ужаса маленький и жалкий в этой вызывающей какой-то детский страх вселенной, бесконечной, черной, широко раскрывающей огромную пасть и силящейся проглотить. Он вырывается из цепких тисков, и в одну секунду оказывается у входной двери, словно невыносимая жажда дозы щедро подарила еще немного сил. Хочется бежать черт знает куда, кого-то убить, разжечь войну и умереть – все ради Нее. Но все-таки почти физически ощутив себя бесконечно бессильным, парень падает на колени, упираясь лбом в дверное полотно. Слезы капают на пол, а Она заливается хриплым смехом. Сквозь серую пелену пробивается блеск стали. Худые длинные пальцы тянутся к телефону и будто бы автоматически находят нужный номер, такой спасительный. Поток слез хлынул с новой силой только при мысли об одном лишь имени владельца этих нескольких цифр, что кажется белой розой среди всей этой грязи. «приезжвйц». Следить за правильным набором букв невозможно, об этом просто-напросто не может идти речи, как и о звонках – голос пропал, и вместо членораздельных звуков из горла вырывается тихий хрип. Да и все равно он поймет. Он понимает с одного намека, жеста, отблеска мысли. Отправить. В голову и сердце Майкла острыми длинными иглами вонзается страх. Мужчина боится не успеть. Чудом не промахиваясь, резко бросает телефон в карман, и быстрым шагом направляется к машине. Майк разом плюет на все правила дорожного движения и ограничения скорости, и вторым чудом является то, что он не сбил никого за эти пятнадцать минут. Пятнадцать, а ведь обычно дорога туда, куда он направляется, занимает минут сорок от силы. Вслед мужчине сигналят и плюются нецензурной бранью, но он будто бы абстрагировался от окружающей реальности. Внутренности пропитываются ненавистью. К себе. Как вообще можно было оставить без присмотра потерянного ребенка, который, несмотря на возраст и высокий рост, со своими тонкими чертами лица, отягощенной наркотиками прозрачной худобой, и катастрофическим гнетом бед, едва удерживаемых на тощих плечах, действительно кажется совсем маленьким?.. Четыре дня тишины должны были ознаменовать зарождение мучительного беспокойства в душе мужчины, и к черту редкие телефонные звонки и заверения о том, что да, все в порядке, он справляется, честно. Майклу действительно страшно. Майкл до одури боится того, что может ждать его в доме Ричарда Колсона Бэйкера. Дверь открыта – слава небесам. Не придется яростно бить ее ногами, кричать и пытаться влезть в окно. Известный рэпер входит в дом, в его нос ударяет запах сигаретного дыма и еще чего-то кислого. Мужчина ставит на место упавшую напольную вешалку для одежды, отбрасывает в сторону ворох курток, и, не снимая обуви двигается внутрь здания. Чем дальше, тем сильнее в давящем ужасе сжимаются легкие. Майкл заходит в захламленную и практически разгромленную гостиную и чувствует, как откуда-то из самого сердца, такого любящего и такого настрадавшегося, в горло поднимается соленый ком. Тонкая фигура свернулась прямо на ковре. Обняв собственные колени и до крови закусив нижнюю губу, парень дрожит, и возможно, его трясло бы чуточку меньше, если бы не сдавливающие грудь беззвучные истерические рыдания. - Рик…маленький мой… Что же с тобой стало… - растерянно шепчет Майк. И среди черного неба, в море крика и волнах агонии, сквозь ослепляющее адское пламя вдруг пробивается яркий солнечный луч. Он оплетает кровавые раны, чуточку заглушая боль, стирает слезы и гладит по спутанным клокам волос. Рик поднимает взгляд на своего гостя, и искусанные губы чуть растягиваются в каком-то жалком подобии улыбки, а из горла вырывается полувыдох-полувсхлип. Старший мужчина подбегает к своему… другу, любимому? Неважно, они разберутся потом, у них будет время, обязательно будет. Подбегает, опускается на колени, помогает сесть и осторожно, будто драгоценную и хрупкую статуэтку, прижимает к себе. Келли вцепляется в Майкла изо всех оставшихся сил, утыкаясь мокрым лицом в грудь, сжимает зубами его одежду, слабо и беспорядочно водит холодными пальцами по волосам и спине. Измотанную душу окутывает новый страх – отпустить, потерять, лишится этого спасительного видения, снова оказаться одному в большом неуютном доме, лицом к лицу с Ней. Зависимостью. Но он здесь, живой. Он правда здесь! - Все хорошо. Все хорошо, - будто мантру, проговаривает мужчина, крепко обнимая парнишку и касаясь губами грязных волос, - Ты справишься. Мы справимся. Душу потоком слез захлестывает сильное, уже знакомое чувство, выраженное в болезненной потребности быть рядом, защищать от мерзостной реальности, искаженных злобой и ненавистью лиц, резких слов и убийственной боли. Защищать, даже с риском подвергнуться мукам, не описанным и в самых реалистичных литературных картинах ада. Держать за руку, когда стены будут рушиться, а Земля – взрываться, распадаясь на части. Майкл, наверное, даже знает имя своей внутренней революции. А в мыслях Келли вертится только одно лишь слово: «нужен». Им предстоит тысячи разговоров и объяснений, трудных и противоречивых, но это потом. А сейчас Майкл прижимает к себе уснувшего в его руках Рика, сон которого кажется впервые за долгое время не терзают кошмары. Касается губами бледной щеки. И решает. Осторожно, чтобы не потревожить спящего парнишку, достает из кармана телефон и находит заготовленный заранее номер…