Живая кукла

Варьете было переполнено, всюду царило напряжённое, злое ожидание, вкупе с каким- то необычным весельем. Это ещё более выделяло из толпы двух юных дам, обе были не причастны атмосфере царившей вокруг них, словно удушливый смрад- вечный спутник заведений подобного рода. Сам не знаю, как я здесь оказался. Ноги сами вынесли меня из сырого мрака плохо освещённой улицы сюда, к ярко мерцающему варьете, источающему зловещий и вместе с тем заманчивый свет, окрашивающий клубящийся туман в багровые тона. Мой взгляд зацепился за приглашающий плакат, на котором была искусно нарисована юная девушка с большими синими глазами, черты её были тонкими, не портили их ни заострённый носик, ни излишне худые щёки с выдающимися скулами, ни рисунки захватывающие всю левую щёку вплоть до высокого лба и спускающиеся на шею. Возможно, именно эти рисунки и оказали на меня какое- то действие, ибо я шагнул через порог и растворился в багровом свете. Вот так ваш покорный слуга и оказался в гуще неожиданных, странных и вместе с тем захватывающих событий. Возвращаясь к двум юным прелестницам, хотелось бы добавить, что обе они были похожи друг на друга и на ту, нарисованную, тот же глубокий взгляд, те же черты лиц и рисунки, едва различимые глазом, переплетались на их щеках и лбу… Девушки о чём-то тихо переговаривались знаками. Любопытство подстрекало меня и я, оставив наблюдение за двумя незнакомками, пробрался за кулисы. Хотелось увидеть ту, чьё имя значилось на афише как Прима, так ли была она хороша, как видел её незнакомый художник. Видимо я был такой не один, за кулисами топилось с десяток разномастных мужчин: от лощёных франтов, до юных повес, с трудом могущих наскрести себе на бокал дешевого вина. Все они пребывали в том же нервном подъёме, что и публика в зале, а лица искажала одна и та же гримаса - благоговейного ожидания, словно бы на них вот- вот должно было опуститься божье благословение. Эта всеобщая атмосфера заставляла нервничать и меня. Шум в зале усилился, достигая пика, когда одна из тех двух, встреченных мною ранее, девушек выскочила на сцену, всем своим видом показывая, что вполне пьяна для того, чтобы разбавить напряжённую атмосферу, а может даже и занять место любимой примы этого варьете, в чём она не преминула заверить публику с оскорбительной язвительностью. Я испугался внезапно захлестнувшей меня ярости, никогда я такого не чувствовал, какой бы глупый поступок ни удавалось мне лицезреть. В ту же секунду я понял, что то же самое чувствуют и все остальные, и что малейшее промедление с моей стороны может стоить жизни этой юной дурочке – её просто разорвут. Я должен был увести её со сцены. Что я и попытался сделать, однако не тут- то было, девушка была не настолько пьяна, насколько показывала публике и много сильнее, чем я мог бы ожидать. С лёгкостью она высвободилась из моих рук и, взглянув на меня умоляюще, прошептала: - Прошу вас, не мешайте. Нам нужно выманить… её - Либби!.. Остерегающий крик взвился над публикой, но было уже поздно… Сильные пальцы сдавили мою шею так, что затрещали позвонки, затем меня отбросило вглубь за сцену, так что головой я пришёлся на какой-то деревянный выступ. От удара мозг словно взорвался тысячью осколков, а в глазах поплыли алые круги. Нет, я и не думал терять сознание, со мной случалось и похуже разбитой головы. Я встал, намереваясь закончить этот фарс, и двинулся к сцене: - Именем её величества королевы, вы арестованы!.. Меня встретил смех, грубый, не вяжущийся с образом фарфоровой невинности: - Глупец, здесь Я королева. Зал взорвался подобострастным хохотом и аплодисментами. Под всеобщий смех меня вновь отшвырнуло за сцену. - В чём- то она права,- послышалось над моей головой и вновь сильные руки вздёрнули меня, как тряпичного паяца, но на сей раз, дабы придать мне вполне устойчивое вертикальное положение. Я вздрогнул от взгляда синих глаз, это была вторая, я узнал её по родинке на щеке. - Но.. я констебль и должен… - Вы должны уйти. Этих людей вы уже не спасёте. Уходите. В мою ладонь легла массивная цепь с треугольным кулоном, из какого- то странного жёлтого камня, он мерцал как жидкое пламя, которому не давала пролиться только оправа старого потемневшего серебра. Он был прохладным, хотя я ясно видел, что девушка сняла цепь с шеи, в ту пору как сам кулон находился под корсажем. Расставшись с ним, девушка изменилась, черты уже не казались такими правильными, она была словно высечена из белого мрамора начинающим скульптором, движения стали резкими, словно вместо девичьих гибких суставов вдруг появились шарниры. - Так и есть.. – на миг оживившись сказала девушка, затем её черты вновь окаменели и она вдруг заговорила на незнакомом мне языке, и вновь мягкий овал лица искаженный неведомым мне чувством,- я кукла, такая же как и она, такая же как и Либби… Либби. Уходите же, я прошу вас, сохраните его. Вот что вы должны. За мостом. В старой часовне. Скоро... Тут только я заметил тончайшие паутинки призрачных лесок, идущие от её висков, запястий и пальцев и тянущиеся вверх всего на полтора дюйма и растворяющиеся в воздухе.. - Чёрт, что здесь творится… Девушки уже не было, оставался кулон, и головокружение. Я констебль. Я расследую дело о массовых пропажах людей. И, кажется, я напал на нужный след. Но я тут бессилен. Что мне оставалось? Уйти я не мог. Рассказать в участке - не поверят. Я и сам не верил всему, что происходило сейчас вокруг. То, что я увидел дальше, было как страшный сон. Прима вновь вышла на сцену, где уже танцевали мужчины, те самые, которые дежурили за кулисами, заражая всех ещё более злым весельем. Публика была словно под гипнозом. Когда же девушка принялась петь, неожиданно высоким голосом, извлекая звук с поразительной лёгкостью, то и в моей голове начал расползаться ядовитый дурман. Однако стоило мне взглянуть на её рот, полный длинных, острых, будто змеиных, клыков, как весь морок улетучился. Допев, прима молниеносным движением выхватила одного из танцующих - молодого студента с копной светлых вьющихся волос – тот задохнулся от страсти, когда белые пальцы скользнули по его шее, расстегивая ворот рубашки, вероятно, он ждал поцелуя. Публика притихла. Молниеносное движение и фонтан тёмно вишнёвого из вспоротой артерии залил торжествующее белоснежное лицо примы и сверкающее декольте. Ликование публики не смогло заглушить тех страшных звуков, а прима вдоволь напившись, бросила безвольное, но пока ещё живое тело в толпу, которая набросилась на него как стая голодных волков, терзая его ногтями и зубами. (Лицо этого бедняги с застывшей на нём гримасой боли и страдания ещё долго потом являлось мне в снах.) Желудок мой болезненно сжался, по счастью с утра в нём был только кофе, иначе бы ничто не смогло удержать меня от выхода его содержимого… Моей милой кукле грозила опасность. И не шуточная. Я должен был найти её. Кулон холодил мою грудь, и я чувствовал, что обязан найти его владелицу, во что бы мне это ни стало. Пробравшись мимо сцены в полутёмный коридор я обыскал несколько гримёрных, пока не нашёл Ту, что искал… или То… Словом, туго спелёнутый свёрток сам выпал мне в руки из-за одной из дверей. Мне пришлось воспользоваться карманным ножом (который всегда, при любых обстоятельствах, лежал в кармане моего сюртука) для того, чтобы разрезать крепко затянутую бечёвку. Я размотал пыльную мешковину, и в моих руках оказалась моя кукла. Бледная и прекрасная. Она встала на непослушных ногах, опираясь на моё плечо. - Я ведь просила вас уйти. Зачем вы здесь. - Хотел э-э… отдать тебе твою вещь..- я был ошарашен таким напором. - Сейчас нельзя,- девушка показала на платье, из которого был вырван кусок материи, и бок с четырьмя глубокими царапинами, словно бы вместе с материей пытались вырвать и кусок мяса…или фарфора,… ибо вокруг царапин кожа была покрыта сетью мелких трещин. - Идём, тебе нельзя оставаться здесь, за тобой могут прийти. - Мне нужно найти Либби. - Если тебя убьют, ты вообще не сможешь никого найти. Нам нужно проследить за ней, а пока, не помешало бы убраться отсюда. - Вы правы. Аньес.- девушка подала мне руку для рукопожатия. - Джексонберри. Кольт. Констебль. Рад был знакомству. Рукопожатие вышло крепким, но приятным. Тем не менее, нужно было сматывать удочки, потому что я нутром чувствовал приближение примы. Мы нырнули в какую- то нишу, пробежали тёмными запылёнными коридорами, сосчитали несколько ступеней, пока не вырвались на свободу, где я жадно глотал сырой холодный воздух. Мы вышли во внутренний дворик, мощенный кирпичом, кое-где кирпич под ногами был зыбким, словно его укладывали на взрытую землю. Я старался не думать о том, что могло бы оказаться под ним. Мы пересекли двор, уйдя подальше от дверей, я помог Аньес перелезть ограду, перелез сам, однако спрятаться нам было негде… Разве что… а, была не была. Я взял Аньес под руку и повёл к ближайшему дому. Дверь нам открыл неприветливый неопрятный тип, но узнав, что я констебль на службе её величества, не только впустил нас в дом, но и передал в руки письменную жалобу на знакомое уже варьете. Теперь я мог учинить обыск и прочее с разрешения участка. Дождаться бы утра… Расположение двора старика было удобным, из окна я мог наблюдать за мостовой. Изредка моё внимание сбивалось на бледное мерцание за моей спиной, комната была погружена в густой мрак и кожа Аньес, моей куклы, сидящей за столом, излучала мягкое сияние. Из-за этого ли сияния или снова то был какой- то морок, но мне казалось, что рисунки на её коже двигались, линии, переплетаясь, образовывали то сплетения плюща, то виноградные лозы, то дикие лилии… Приметил это и старик. Он судорожно сжимал крест, косясь на Аньес, время от времени шепча молитвы дрожащими сизоватыми губами. Кукла же была безучастна к нему. Наконец я заметил процессию из троих знакомых уже мужчин и её, примы, шествующей во главе. Либби с ними не было. Нужно было решать что делать, следовать за ними или возвратиться и искать Либби. - Аньес.. - Идти за ними. Поблагодарив старого господина, мы вышли на мостовую. Таясь и скрываясь где только можно, мы прошли за процессией почти полгорода, когда же остановились, я понял что не знаю этого места. Старое здание из камня, который так выкрошился от времени, что не спасал должно быть ни в зимние холода, ни в осеннюю сырость, лишь отдалённо напоминало городскую ратушу. Именно там было осиное гнездо, которое предстояло уничтожить. - Сейчас ты ничего не сможешь сделать. Нам нужна Либби. Мы вернулись к варьете. Без зловещей иллюминации оно казалось сараем.. или скорее мясницкой, проскользнула невольная мысль в моей голове. Мы осторожно ступали по прогнившим доскам, хранившим ещё кое- где сырые пятна от недавнего пиршества примы. Мы обследовали всё, дюйм за дюймом, находя то и дело небрежно забытые мелкие частицы тех, что когда- то были людьми.. но не могли найти лишь одного- Либби. В конце концов, я опустился на загаженный пол и начал прощупывать доски и тут услышал сдавленный возглас Аньес. - Кольт..- она указывала на одну из квадратных колонн, которая на поверку казалась монолитом. На самом же деле была из дешёвого папье-маше. У самого основания колонны был выдран хороший клок, открывая полое пространство и в этой полости копошилась колония крыс, они куда- то переселялись.. сняв сюртук, пропитанный у затылка кровью я бросил его неподалёку. И как и ожидал, запах крови отвлёк крыс, они собрались у сюртука в кружок в надежде поживиться чем-нибудь. Не без помощи Аньес мне удалось расширить дыру до вполне приличных размеров. Из лаза веяло холодом и сыростью, а на одном из его неровных краёв трепетал кусочек тёмно-синей ткани. - Либби.. Сомнений не оставалось, нужно было спускаться. Первым в пустоту нырнул я, приходилось сдерживать дыхание, иначе я рисковал застрять в этом крысином лазе надолго, и извиваться, обдираясь об глинистые своды, наконец, я завис в пустоте и вывалился в потайной ход, позволявший стоять не сгибаясь. Я тихонько позвал, и Аньес практически тут же упала в мои руки. Снова. Я вздрогнул, она была слишком лёгкой.. Даже для куклы. - Идём. Вновь мы шли, но теперь в моей руке лежала маленькая ладошка Аньес. - Куклы тожемогут бояться,- саркастично усмехнулась она, но шаг не убавила. Тайный ход заканчивался еле видными ступенями, выкопанными прямо в грунте навроде неких округлых вмятин. Вновь я первым начал восхождение. Следом за мной Аньес, я не смог уговорить её держаться за мои плечи, чтобы поднять нас двоих. Через некоторое время я наткнулся руками на какие-то доски. Приподнял одну из них и огляделся, давая привыкнуть глазам к новому роду темноты, не такой густой как там, в подземелье. Мы выбрались, судя по округлым витражам, в какую- то часовню. Никого не было. Никого и ничего, кроме пустовавшего полусгнившего алтаря и тюка со старым тряпьём возле одного из цветных окон. Я рискнул выбраться. Вслед за мной из тёмной дыры лаза показалась Аньес. - Либби,- простонала она, ринувшись к бесформенной куче тряпья,- но как… - Уходи.. тебе нельзя здесь.. Это действительно была Либби.. хотя, вероятней всего уже не была.. - Я отравлена.. – прошептала девушка,- уходи,..- каждое слово ей давалось с трудом, судороги заставляли её тело корчиться,- я не сказала ей.. она заставила меня выпить.. силой.. - Где твой камень, Либби? Где? - Он внутри меня. Всё кончено. Я умираю. Она придёт за моими останками. Поэтому уходи. Не трогай меня… Как умирает ожившая кукла.. Разве я мог думать, что стану свидетелем такого.. Даже в страшном сне не увидишь такого.. казалось что вся кожа её- одна сплошная рана.. - Либби.. - Возьми..- умирающая кукла протянула Аньес склянку со своей кровью,- там тот же яд.. ты знаешь что делать.. А теперь уходи.. Первый луч серого холодного рассвета застиг нас уже далеко от часовни. Но последний крик долетел и до нас.. - Либби..- прошептала Аньес, сжав мою руку тёплыми пальцами. - Аньес,- я провёл рукой по её щеке,- ты… - Я живая.. до следующего заката.. Я привёл Аньес в свой дом. Нужно было отдохнуть, собраться с мыслями, и расспросить девушку.. о многом расспросить. Я не знал с чего начать. Начала Аньес сама. Я старался не прерывать, по возможности, хотя когда обрабатывают разбитую голову, такта как- то убавляется. Вот рассказ Аньес, привожу я и его. *** У берегов Гудзона множество скалистых островов, их первыми начали обживать голландские переселенцы. На одном из таких островов стоял наш замок, вокруг которого располагалось небольшое рыбацкое селение. Наш отец, Энцио Гайярд, был добрым землевладельцем, нас было двое я и Либби. Однажды поздно вечером к нам в двери постучали. На пороге была девушка из рыбацкого посёлка, лодка её отца разбилась о скалы, а дом смыло волнами. Отец не мог оставить бедное дитя. Так в нашем доме появилась Прима. Так её звали. Была она нежной и доброй, прекрасной хозяйкой, дружила с нами, с любым могла найти общий язык, умела поддержать беседу, Энцио гордился ей... Конечно отец женился на ней. После пышной свадьбы новая хозяйка стала чахнуть, она угасала не по дням, а по часам, и ни один врач не мог поставить диагноз. Когда же она отошла в мир иной, отец сошёл с ума. Он сделался угрюм, он не позволил хоронить Приму по обычаям, сам построил склеп и дни и ночи проводил там, копался в старинных книгах, изготавливал какие- то притирания, глазури из фарфоровой пудры, которую ему присылали из Китая, чтобы сохранить тело любимой жены. Он вёл переписку с оккультистами… начало было положено, тело Примы стало крепким как мрамор, но душу её было нельзя вернуть… Тогда он продал свою. Скрепив договор кровью, по которому выходило, что по прошествии трёх лет отец сам отдаст Приму тому, с кем был заключён договор. Но прошло три года, и в назначенный срок за нею явился Он сам. Энцио не смог предать жену. И Он ушёл, но уходя, бросил: - «Ты сам виноват в несчастье, постигшем твою семью.» С тех пор Прима изменилась. Она стала подолгу бродить одна по ночам, а возвращалась под утро, всегда в окровавленных одеждах. А в деревне стали пропадать куры, козы,.. а затем дети,.. и взрослые… Когда же не осталось ни одного живого, пришёл и наш черёд. Только теперь отец понял, какое зло он выпустил на волю. Тогда он проклял её,.. а вместе с ней и нас,.. сам же сжёг себя в склепе. Теперь мы марионетки,.. куклы,.. от заката и до восхода.. мы вынуждены искать Приму, чтобы убить её и исполнить последнее желание отца. Солнечный свет делает нас живыми… Камень, что у тебя на шее - есть солнечный свет, он позволяет быть нам людьми… Живая кукла не может жить без крови, ей нужно питать себя чужой,.. мы долго искали состав, от которого чужая кровь не может оставаться заключённой в кукле, и вытекает из неё через поры в коже, уши, нос… С рассветом пустое тело ожидает смерть,.. но только при условии, что ночью оно так же будет живым, как и днём.. для этого и нужен камень.. он позволяет быть живым… Из всего рассказа я понял, что приму можно убить, если напоить её на закате зельем, оставленным Либби и не дать снять солнечный камень, до первого луча солнца. Другое дело, каким образом всё это провернуть. Об этом стоило ещё подумать… Ночной бред продолжался и днём, я заставил переодеться Аньес мальчишкой и вместе с ней мы взломали склад, принадлежащий нашему полицейскому участку, там я взял несколько фляг горючей жидкости и ампулы с морфием. Затем мы вернулись в старую часовню.. там, где раньше лежала Либби пол был покрыт серо- зелёным налётом и ничего, кроме кучки такого же серо-зелёного праха. Мы затаились. Мы ждали. Ждали долго. Наконец, когда солнце уже начало клониться к закату мы услышали шаги. Она пришла одна. Когда увидела Аньес, расхохоталась, будто только и ждала увидеть здесь свою падчерицу. Этот миг сыграл нам на руку, я успел вколоть ей морфий, одновременно зажав меж её пальцев солнечный камень. Когда же тело обмякло, мы связали Приму крепкой бечёвкой, намертво прикрутив к ней и солнечный камень. На последнем луче закатного солнца я приподнял Приму так, чтобы состав, который вливала ей в рот Аньес, ни в коем случае не вылился обратно. Эта ночь оказалась тяжелей предыдущей, пленная ведьма визжала, извивалась, пытаясь рвать и грызть верёвки, изрыгала проклятия, плевалась и блевала… Нам оставалось только ждать. Я обнимал Аньес за холодные плечи… когда рассвет был уже близко Аньес начала согреваться, а я так замёрз, что встал размять окоченевшие ноги. Тщательно выбирая куда ступить, я вывел Аньес на улицу, затем подобрав несколько булыжников, разбил все стёкла, дабы свет не имел препятствий… Ждать оставалось недолго, небо уже покрывал багровый румянец. - Вернёмся,- предложила Аньес, схватив меня теплеющей ладошкой за руку. И мы вернулись. Как раз в тот миг, когда первые лучи солнца залили часовню ярким светом. -Отправляйся в ад,- пробормотала Аньес в фарфоровое лицо, прежде чем ведьму приподняло и на наших глазах не разорвало на куски, которые превратились в прах, опустившийся в серую кучку и начавший дымить, распространяя пакостный запах. Я щедро полил керосином часовню и чиркнул спичкой. - Уходим. P.S. ИЗ ГАЗЕТ: 14 июля. Вторник.1876г. сгорело несколько зданий: варьете, заброшенная ратуша и часовня. Внезапно и дотла. Открыто дело о поджоге. 19 июля. Воскресенье. 1876г.На неделе произошло несколько самоубийств. Констебль Джексонберри Кольт отказался от своих полномочий в пользу Ричмонда Брокса, который с сегодняшнего дня приступит к выполнению обязанностей констебля на вверенном ему участке. 1 августа. Прекратились исчезновения людей. Жизнь в городе налаживается. Из дела: Констебль Джексонберри. Дело о массовом исчезновении людей. Приняв жалобу от господина Перкинса на хозяйку варьете (жалоба прикреплена к делу) я лично нанёс визит в оное. Хозяйка заведения, некая Прима Гайярд, считалась умершей несколько лет тому назад. Была поймана с поличным, в частности за захоронением трупа на заднем дворе. При дальнейшем обыске были найдены многочисленные захоронения. Сама же преступница объявив, что в полиции ничего не докажут, облила себя керосином и сгорела заживо. Дело закрыто. Заверено главой управления. У. Б. Торнтоном. Подпись: Дж. Кольт. *** - Теперь я умру… - пробормотала Аньес. Ветер трепал её светло русые волосы, по- детски завивающиеся ореолом вокруг её прелестного личика, которое теперь не казалось фарфорово- бледным, на щеках её играл румянец, а по губам бродила задумчивая улыбка. - Конечно,- улыбнулся я, привлекая её к себе.- Но только не сегодня. И уж точно не завтра. Это я тебе обещаю. Через много- много лет. - Хотелось бы.. проклятье ушло.. рисунки исчезли..- девушка не спешила уходить из моих рук. - Я буду по ним скучать,- вновь улыбнулся я, но видя, как помрачнела Аньес, извинился. - Так странно... быть.. живой..- пробормотала она. Первые звёзды загорались над головой, парус был плотно вздут вечерним бризом, а о борта нашего потрёпанного судёнышка бились волны. Мы выходили из пролива в открытое море, и перед нами лежал ещё долгий путь. Я с огромным наслаждением обнимал Аньес, вдыхая её тепло и запах. - Ммм, живой быть очень хорошо.. идём, я расскажу тебе об этом подробней.