Триест.

Магда сидела на кухне, на жёсткой табуретке у окна и тщетно пыталась успокоиться. То и дело она нервно покусывала губу, переводила тревожный взгляд на часы с кукушкой на стене, и на бездвижный телефон рядом с ней. Беззвучно передвигались стрелки на часах, отсчитывая минуты. Так продолжалось ещё долго. Отточенная за час схема, казалось, засела в мозгу у женщины, и она ни о чём не могла думать. Лишь переводила взгляд с часов на телефон, потом обратно. Ной должен был позвонить ещё утром, в десять. Как раз в то время, когда он приходил на работу. Магда сглотнула, глаза стали стеклянными, задержавшись на сахарной солонке. Нет, она не будет думать о том, что могло случиться с женихом. Даже представить страшно. Женщина тряхнула головой, отгоняя тревожные мысли. В любом случае, - даже если бы с ним что-нибудь произошло - её бы сразу оповестили об этом из банка, где работал Ной. Уж вряд ли его пропуск остался бы незамеченным. Тем более – Магда была его единственным близким человеком. Родителей, родственников у него не было. Друзья и коллеги знали – они с Ноем в скором времени собирались пожениться. Перед глазами Магды всплыла жуткая картина – она стоит у алтаря, собрались все их знакомые, её родственники, а жениха всё нет и нет. И так она ждёт час, потом ещё. До тех пор пока гости не начнут расходиться, пожимая плечами и недоумённо глядя на невесту, которая так и будет стоять в своём красивом платье. С силой сжав кулак, она вслух приказала себе: «Не смей об этом думать. Опять ты всякие глупости вообразила. Ничего подобного!». Она снова посмотрела на часы. Добрых половина седьмого. Внутри всё горело, женщина злилась и боялась одновременно. Вновь начались различные наваждения, - вплоть до сцен из голливудских фильмов про ограбление, где воры держат в заложниках сотрудников и посетителей. А иногда убивают сопротивляющихся или несчастных, которые пытаются спастись. Магда резко выпрямилась на стуле и уставилась в окно на улицу. Невольно, в силу настроения, она отметила, что вид с четырнадцатого этажа был на редкость хорош. Буро-золотой закат опоясывал парк, прилегающий к их дому, солнце освещало детские площадки, дорожки из красного гравия, клёны и пихты. Виднелись внизу люди, словно кукольные. Виднелись и пожилые пары, неспешно шествующие под ручку; неукротимые спортсмены, прогуливающиеся трусцой; компании разгульных подростков с банками пива, над чем-то гогочущие; шустро играющие дети, качающиеся на каруселях, чей заливистый смех доносился даже до Магды. Со вздохом она встала и принялась убирать со стола приготовленный к вечеру ужин. В холодильник полетела на редкость шикарная закуска – галета с черникой, клубникой и виноградом, брокколи с моцареллой и любимое блюдо Ноя, паста с горошком и колбаской. Отскабливая застывшие листики петрушки с тарелки, Магда пожалела о том, что вообще сохранила еду. Её стряпню редко кто-либо решался даже пробовать, один только жених ел это – из благодарности за труд, наверное. Да и, к тому же, приходивший с работы уставший, он был рад перекусить хоть чем-нибудь, даже если это было Магдиных рук творение. Он уплетал еду за обе щеки, и, насытившись, удовлетворённо отвечал на постоянный робкий вопрос Магды: «Сегодня нормально?». Домывая приборы, Магда думала о женихе. Он был замечательным. Самым лучшим, хотя по сути, лучший – это и есть самый-самый. Женщина вспомнила, как еще два года назад они сидели на диване, в субботний вечер, по телевизору показывали матч по волейболу, а они болтали обо всём на свете, и он сказал Магде, что ценит дружбу превыше всего, а она, осмыслив сказанное, не смогла понять, злиться ей или соглашаться. - О чём это ты? – тихо спросила она, откинувшись на спинку дивана и поставив перед собой ноги. - Дружба – это всё, что у меня есть. - Спустя минуту ответил он и взял в руки программу. Полистав её, он наткнулся на статью о недвижимости, и добавил, - Вернее, у меня есть многое, скажем, - машина, дом, работа, - он кивнул на газету, - но чего бы я достиг без поддержки друзей? - Ну а любовь? – спросила Магда, деланно небрежным тоном, приподняв брови. Ной помолчал немного, и, отпив немного из бокала, сказал то, что Магда запомнила очень отчётливо. - Это лишь ветвь, растущая из дерева, а оно и есть основа для других ветвей. У него было множество приятелей, и никто не знал человека, который знал бы Ноя и не любил. Однако настоящих друзей было только двое – темнокожий молодой хирург Чак и начинающий писатель Эсберт. Эта троица знала друг друга с детского садика, вместе они прошли начальную, среднюю и старшую школу, вместе учились в университете и играли за футбольную сборную Пенсильвании в первом составе. Такой дружбы Магда не встречала ни разу в жизни. Все они готовы были горой друг за друга стоять. Они идеально друг друга дополняли: Чак был шутником и постоянно веселил компанию какими-нибудь фокусами, Эсберт был серьёзным и разумным, и лишь он мог делать то, чего не умели остальные – присмирять разбушевавшихся друзей, а Ной был своего рода «клеем» этого братства. В нём сочетались качества обоих его друзей сразу, он всегда знал, когда можно сострить, а когда – промолчать и послушать, и главное, что он всегда говорил то, что от него хотели, или то, что от него нужно было услышать, и это не казалось поддакиванием или подхалимством. Говоря о том, чего от него ожидали, он умел составлять собственное представление. Мужчина отличался смелостью; он не стал бы сидеть, сложа руки, зная, что другим людям грозит опасность. Он, прежде всего, думал о других – о незнакомцах, которым нужна была помощь, о нищих или о бабушках, с трудом переходящих дорогу. Все говорили, что ему очень подходит его профессия – социальный юрист. На Ноя можно было положиться со стопроцентной уверенностью и знать, что с делом, которое ему доверили, не возникнет непредвиденных ситуаций. А что же сегодняшний вечер? Магда снова замерла у раковины. Вода бежала напором, но она не обращала на неё внимания. Пусть утекает. Ей не хотелось знать никаких забот – с её женихом что-то произошло! Закрутив кран, она стремглав промокнула руками полотенце и схватила телефон. Набрала номер, но услышала то, что ей сейчас хотелось слышать меньше всего. Холодный женский голос сообщил о недоступности абонента. Губы Магды сжались в тонкую полоску. Может, Ной просто не хочет сейчас никого слышать. Или не хочет слышать её… Магда открыла фильтр и подставила стакан под струю холодной воды. Послышался звук отмыкающихся от двери ключей, женщина охнула и выронила бокал из запотевших ладоней. Тот с глухим стуком ударился о стенку раковины и выплеснул половину воды – в том числе и на рукав её свитера. - Кто дома? Мам, это ты? – послышался голос Лучаны, младшей сестры Магды. Мгновение – и девочка оказалась на кухне, уже переобутая в домашние тапочки. Магда неловко улыбнулась. Чтобы скрыть волнение и разочарование, она потянулась к верхней полке. Она не хотела, чтобы сестра догадалась о её тревогах – она тут же займётся идиотскими подростковыми подколками. Тем более не хотелось разговаривать, с малявкой сестрой – особенно, о Ное – особенно! Лучана, шаркая, прошла к холодильнику и распахнула его. - Как экзамен по французскому? – подала голос старшая сестра, пытаясь закрасить молчание, - Не сильно утомил? - Угу, - откликнулась младшая, - Кажется, я провалила устную часть, - вздохнула она и достала с полки пакетик мангового сока. - О, всё было настолько сложно? – Магда нахмурилась в попытке открыть наглухо закрытую крышку с банки фасоли. - Не то чтобы очень, - беспечно произнесла Лучана, повернувшись к сестре, и прилично отпила прямо из пакетика, - Мне было велено рассказать об экологии. Просто жуть! Я еле смогла связать несколько предложений, а экзаменатор, такой странный тип, постоянно кивал и перебивал меня, тараторил, кажется, на смеси французского с арабским, или ещё с каким языком похлеще – я ни слова ни разобрала, чего он от меня хотел! В общем, в самом конце я запнулась, забыла, как будет «переработка», и мне снизили оценку на половину балла. - Экзамены это очень серьёзно, милая, тем более годовые, - пробормотала Магда, напустив на себя озадаченный вид, - Через два месяца ты уже переходишь в старшую школу. - Жду не дождусь, - сказала Лучана, покосившись на отлетевшую к стене крышку от банки, еле-еле откупоренную её сестрой. – Да, это интересно. Новые друзья, большое здание, вечеринки, вечеринки… Повертев в руках пустой бокал, девочка села за барный стул рядом с Магдой. - Ты, может, есть хочешь? – спросила старшая, отбрасывая в мусор скукожившуюся фасолину. - Не-е-е, - протянула девочка, - мы после экзамена зашли в «Большой Дадли» с Ниной и Генри, - Лучана подпёрла рукой щёку, - Хотя, знаешь, может, в холодильнике найдётся что-нибудь съестное. Интересно, там ещё остались блины? Он спрыгнула со стула и проплыла к холодильнику. - Ого, сколько еды, Магда! – она обернулась к ухмыляющейся сестре, держа в обеих руках огромную коробку пиццы, - Чего ты там ухмыляешься? Я спрашиваю, зачем ты столько наготовила? Магда пожала плечами и подошла к сестре, забирая из её рук пиццу, и поставила её на разогрев. Она села на табуретку и принялась снова отделять гнилую фасоль от годной, снова задумавшись о своём ожидании. - Слушай, а ты чего такая дёрганная, а? – дерзкий вопрос Лучаны заставил её подпрыгнуть. Она взглянула на сестру – та стояла в своей обычной позе, подперев кистью правый бок и изогнув левую ногу. Всё-таки они были совсем не похожи. Не столько разницей в тринадцать лет, сколько характерами, да и внешностью. Магда была невысокая, не плотная и не тощая, с озорной мальчишеской стрижкой огненного цвета. Она обладала завидным очарованием, стойкостью характера, но совершенным неумением остужать своё беспокойство и эмоции. Лучана же была полной её противоположностью – тонкая, высокая, с длинными светлыми волосами и всегда безразличным видом. Она была «нахальной девчонкой», как говорила мать, и порой жутко гордой или ко всему равнодушной, настроение её менялось как курс евро по отношению доллара. Хотя, по мнению Магды, все подростки были такие. На улице смеркалось и начинало темнеть. Мамаши с детьми уже разошлись по домам, теперь вечерний покой пригорода нарушали лишь пьяные мужские возгласы и бурная женская ругань. - Пойду-ка я ополоснусь. Магда выскочила из комнаты, прежде чем Лучана успела хоть что-либо съязвить. Проводив сестру удивлённым взглядом, она дождалась, пока закроется дверь ванной, и произнесла: - Совсем как пристыженный подросток. Усмехнувшись, она достала одними кончиками пальцев пиццу из духовки и откусила смачную часть. Магда стояла под душем и не могла успокоиться. Страх снова сковал её. Сестра, конечно же, над ней смеётся. Маленькая овца. Были бы тут родители, при них бы она и рта раскрыть не посмела. Изумляясь тому, насколько наглыми сейчас пошли дети, женщина позабыла о своём волнении и вылезла из ванной в тёплой пижаме и в полной решимости не обращать на колкие замечания сестры ни капли внимания. Протерла рукой запотевшее стекло и заглянула в зеркало. Лицо как лицо, с утра ничего не изменилось – нос такой же прямой, губы всё те же припухлые, кожа такая же мраморная – только немного раскрасневшаяся и влажная, глаза всё синие. Только не те «марианские впадины», как называл их Ной, а остуженные. Ной. В самой метафоре была грубость, рьяность, то, что, по сути, должно было её напугать. А ей это, наоборот, раньше даже нравилось, она улыбалась, когда жених говорил ей это, но раньше, не сейчас. Почему она этого не замечала тогда? Это была бы мелочь для любого другого человека, с виду абсолютно нормального. Магда смотрела в свои глаза, пытаясь проникнуть в необъятные, бесконечные мириады синевы. Марианская впадина была самым глубоким местом на нашей планете, отметка дна зашкаливала за двенадцать тысяч метров, несчастные путники погибали, сбиваясь с курса, когда пытались добраться до Филлипин или Индонезии. Магда знала, что это не просто тектонический разлом, трещина, это можно было назвать как угодно, - это было дно Земли, её глаза. «За что мне так», - думала она. Сейчас она ужаснулась и вскрикнула, мельком глянув на свои руки, в кровь исцарапанные. Кольцу, подаренному Ноем по случаю помолвки, пришлось плохо – кровь попала и на рубин, отчего камень сделался ещё краснее. Магде на мгновение показалось, что что-то шевельнулось позади неё, и она резко подняла голову и посмотрела вперёд, в отражение зеркала. Но в ванне она была одна. И она опять посмотрела в свои глаза. Сейчас они не выглядели блеклыми и тусклыми – в них искрилась алчность, азарт. Она принялась чесать руки, локти, запястья, - грубо, как щётками. Кровь промочила рукава атласной бежевой пижамы, а Магда всё думала о Ное, поминутно вскрикивая. Боли она не чувствовала, всё было как будто привычным, знакомым. Она покрасовалась кольцом, которое снова надела. Оно стало ещё ярче, ещё краснее, и это было превосходно. Она дёрнула кусок ткани на левом плече и замерла, словно вкопанная – там красовался широкий, но уже зашивший порез. По лицу что-то стекало, но Магда не знала, слёзы это или подтаявший от пара крем. - Сумасшедшая… сумасшедшая… - донеслось до неё негромкое бормотание. Магда медленно вывалилась из ванной комнаты, и на неё пахнуло свежестью, такой сильной, по ощущению сравнимой с моментом, когда выходишь из бани и бросаешься в холодную воду, прямо вглубь. Голова закружилась, но женщина упрямо, не обращая на неё внимания, прошла через коридор в большую комнату. Там, за диваном, в просторном месте у окна с бежевыми плотными занавесками, стояла Лучана, в пижаме, и глаза её были не синими, а карими, как у родителей, и она не знала, каково это – иметь самую искреннюю часть лица осмеянной и калеченной. - Магда, - тихо позвала Лучана. Она была необыкновенно красива и встревожена, - что с твоим лицом? Женщина хотела укусить сестру, дать ей затрещину, этой выскочке, которая думает, что всё понимает и имеет право всё судить. Но она лишь вздохнула и приняла объятия младшей, которую, несмотря на всё, очень любила. - Мои руки, Лучана, - ответила она, - ты хотела сказать, мои руки. Я нечаянно их поцарапала! – издала она горький смешок. Сёстры сели на диван. Лучана взяла голову Магды в ладони и принялась гладить её по красным волосам. - Магда, - тихо говорила она, будто напевая колыбельную, - твой жених Ной уехал пять месяцев назад, - она поцеловала Магду в один глаз, - но перед этим он сказал, что всё равно придёт за тобой. Где бы ты ни была, он тебя найдёт, потому что не может жить спокойно, зная, что ты далеко, но что сейчас ему необходимо уладить какие-то важные дела, - Лучана гладила Магду, не переставая, и, поцеловав другой её глаз, добавила, - Он уже в пути. А в нескольких тысяч километров от дома, где Лучана в который раз залечивала Магде руки, и ожидая приезда неотложной помощи, в кафе «Большой Дадли» сидел мужчина лет тридцати, с выражением крайней необходимости и страха на лице, с развязанным галстуком, холодным чаем и мобильником, на дисплее которого отображалось уведомление: «У вас сто семьдесят восемь пропущенных вызовов».