Зеленоглазый Снейп

Вечером я отправился к отцу, тихонько спускаясь по каменным многовековым ступеням все ниже и ниже, оказываясь, наконец-то в Слизеринских подземельях. Стучаться в покои отца я не стал. Зайдя внутрь, я услышал приглушенные голоса людей, находящиеся в кабинете Зельевара. - ...с чего бы нам доверять ему? Он предал многих тогда! - с недоверием процедил отец. - А сам-то? Спрятался за спиной Дамблдора! - Он сам меня прикрыл. - И только потому, что ты струсил перед Азкабаном. Скажешь, тебе нужно было приглядывать за Гарри? Чушь! Если ты так любил Лили, почему даже не навестил её ребенка, за которого она отдала свою жизнь?! А я? Да за мной авроры чуть ли не в туалет ходили! Но я как-то умудрялась прокрадываться к нему. Это я ему сделала первый подарок на Рождество! Не ты, будучи его отцом! Ты даже не поинтересовался, как живётся Гарри у его родственников... Мне кажется, ты даже не знал, что тот живёт у маглов, - последнее слово Полина выплюнула с огромным отвращением. Отец молчал. Я мог представить себе, как тот побледнел. Даже воспоминания о моей матери несли ему огромную боль. А Полина просто раздавила его своим высказыванием. - Игорь хочет помочь нам, Северус, - уже мягче сказала девушка, - Ему осталось максимум год. И мы это понимаем... - Надо же. В тебе возникли чувства? Признаться, я поражён. Где твоя холодность, Полина? Ты так пылко стараешься защитить моего сына... Жертвуешь собой, становясь двойным агентом. Я знаю, что ты просто так ничего не делаешь. - Я просто хочу его смерти. Не хочу больше войны, смертей, пыток. Просто хочу стать обычным человеком. Уехать отсюда в тихую деревеньку, завести семью и умереть спокойно и тихо. - Ты веришь, что мой сын - Избранный? - Верю, - твердо ответила Романова. - Зря. Я не стану рисковать своим сыном. - А тебя никто и не спросит, Северус. Меня тоже не спрашивали. Просто поставили перед фактом... - Гарольд Эванс! Может хватит стоять столбом и ты наконец-то зайдешь? - на удивление спокойно произнёс отец. Сердце свалилось в Тартары, и я уже подумывал сигануть отсюда, как дверь кабинета открылась. На пороге стоял вампир, криво усмехаясь. - Я все таки поражаюсь тому, что ты на Слизерине. Гриффиндор по тебе слезами горькими обливается. - Полина стояла около камина, перекатываясь с пятки на носок и обратно. - Да не бойся. Не съем тебя. В следующий раз надо будет не забыть набросить заклинание тихого полога, чтобы некоторые Гарольды не совали свои носы куда не надо. - Как ты, папа? - Я? Я здоров и полон сил! Думаю, сейчас удушить Темного Лорда голыми руками. - Полина, как вы? - Со мной все в порядке, Гарри. Рука скоро заживет. - она вяло махнула перебинтованной рукой. - Дамблдор согласился рассказать побольше о крестражах. - Неужели? Дошло до утки на седьмые сутки! - воскликнула Полина, хлопнув себя по ноге. - Ты знала о крестражах Темного Лорда и молчала? - зашипел отец, привствая с кресла. Девушка подняла руки в защитном жесте: - Эй, полегче, Снейп. На мне непреложных обетов навешено столько, сколько игрушек на новогодней елке! - Мда. Хоть знак какой-нибудь... - Ни словом, ни жестом, ни письмом ни на другом языке, ни намеком, ни мыслью, ни знаком никаким либо другим способом передать знание о предмете этом. Если и удастся обойти и сказать , то наказание - смерть. - наравне произнесла Романова, улыбаясь, будто рассказывала стишок. - Однако же подтвердить догадку я могу. Удивительно! Ну да ладно. Не буду вас мучать своим присутствием. Я скажу Игорю, что ты принимаешь его помощь. - Я этого не говорил! - развел руками отец. - Я за тебя это сказала, а ты не возразил. - еще раз улыбнувшись, девушка выскользнула за дверь. - Змеюка. - протянул Зельевар. - Она так помогает нам, а ты... - Я ей ничего не должен. - А она тебе тем более. - Что ты знаешь, мальчик?! Да если ты узнаешь правду об этой женщине тебя удар хватит. Думаешь, она на деле такая добрая и пушистая? Она беспощадная, хладнокровная убийца! И глазом не моргнет! - Но ты же не знаешь что происходит внутри нее. - И не собираюсь узнавать. Мне ни к чему. - Отец, - взвыл я - да она умереть за тебя готова. - Потому что дура. - Сам дурак. - разозлился я. Выскочив из покоев отца, я злобно хлопнул дверью. Мой отец иногда бывал таким невыносимым ублюдком! Ссора на пустом месте, буквально из ничего. А так обидно. За себя. За Романову. Все в этом мире не давало мне жить спокойно. Судьба любила хорошенько поиздеваться надо мною. **** - Спасибо что пришел, Гарри. - сплетя пальцы рук друг с другом, и поблескивая глазами из под очков половинок, поприветствовал Дамблдор, восседая, словно царь за своим столом. - Добрый вечер, директор. - Присаживайся мальчик мой. Я видел, ты прощался с мистером Крамом и мисс Делакур. - Да, сэр. Мы с ними стали хорошими приятелями. Особенно с Виктором. - Я очень рад слышать это. Цель Турнира установление дружеских отношений между школами. Я слышал, что мистер Крам стал официально ухаживать за мисс Грейнджер. - старик выжидательно уставился на меня. - Я рад за нее. Виктор хороший. Семья у него богатая, сам он достаточно влиятелен, в войне же принял твердое решение держаться в стороне. Гермионе выгодно быть рядом с ним. Крам сможет обезопасить ее от притеснений в виду того, что она - магглорожденная. - Всюду вы Слизеринцы ищете свою выгоду. - по-доброму усмехнулся Дамблдор. - Я просто переживаю за нее. Вот и все. - Похвально, Гарри. Однако, я думаю, нам следует обратиться к тому, для чего ты сюда пришел. Я знаю, ты не любишь долгих речей и загадок, так что перейдем сразу к делу. Прошу следовать за мной. — Куда мы отправимся, сэр? — На прогулку по аллее воспоминаний Боба Огдена, — ответил Дамблдор, вынимая из кармана хрустальный флакон, в котором кружилось, завиваясь, серебристо-белое вещество. Директор аккуратно вылил содержимое в Омут Памяти. — Кто это — Боб Огден? — Он был сотрудником Группы обеспечения магического правопорядка, — сказал Дамблдор. — Он умер некоторое время назад, но не раньше, чем я разыскал его и убедил доверить мне эти воспоминания. Сейчас мы с тобой будем сопровождать его при исполнении им служебных обязанностей. Встань, пожалуйста, сюда, Гарри...После тебя, — сказал Дамблдор с приглашающим жестом. Я склонился над чашей, сделал глубокий вдох и окунул лицо в серебристую субстанцию. Я почувствовал, что пол уходит у меня из-под ног; я падал, падал сквозь крутящуюся тьму, и вдруг оказалось, что я стою, моргая от ослепительно яркого солнечного света. Не успели мои глаза приноровиться к освещению, как рядом со мной приземлился Дамблдор. Мы оказались на проселочной дороге. Футах в десяти от нас стоял невысокий полный человек в очках с невероятно толстыми линзами, из-за которых его глазки казались крошечными, как у крота. Он читал надписи на деревянном указателе, торчавшем из колючих кустов ежевики слева от дороги. Я понял, что это, должно быть, и есть Огден. Кроме него, вокруг никого не было видно, и к тому же он был одет в странные и плохо сочетающиеся друг с другом вещи, как это часто бывает, когда неопытные волшебники пытаются выдавать себя за магглов; в данном случае наряд составляли гетры и сюртук, надетый поверх полосатого трико. Не успел я подивиться этому затейливому костюму, как Огден бодрым шагом двинулся вперед. Дамблдор и я последовали за ним. Проходя мимо указателя, я бросил взгляд на две его стрелки. Одна указывала назад, туда, откуда они пришли, на ней была надпись: «Грейт-Хэнглтон, 5 миль». Другая указывала в ту сторону, куда направлялся Огден, на ней значилось: «Литтл-Хэнглтон, 1 миля». Вскоре, я увидел деревушку, примостившуюся между двумя холмами, — несомненно, это и был Литтл-Хэнглтон. Можно было рассмотреть церковь и кладбище, на котором мне было предоставлено счастье побывать. Огден затрусил рысцой вниз по склону. Дамблдор прибавил шаг, и мне оставалось бегом поспевать за ним. Я решил, что мы направляются в Литтл-Хэнглтон, и как в ту ночь, когда они навещали Слизнорта, удивляясь, зачем было так долго тащиться к нему пешком. Но скоро я понял свою ошибку — мы шли вовсе не в деревню. Дорога свернула вправо, и, когда мы вышли из-за поворота, сюртук Огдена мелькнул впереди, исчезая за кустами. Дамблдор и я вслед за ним свернули на узкий проселок, окаймленный еще более высокими и запущенными живыми изгородями. Тропинка была извилистая, каменистая, вся в рытвинах, она тоже шла под уклон и вела, по-видимому, к темной группе деревьев немного ниже по склону. Так и есть — вскоре дорога вышла к рощице, мы остановились за спиной у Огдена, который тоже остановился и вытащил волшебную палочку. Перед нами было уродливое строение, которое пряталось за густой листвой деревьев. Стены хибарки заросли мхом, черепица осыпалась, и местами через дыры проглядывали стропила. Вокруг росла крапива, такая высокая, что доставала до крошечных окошек с грязными стеклами. Огден двинулся вперед бесшумно и настороженно. Вступив в густую тень деревьев, он снова остановился, не сводя глаз с двери домика, к которой была прибита мертвая змея. Послышался шорох, треск, с ближайшего дерева спрыгнул человек, одетый в лохмотья, и приземлился прямо перед Огденом. Тот отскочил назад так быстро, что наступил на фалду сюртука и чуть было не потерял равновесие. — Вас сюда никто не звал. - прошипел он. У стоявшего перед ними человека были густые волосы, такие грязные, что не было никакой возможности определить их цвет. Во рту не хватало нескольких зубов. Маленькие темные глазки косили в разные стороны. Это должно было казаться смешным, но смешным он не выглядел, выглядел страшным. Гарри не осуждал Огдена за то, что тот попятился еще на несколько шагов, прежде чем заговорить: — Э-э... доброе утро. Я из Министерства магии... — Вас сюда никто не звал. — Э-э... прошу прощения... я вас не понимаю, — нервно проговорил Огден. — Ты, Гарри, вероятно, понимаешь, что он говорит? — тихо спросил Дамблдор. — Да, конечно, — озадаченно ответил я. — Это же... Парселтанг? — Верно, — сказал Дамблдор с улыбкой и одобрительно кивнул. Тем временем оборванец двинулся на Огдена, нацелив в него нож и волшебную палочку. — Эй, послушайте... — начал Огден, но было поздно. Что-то громко хлопнуло, и Огден оказался на земле. Он зажимал ладонью нос, между пальцев сочилась мерзкая желтая жижа. — Морфин! — послышался новый голос. Из домика вышел пожилой человек, с такой силой захлопнув за собой дверь, что злосчастная дохлая змея закачалась туда-сюда. Этот человек ростом был ниже первого и сложен довольно странно. Очень широкие плечи и длинные руки в сочетании с блестящими карими глазами, жесткими короткими волосами и морщинистым лицом делали его похожим на старую, мощную обезьяну. Он остановился возле человека с ножом, который давился от хохота, глядя на Огдена, лежащего на земле. — Из Министерства, значит? — сказал пожилой, посмотрев на Огдена сверху вниз. — Совершенно верно! — ответил Огден сердито, утирая лицо. — А вы, как я понимаю, мистер Мракс? — Точно, — ответил Мракс. — Получили по роже, так, что ли? — Он меня ударил! — возмутился Огден. — Надо было предупредить, — агрессивно откликнулся Мракс. — Это частное владение. Сами вламываетесь без приглашения, а потом удивляетесь, что мой сын пробует защищаться. — От чего защищаться-то? — буркнул Огден, с трудом поднимаясь с земли. — От посторонних. Любопытствующих. Магглов и всякой разной дряни. Огден направил волшебную палочку на свой собственный нос, из которого по-прежнему текло нечто похожее на желтый гной, и поток сразу же прекратился. Мистер Мракс обратился к Морфину, почти не разжимая губ: — Ступай в дом. Не спорь. — А я как раз приехал поговорить с вашим сыном, мистер Мракс, — сказал Огден, вытирая остатки гноя с сюртука. — Это ведь был Морфин, верно? — Ну да, это был Морфин, — равнодушно ответил старик — Вы чистокровный волшебник? — спросил он вдруг с вызовом. — При чем здесь это? — холодно ответил Огден, и я почувствовал, что начинаю его уважать. Мракс, похоже, отнесся к этому иначе. Сощурив глаза, он уставился Огдену в лицо и пробормотал явно оскорбительным тоном: — Если подумать, так я видал такие же носы у нас в деревне. - какой изящный намек, мистер! — Не сомневаюсь в этом, если ваш сын и там дает волю рукам, — сухо отозвался Огден. — Может быть, продолжим нашу беседу в доме? — В доме? — Да, мистер Мракс. Я уже сказал вам: я приехал поговорить с Морфином. Мы отправили вам сову... — Нам тут совы ни к чему, — сказал Мракс. — Я никогда не читаю писем. — В таком случае не жалуйтесь, что гости являются к вам без предупреждения, — дерзко ответил Огден. — Меня послали к вам по поводу серьезного нарушения магического правопорядка, которое было совершено здесь сегодня, рано утром... — Ладно, ладно! — заорал Мракс. — Входите в дом, провались он совсем, входите и подавитесь! В доме, как оказалось, были три крошечные комнаты. В две из них можно было пройти через главную комнату, служившую сразу и кухней, и гостиной. Морфин сидел в засаленном кресле у очага, где дымились дрова, вертел в толстых пальцах живую гадюку и, обращаясь к ней, тихонько напевал на змеином языке: Змейка, змейка, поиграем, Пошипим-ка вместе. Не то Морфин осерчает, На двери подвесит. В углу у открытого окна что-то зашуршало, и я вдруг заметил, что в комнате есть еще один человек — девушка в рваном сером платье точно такого же цвета, что и грязная каменная стена у нее за спиной. Она стояла рядом с закопченной до черноты печкой, на которой что-то кипело в горшке, и передвигала какие-то жалкие горшки и сковородки на полке. У нее были светлые, русые волосы, которые, будь они почище были бы золотистыми...совсем как у Полины. Глаза у нее, как и у брата, косили в разные стороны. Девушка выглядела чуточку почище, чем двое мужчин, но я подумал, что никогда в жизни не видел у человека такого обреченного взгляда. — Моя дочь, Меропа, — неохотно буркнул Мракс в ответ на вопросительный взгляд Огдена. — Доброе утро, — сказал Огден. Она не ответила, испуганно глянула на отца и, повернувшись ко всем спиной, снова принялась переставлять горшки на полке. — Ну, мистер Мракс, — сказал Огден, — не будем ходить вокруг да около. У нас есть причины предполагать, что ваш сын Морфин этой ночью совершил волшебство в присутствии маггла. Что-то оглушительно грохнуло — это Меропа уронила глиняный горшок. — А ну подбери! — завопил на нее Мракс. — Правильно, хватай прямо лапами с пола, как последнее маггловское отродье! Зачем у тебя волшебная палочка, бестолочь неповоротливая? — Мистер Мракс, прошу вас! — воскликнул пораженный Огден. Меропа, уже успевшая поднять горшок, пошла красными пятнами и снова выронила его, трясущейся рукой вытащила из кармана волшебную палочку, направила на горшок и чуть слышно скороговоркой пролепетала заклинание, от которого горшок полетел через всю комнату, ударился в противоположную стену и раскололся надвое. Морфин залился безумным смехом, а Мракс завизжал: — Почини его, дылда безмозглая, почини сейчас же! Меропа, спотыкаясь, кинулась через всю комнату к осколкам, но Огден опередил ее. Он взмахнул волшебной палочкой и твердым голосом произнес: — Репаро! Горшок мгновенно стал целым. У Мракса был такой вид, словно он сейчас кинется на Огдена, но он удержался. Вместо этого он принялся издеваться над дочерью: — Твое счастье, что подвернулся добрый дядя из Министерства! Может, я и совсем тебя сбуду с рук, может, он не побрезгует женушкой из сквибов поганых... Ни на кого не глядя, не поблагодарив Огдена, Меропа подобрала горшок и дрожащими руками снова поставила на полку. Потом замерла, прижавшись спиной к стене между замызганным окном и печкой, как будто больше всего на свете ей сейчас хотелось пройти сквозь камень и исчезнуть. — Мистер Мракс, — снова начал Огден, — как я уже сказал, цель моего визита... — Я и с первого раза хорошо расслышал! — окрысился Мракс. — И что мне с этого? Морфин проучил вонючего магла, проучил за дело... Дальше-то что? — Морфин нарушил закон волшебного сообщества, — сурово ответил Огден. — Морфин нарушил закон волшебного сообщества! — кривляясь, нараспев передразнил Мракс. Морфин снова зашелся хохотом. — Поучил маленько распоясавшегося магла, это что теперь, преступление? — Да, — сказал Огден. — Боюсь, что так. Он извлек из внутреннего кармана сюртука маленький свиток пергамента и развернул его. — Это что, приговор? — спросил Мракс, злобно повысив голос. — Это вызов в Министерство на слушание дела... — Вызов? Вызов?! Да кто вы такой, чтобы вызывать куда-то там моего сына? — Я начальник Группы обеспечения магического правопорядка, — сказал Огден. — А мы, по-вашему, так, помои? — вскричал Мракс, наступая на Огдена и тыча ему в грудь палец с грязным желтым ногтем. — Мелкие шавки, чтобы бегать на задних лапках перед Министерством? Да знаешь ли ты, с кем разговариваешь, грязнокровка сопливая? — Я полагал, что говорю с мистером Мраксом, — ответил Огден настороженно, но не сдавая позиций. — Это точно! — загремел Мракс. Старик стал сувать Огдену под нос безобразное кольцо с черным камнем, надетое у него на среднем пальце. — Видели это? Видели? Знаете, что это такое? Знаете откуда? Несколько столетий хранилось в нашей семье, вот из какой древности мы ведем свой род, и все это время храним чистоту крови! На камне вырезан герб Певереллов! Знаете, сколько мне предлагали за эту вещицу? — Понятия не имею, — ответил Огден, поморщившись, когда кольцо промелькнуло у него перед самыми глазами. — Все это к делу не относится, мистер Мракс. Ваш сын нарушил... Мракс взвыл от ярости, бросился к дочери и схватил ее за горло. Я подумал было, что он хочет ее задушить, но старик потащил девушку к Огдену, держа за золотую цепочку, висевшую у нее на шее. — Видели вот это? — заревел он, размахивая тяжелым золотым медальоном, в то время как Меропа задыхалась, ловя ртом воздух. — Вижу, вижу! — поспешно ответил Огден. — Эта вещь принадлежала Слизерину! — выкрикнул Мракс. — Салазару Слизерину! Мы — его единственные потомки из ныне живущих, что вы на это скажете, а? — Мистер Мракс, ваша дочь! — воскликнул Огден в тревоге, но Мракс уже выпустил Меропу; она вернулась в свой угол, шатаясь, потирая шею и еле переводя дух. — Вот! — с торжеством сказал Мракс, как будто только что неопровержимо доказал какую-то необыкновенно сложную мысль. — Не смейте разговаривать с нами, будто мы грязь у вас на башмаках! Незнамо сколько поколений чистокровных волшебников — вы-то небось такого о себе сказать не можете! И он плюнул под ноги Огдену. Морфин опять захохотал. Меропа молчала, съежившись у окна, опустив голову, так что свисающие волосы закрывали лицо. — Мистер Мракс, — упрямо повторил Огден, — боюсь, что ни ваши, ни мои предки не имеют никакого отношения к вопросу, о котором идет речь. Я здесь из-за Морфина; Морфина и маггла, ставшего жертвой его хулиганской выходки этой ночью. По нашим сведениям, — он заглянул в пергамент, — Морфин осуществил по отношению к магглу наговор или заклинание, от которого тот покрылся крайне болезненной сыпью. Морфин захихикал. — Потише, мальчишка,— прошипел Мракс на змеином языке, и Морфин примолк — Ну и что такого? — с вызовом спросил Мракс у Огдена. — Надо думать, вы этому маглу морду-то подчистили, да и память заодно... — Дело совсем не в этом, мистер Мракс, — сказал Огден. — Произошло ничем не оправданное нападение на беззащитного... — Вот я сразу так и почуял, что вы любитель маглов, — хмыкнул Мракс и снова плюнул на пол. — Эти разговоры никуда не ведут, — решительно ответил Огден. — По поведению вашего сына ясно, что он нисколько не раскаивается в своих поступках. — Огден снова заглянул в свиток. — Морфин должен явиться четырнадцатого сентября на слушание по обвинению в колдовстве, осуществленном в присутствии магла, с причинением ущерба и неудобств вышеупомянутому маглу... Огден прервал чтение. Через открытое окно до них донеслось звяканье сбруи, конский топот и громкие веселые голоса. По-видимому, дорога в деревню, петляя, проходила совсем близко от рощицы, где стоял дом. Мракс застыл на месте, прислушиваясь, с расширенными глазами. Морфин зашипел и с кровожадным выражением повернулся на звук. Меропа подняла голову. Я увидел, что лицо у нее совершенно белое. — Боже, просто смотреть больно на эту лачугу! — послышался звонкий женский голос; он звучал так отчетливо, как будто девушка стояла в комнате. — Неужели твой отец не может распорядиться, чтобы ее снесли, Том? Том?! Много ли на свете Томов, но все же.... Я подскочил к окну, надеясь увидеть что-нибудь. И успел. Молодой человек, так сильно похожего на молодого Тома Реддла, лицо которого было покрыто сыпью. — Она нам не принадлежит, — ответил голос молодого человека. — На той стороне долины все наше, но этот дом принадлежит старому бездельнику по имени Мракс и его детям. Сын абсолютно ненормальный, послушала бы ты, что о нем рассказывают в деревне... Девушка рассмеялась. Звяканье и топот становились все громче, все ближе. Морфин приподнялся, словно хотел выбраться из кресла. — Сиди на месте,— предостерегающе произнес его отец на змеином языке. — Том, — снова раздался голос девушки, на этот раз совсем рядом; очевидно, всадники приблизились к дому. — Может быть, я ошибаюсь, но, по-моему, там кто-то прибил к двери змею? — Господи, так и есть! — воскликнул Том. — Это, должно быть, сын, я тебе говорил, что он не в себе. Не смотри туда, Сесилия, любимая. Звон и топот снова начали стихать. — «Любимая»,— прошептал Морфин на змеином языке, глядя на сестру. — Слышишь, он назвал ее «любимая». Все равно он не будет твоим. Меропа побелела как полотно — я был уверен, что она вот-вот упадет в обморок. — Что такое?— сурово спросил Мракс, тоже на змеином языке, переводя взгляд с сына на дочь и обратно. — Что ты сказал, Морфин? — Она заглядывается на этого маггла,— прошипел Морфин, злобно уставившись на сестру, вид у которой теперь был испуганный. — Вечно торчит в саду, когда он проезжает мимо, пялится на него через ограду, так, что ли? А нынче ночью... Меропа умоляюще замотала головой, но Морфин безжалостно продолжал: — Высунулась в окошко, все поджидала, когда он поедет домой, так, что ли? — Высунулась в окошко посмотреть на маггла?— тихо переспросил Мракс. Все трое как будто позабыли про Огдена, который смотрел на них озадаченно и раздраженно — он ничего не мог разобрать в этих шипящих и скрежещущих звуках. — Это правда?— страшным голосом спросил Мракс, делая шаг или два к насмерть перепуганной девушке. — Моя дочь, чистокровная волшебница из потомков Салазара Слизерина по прямой линии, мечтает о мерзком грязном маггле? Меропа отчаянно затрясла головой, вжимаясь в стену. Говорить она, похоже, не могла. — Ну да я его достал, отец!— хрипло засмеялся Морфин. — Подловил, когда он проезжал мимо. Не такой-то он был красавчик, как покрылся сыпью с ног до головы, а, Меропа? — Ах ты, гнусная бездарь, сквиб несчастная, вонючая осквернителъница крови!— заревел Мракс, окончательно потеряв контроль над собой, и схватил дочь за горло. Я и Огден одновременно закричали: — Не смейте! Огден поднял волшебную палочку и выкрикнул: — Релашио! Мракса отбросило назад, он налетел на стул и шлепнулся навзничь. Разъяренный Морфин с ревом выскочил из кресла и кинулся на Огдена, размахивая своим окровавленным ножом и беспорядочно выстреливая заклятиями из волшебной палочки. Огден бросился наутек. Дамблдор дал знак, что нужно следовать за ним, и я подчинился. Крики Меропы долго еще звучали у него в ушах. Огден как угорелый промчался по тропинке, прикрывая руками голову, и, выскочив на большую дорогу, врезался прямо в бок лоснящемуся гнедому коню, на котором ехал верхом очень Том, темноволосый молодой человек. И Реддл, и девушка, ехавшая рядом с ним на серой кобыле, весело рассмеялись при виде Огдена, который отлетел от лошадиного бока и рысью побежал дальше, весь в пыли, с развевающимися фалдами сюртука. — Достаточно, Гарри, — сказал Дамблдор. Он взял меня за локоть и потянул. В следующий миг мы взмыли в темноту, а потом снова приземлились в кабинете Дамблдора, где к этому времени наступили сумерки. — Что стало с той девушкой из лачуги? — спросил я, как только Дамблдор зажег еще несколько светильников при помощи волшебной палочки. — Меропа, или как там ее звали? — О, она выжила, — ответил Дамблдор, усаживаясь за свой стол и жестом предлагая мне сесть напротив. — Огден трансгрессировал в Министерство и через пятнадцать минут вернулся с подкреплением. Морфин с отцом пытались оказать сопротивление, но их одолели, забрали из дома, и в конце концов они были осуждены Визенгамотом. За Морфином уже числилось несколько нападений на магглов, его присудили к трем годам в Азкабане. Марволо, который ранил Огдена и еще других сотрудников Министерства, получил шесть месяцев. — Марволо? — переспросил я, уже несколько минут подозревавший родство. — Правильно, — одобрительно улыбнулся Дамблдор. — Я рад видеть, что голова у тебя работает. — Так этот старик… — Дедушка Воландеморта, да, — сказал Дамблдор. — Марволо, его сын Морфин и дочь Меропа были последними из старинной волшебной семьи Мраксов, известной своей неуравновешенностью и жестокостью, которые проявлялись из поколения в поколение благодаря большому количеству родственных браков. Недостаток здравого смысла в сочетании с привычкой к роскоши привели к тому, что золото семьи было растрачено за несколько поколений до рождения Марволо. Сам он, как ты видел, жил в нищете и в грязи, обладая чрезвычайно скверным характером, фантастической гордыней и парой фамильных драгоценностей, к которым был привязан так же сильно, как к сыну, и значительно сильнее, чем к дочери. — Значит, Меропа - мать Темного Лорда? — Совершенно верно, — ответил Дамблдор. — А заодно мы с тобой мельком увидали и его отца. Не знаю, обратил ли ты внимание... — Тот маггл, по имени Том. — Очень хорошо, молодец, — радостно улыбнулся Дамблдор. — Да, это был Том Реддл Старший, красивый магл, который часто ездил верхом мимо домика Мраксов и к которому Меропа Мракс воспылала тайной страстью. — Так они все-таки поженились? — недоверчиво спросил я. Мне было сложно представить двух других людей, настолько мало подходящих друг другу. — Я думаю, ты забываешь, — сказал Дамблдор, — что Меропа все-таки была чародейкой. Скорее всего, пока ее тиранил и запугивал отец, магические способности Меропы не могли проявиться в полную силу. Но как только Марволо и Морфина упрятали в Азкабан, она впервые в жизни осталась одна, на свободе. Несомненно, тут-то ее способности и развернулись на просторе, и она начала строить планы, как вырваться из той беспросветной жизни, которую вела восемнадцать лет. Подумай, какие способы могла найти Меропа, чтобы заставить Тома Реддла позабыть свою маггловскую спутницу и влюбиться в колдунью? — Заклятие Империус? — предположил я. — Или приворотное зелье? — Очень хорошо! Я лично склоняюсь к мысли, что она использовала приворотное зелье. Это должно было показаться ей более романтичным. Не так уж сложно было как-нибудь в жаркий день, когда Реддл в одиночестве проезжал мимо, предложить ему стакан воды. Как бы то ни было, через несколько месяцев после той сцены, которую мы с тобой сейчас наблюдали, жители деревни Литтл-Хэнглтон имели удовольствие стать свидетелями небывалого скандала. Можешь себе представить, сколько было разговоров, когда сын местного сквайра сбежал из дому с Меропой, дочерью бродяги. Но потрясение деревенских жителей не идет ни в какое сравнение с тем, что испытал Марволо, когда вернулся из Азкабана в полной уверенности, что его встретит преданная дочь и горячий обед на столе. Вместо этого он нашел в доме слой пыли толщиною в дюйм и прощальную записку от дочери. Насколько мне удалось узнать, он никогда больше не произносил имени дочери, словно ее вовсе не существовало на свете. Возможно, пережитое потрясение ускорило его смерть, а может быть, он просто-напросто так и не научился готовить себе еду. Азкабан подкосил Марволо, и он не дожил до возвращения своего сына Морфина. — А Меропа? Она ведь умерла, да? Том вырос в сиротском приюте? — Да, верно, — ответил Дамблдор. — Здесь нам снова приходится гадать, но я думаю, нетрудно вычислить, что случилось дальше. Дело в том, что через несколько месяцев после их бегства и тайного брака, Том Реддл объявился в родительском доме в Литтл-Хэнглтоне — один, без жены. В округе сплетничали, что он говорил, будто бы его «обманули» и «завлекли». На самом деле, я уверен, он имел в виду, что находился под действием чар, а теперь эти чары с него сняты, хотя, конечно, он не решился сказать об этом прямо — боялся, как бы его не приняли за сумасшедшего. Жители деревни сделали вывод, что Меропа обманула Тома Реддла, сказав, будто ждет от него ребенка, и тем заставила его жениться на ней. — Но у нее действительно был от него ребенок! — Да, но только через год после их свадьбы. Том Реддл бросил ее, когда ребенок еще не родился. — Что же у них случилось? — спросил я. — Почему приворотное зелье перестало действовать? — Это опять-таки сплошные догадки, — сказал Дамблдор, — но я думаю, Меропа, без памяти влюбенная в своего мужа, не могла больше держать его при себе с помощью волшебства и сознательно перестала давать ему зелье. Может быть, потеряв голову от страсти, она убедила себя, что теперь он по-настоящему полюбил ее. Может быть, надеялась, что он останется с ней ради ребенка. В обоих случаях она ошибалась. Он покинул ее, никогда больше с ней не виделся и не потрудился узнать, что стало с его сыном. Небо за окном было черное, как чернила, светильники в кабинете Дамблдора вспыхнули ярче прежнего. — Итак. Меропа осталась в Лондоне одна. Она ожидала ребенка, которому суждено было впоследствии сделаться лордом Воландемортаом. — Откуда вы знаете, что она была в Лондоне, сэр? — Благодаря показаниям некоего Карактака Берка, — ответил Дамблдор. . Дамблдор покачивает Омут памяти, словно золотоискатель на промывке золотого песка. Над серебристым водоворотом в каменной чаше поднялся, вращаясь, дряхлый старичок, сам серебристый, словно призрак, но намного плотнее. Клок волос, падающий на лоб, почти совсем закрывал глаза. — Да, мы приобрели его при необычных обстоятельствах. Его принесла молоденькая чародейка незадолго до Рождества. Ах, как давно это было... Она сказала, что ей очень нужны деньги, да это и так было видно. Вся в лохмотьях, и уже весьма... Словом, она ждала ребенка. Сказала, что медальон когда-то принадлежал Слизерину. Ну, такое нам постоянно приходится слышать. «Ах, эта вещь принадлежала Мерлину, это был его любимый чайничек»... Но я осмотрел медальон, на нем действительно был знак Слизерина, и несколько простых заклинаний позволили мне быстро убедиться в его подлинности. Разумеется, вещь была практически бесценная. Девушка, как видно, не представляла себе, сколько это может стоить. Отдала за десять галеонов, да еще была рада-радешенька. Наша лучшая сделка! Дамблдор резко встряхнул чашу, и Карактак Берк снова канул в серебристый водоворот воспоминаний. — Он дал ей всего десять галеонов? — с возмущением спросил я. Минимум за такую вещь нужно давать 200! — Карактак Берк никогда не отличался щедростью, — сказал Дамблдор. — Итак, мы знаем, что перед самым рождением ребенка Меропа была в Лондоне одна и, отчаянно нуждаясь в деньгах, продала единственную принадлежавшую ей ценную вещь — медальон, одну из двух семейных реликвий, которыми так дорожил ее отец Марволо. Но на этом мы закончим на сегодня, Гарри. Время позднее. Тебе пора к себе. Доброй ночи, мальчик мой. - Доброй, профессор.