Зрячая

Человек в клетке слезящимися глазами следил за медленно проплывающей мимо толпой. Вид у него был, мягко сказать, непрезентабельный. Светло-коричневый плащ, явно с чужого плеча, был основательно вывален в грязи. Порванные на коленях черные брюки были настолько мятыми, словно побывали в пасти у крокодила. Разбитые ботинки, которые вот-вот должны были запросить каши, сердито топорщились разлохмаченными, изжеванными шнурками. Седые, засаленные патлы, пропитанные потом, свисали на лоб, частично закрывая лихорадочно блестящие глаза. Человек в клетке неприятно всхлипывал и подвывал, растирая слезы и кровь по испещренному морщинами лицу. Время от времени он принимался трясти изодранными руками толстые, металлические прутья клетки, издавая при этом невнятные возгласы, достоянные самого последнего посетителя бара «Индиго», который был известен на всю округу своей «ядерной» коктейльной картой. Хотя, знаете, если бы кто-нибудь присмотрелся… Но никто не присматривался. На город опускались мягкие, весенние сумерки. Городской парк, возле входа в который стояла клетка, сочувственно шумел лапами елей и листьями кустарников. А толпа людей равнодушным потоком текла мимо. Печать погруженности в собственные мысли светилась на лицах каждого, словно невидимое клеймо, оставленное неведомым рабовладельцем. Равнодушие и отчужденность стали неотъемлемой частью человеческого существования. Понятия совести, чести и взаимопомощи ушли вслед за несбывшимися мечтами о лучшем, утопичном мире. А здесь и сейчас остались только эгоизм, жажда наживы, яркая демонстрация несуществующих достоинств и неприятие того, что лживые постулаты и ценности насильно внедрены в коллективное сознание. Когда-то давно люди позволили серым, словно предрассветный туман, паукам, проникнуть в их мысли и чувства. Пауки опутали человеческие души своей липкой паутиной, превращая цветущих и жизнерадостных людей в ходячие коконы с мертвой плотью. Но всегда были те, кто говорил о том, что надежда еще жива… Человек протянул кровоточащую руку между прутьев клетки, со стоном боли и унижения попытался дотянуться до проходящей мимо миловидной брюнетки. Девушка, взвизгнув от отвращения, шарахнулась в сторону. - Совсем охренел? Пьянчуга гребанный! Человек отреагировал на оскорбление странным образом. Застонав, он бессильно рухнул на дно клетки, тем самым еще больше пачкая и так грязный плащ. Наградив его напоследок еще одним презрительным взглядом, брюнетка, цокая каблучками, поспешно скрылась в сумерках весеннего вечера. - Ха, смотри-ка! Вот прикол! Двое подростков в пестрых, броских одеждах присели на корточки, рядом с клеткой. Один из них достал из заднего кармана дорогой мобильный телефон и начал фотографировать человека. - Нафига? - Да ты че! Не каждый раз такое встретишь! Ща в «Инстограмм» и в ВК выкину. Второй поднял с земли длинную, сухую палочку и осторожно, словно боясь запачкаться, просунул его сквозь прутья клетки, ткнув человека в окровавленную руку. - Эй, мужик, ты вообще живой? Человек откликнулся слабым стоном, заворочался, захрипел. Подросток с прутиком от неожиданности отскочил в сторону. Его приятель неприятно, тонко захихикал. - Может «скорую вызвать»? Или че? МЧС? - Да ну его! Ты представь всю эту тягомотину! Забей, это видать местная братва развлекается. Поможешь такому, так потом сам проблем огребешь по полной. - Ну да, - отозвался подросток, и они торопливо пошли дальше, предвкушая встречу с глуповатыми, но симпатичными девчонками, славно скрашенную дешевым алкоголем. Человек в клетке устало оторвал лицо от ладоней, вытер мокрый лоб грязным рукавом пальто. Медленно облокотился спиной на толстые металлические прутья, уставился в теплое небо, уже не глядя на редеющих прохожих, спешащих по своим делам. Прошло совсем немного времени, когда перед клеткой выросла парочка представителей власти. Внешне они были словно Толстый и Тонкий из чеховского рассказа. Тонкий смачно сплюнул, достал из нагрудного кармана пачку сигарет, закурил, с отвращением глядя на человека. Толстый сокрушенно вздохнул, наклонившись, потрогал здоровенный, ржавый, навесной замок. - Ну блин! Конец смены и вот тебе на! Задолбаемся же бумажки на этого чудилу оформлять. До утра точно застрянем. - Ага, - выпуская из носа дым, подтвердил Тонкий, - а сегодня, между прочим, футбол. Финал чемпионата. А мы, как проклятые, будем до талого с этим нариком сидеть. Ох, а я устал сегодня, как собака. Полицейские переглянулись, одновременно придя к единому выводу. - Другой смене все равно всю ночь работать, - быстро сказал Толстый, - в любом случае они на него наткнутся. Вот пускай мозги себе насилуют, мне тоже не улыбается забесплатно с этим чудаком до утра возиться. - Ну вот и договорились, лучшее решение за весь день, - просветлел лицом Тонкий. И оба стража закона исчезли, словно по мановению волшебной палочки. Человек в клетке еще долго сидел, низко опустив голову, и вслушивался в ласковый шепот весеннего ветра. Ветер говорил о далеких странах, чудесах и волшебстве. Ветер успокаивал, призывал не отчаиваться, продолжать верить, несмотря ни на что. Но человеку все это уже порядком надоело. Отмахнувшись, он открыл глаза и раздраженно произнес в пространство неожиданно приятным, бархатистым голосом: - Нет, это просто позорище… Тяжело вздохнув, он достал из внутреннего кармана пальто большой, с резным колечком, ключ. Просунув руку между прутьями клетки, вставил ключ в замочную скважину. Резко открыл узкую дверцу и выбрался наружу. Хмыкнув, коснулся клетки, и та на глазах начала покрываться ржавчиной. Еще секунда и металл начал сминаться, оседать, пригибаться к земле. В конце концов от состарившийся за мгновение клетки остались только ржаво-бурые хлопья в зеленой траве. - Не повезло мне сегодня, - доверительно сказал человек ночному парку. Тот откликнулся едва уловимым шепотом и на прощанье помахал зелеными ладошками тысяч и тысяч листьев. Человек шел по улице, глубоко засунув руки в карманы пальто. И Тьма сгущалась за его спиной. Под ее покрывалом злорадно хихикали и шептались неведомые, состоящие, казалось, из струек сигаретного дыма, существа. Они корчили рожи, насмешничали и тянули к нему худые, когтистые лапы. - Да отцепитесь вы… - буркнул он, сворачивая в переулок, где призывным, ярким светом горела неоновая вывеска бара «Индиго». Зайдя в бар, человек огляделся по сторонам. Запоздалые посетители. Резкие движения, осоловелые глаза, заплетающиеся языки, нецензурная брань. Невозмутимого вида бармен флегматично протирал стаканы. Из старого, китайского музыкального центра тихонько доносился голос Шклярского, лидера «Пикника». Человек прислушался к словам, улыбнулся. Моё имя – стершийся иероглиф, Мои одежды - залатаны ветром… Что несу я в зажатых ладонях, Никто не спросит, и я не отвечу… А за стойкой, перед нетронутым бокалом пива, курила светловолосая девушка в старых, потрепанных джинсах и длинным черно-белым шарфом на шее. - Аксессуар не в тему, - заметил человек, усаживаясь на соседний стул и протянув руку к бокалу, нагло отхлебнул чуть ли не половину. - Поздно уже стайл менять, - усмехнулась девушка. – Ну, здравствуй, мой добрый друг. Чем занимался сегодня? Валялся в канавах? Прыгал с моста? Изображал сердечный приступ? - Сидел в клетке, - дернул плечом человек. – Безрезультатно. Зря только голосовые связки напрягал. Ну-ка, посмотри, что там со временем накрутится. Девушка глубоко затянулась сигаретой, пристально вглядываясь в глаза собеседника. Но тут ее взгляд метнулся в сторону. Бармен, косившийся на эту странную парочку, вдруг ощутил непреодолимое желание посетить уборную. Бросив тряпку на стойку он ретировался из зала со скоростью пули. Человек, заметив его скорое исчезновение, ухмыльнулся: - Обязательно так? - Не нравятся мне такие любители погреть ушки, - фыркнула девушка. – Вот пусть теперь потратиться на лекарства от диареи. Так, что касается твоих сегодняшних приключений, то ничего жизнерадостного я тебе сообщить не могу. Брюнетка на каблуках спешила к любовнику, женатому мужчине. Всю жизнь, пока будет позволять внешность, проживет на содержании у сильных мира сего. Потом, конечно, задумается. Но поздно уже будет. Мальчишки… Один, который над тобой смеялся, в институте заразится СПИДОМ, спохватится далеко не сразу, запустит, сгорит буквально за год. Второй вроде женится, но счастья у него в браке не будет. Уйдет в работу, начнет по-тихой попивать. А со временем и откровенно бухать. Кодировка, депрессия, развод. Короче, ни вашим, ни нашим. Проболтается всю жизнь как известное вещество в проруби. Полицаи закалятся в аферах, дослужатся до определенных чинов, один отправится на зону из-за того, что крупную взятку возьмет, а с начальством не поделится. Второй будет учтивым, вежливым и не жадным, поэтому со службой у него все будет в порядке. А вот с дочкой проблемка. Нехорошая компания, кокс, таблетки, героин. Намучается он с ней. В конце концов отправит на электрошокотерапию. Чем закончится, сказать пока не могу, слишком много переменных. - Эх, - махнул рукой человек, - вот скажи, тебе самой не противно от того, что ты все это видишь? Ведь в большинстве своем люди – гады и дураки. Где не подлость – там непроходимая глупость. Обман, лицемерие, ненависть, злоба, зависть, тщеславие. Повсюду. Может быть у меня сегодня дурное настроение, но меня это все уже порядком достало. - Ты просто устал, - ответила девушка, подкуривая очередную сигарету. – Устал от разочарований и боли. Тебе нужен отдых. Уехать, далеко. Туда где нет людей. - Я начал терять веру. Что стоят миллионы и миллионы людей, если у всех в приоритетах сплошное себялюбие. Они напоминают мне глупых, злобных детей, для забавы скормивших бездомной собаке кусок колбасы с зажженной петардой. Может быть ты права, и я действительно устал. Но дело-то не во мне. Дело в людях. - Ты верно подметил, - повела в воздухе сигаретой девушка. – Все они пока что дети. Да глупые, да злобные. Но не забывай, что все дети, рано или поздно вырастают. - Угу, и превращаются в глупых, злобных взрослых. Девушка улыбнулась. Тепло и сочувственно. - Мы можем только ждать. Ждать и надеяться. Ну и вмешиваться иногда. В силу своих скромных возможностей. А твои пораженческие настроения со временем пройдут. Пройдут, - твердо повторила она, глядя, как человек с сомнением качает головой, - даже не думай. Просто, даже таким существам, как мы с тобой, порой нужен отдых. Пойдем-ка отсюда, через пять минут вон тот здоровый детина разобьет пивную кружку об голову вон того эксцентричного юноши. А мне сейчас совсем неохота наблюдать пьяный реслинг. Настроение не то. Они вышли из бара, постояли на крыльце, вдыхая ночной, прохладный воздух. На чугунной лавочке, прямо напротив заведения, сидел бомж дядя Вася. Он энергично обшаривал старую, клетчатую сумку-китайку, но, похоже, ничего кроме пустых бутылок и засаленного тряпья там не находил. Бомж сокрушенно вздохнул и печально уставился голодными глазами в пространство. А с другой стороны улицы, бодро перебирая короткими ногами, нагруженная тонной пакетов со снедью, из круглосуточного магазина возвращалась домой Клавдия Петровна. Эта тетка будто бы сошла с карикатуры, иллюстрирующую вечную войну между тещей и зятем. Невысокая, круглая, в засаленной кофте, невнятного цвета длинной юбке, с плохо покрашенными волосами и вечно недовольным выражением лица. Она так и представлялась на кухне, с половником в руках, в заляпанном фартуке, кричащая на домашних за то, что они, свиньи такие, не вытирают ноги об половичок, прежде чем зайти в квартиру. Замедлив ход, Клавдия Петровна застыла на месте, вглядываясь маленькими глазками в запечалившегося дядю Васю. Шумно вздохнув, поставила пакеты на землю, зашуршала целлофановыми обертками и протянула бомжу упаковку со свежими булочками. - Вот видишь, - сказала девушка, подмигнув человеку, - не все так плохо.