Дефолт-сити

      В иных условиях железобетонный остов бизнес-центра стал бы плохой защитой, но мне он подходит как нельзя лучше. Я занимаю удобную позицию и заглядываю в прицел.       Уже четыре месяца, как Химика не стало. Я снова хожу в трипы, хотя в Лепрозорий меня до сих пор не пускают. Почему – не знаю, да и никто мне не говорит. Вернее, причина вполне известна: закрытая зона становится еще более опасной, когда высыпает снег, а я вроде как проявляю некоторую склонность к эмоциональной нестабильности, поэтому во избежание сложностей дорога туда мне до поры закрыта. Говоря проще, они боятся, что я, так же, как и мой покойный брат, словлю Голоса.       Химика сожгли на следующий день после того, как его тело было возвращено в Центр. Вынужденная мера предосторожности: есть вирусы, которые могут приостанавливать жизнедеятельность организма, выдавая все признаки смерти, включая помутнение зрачка, отсутствие пульса, и так далее. Если инфицированного оставить на какое-то время, примерно на пару суток, то он возвращается к жизни, но при этом страдает его психическая активность. Возвращаясь к простому языку, вы когда-нибудь видели фильмы про зомби? Так вот это зомби и получается.       Поэтому тела сжигаются, и я смогла посетить кремацию брата после того, как отоспалась в лазарете. Однако события сильно травмировали меня, и когда я проснулась, меня буквально вывернуло наизнанку. Из-за этого меня вернули в лазарет еще на двое суток и тщательно обследовали на предмет психических и физических отклонений. Не могу отрицать, тряхнуло меня сильно. Химик был моим единственным живым родственником, а теперь я осталась одна. Мне надо было чем-то забить свое время и мысли, поэтому, несмотря на формальное освобождение от всех заданий, я вытребовала себе несколько трипов, а когда разделалась с ними, нашла себе новое времяпровождение в виде шопинг-туров по опустевшим магазинам, которые находятся в тех районах, где люди еще толком не живут. Мечта любой девушки – взять вещь с прилавка и вполне легально за нее не платить. Хотя слово «легально» здесь не вполне применимо, потому что за прошедшие годы мы перебрали много черновиков всяких законов касаемо мародерства, и всё равно каждый раз приходилось вносить поправки.       Впрочем, сейчас я нахожусь на самой окраине Дефолт-сити, где никто не живет, и где дома уже заросли деревцами и травой, сижу в засаде, прислонившись коленом к холодным осколкам керамической плитки, и смотрю в прицел.       Конечно, раньше это была не окраина. Но в нынешнее время все изменило свои масштабы, и городская метастаза кардинально уменьшилась в размерах после ковровой лучевой терапии, уступив место новообразованиям деревьев. И даже я чувствую себя только рудиментом посреди пожухшего покрывала отмершей перед зимой листвы.       Чего я жду здесь? Ну, исходя из полученных данных, в этом месте завелся какой-то невиданный доселе зверь, которого уже окрестили химерой. Поэтому я здесь охотник-энтузиаст, целюсь на приманку, жду, пока эта пресловутая химера появится. Приманкой, конечно же, служит замечательный большой кусок сочного свежего мяса, за который Центр наверняка отвалил немалую сумму.       Знаете такое выражение «давящая тишина»? Так вот, когда ты – снайпер в засаде, тишина перестает давить. Она становится твоим главным другом и помощником. И даже если дует ветер или шелестит дождь, ты привыкаешь к ним, и они перестают играть роль. И ты слышишь шуршание листьев, треск веток, а если постараться, то и дыхание своей цели… Если ты не увидишь, а услышишь, то поймешь, куда надо целиться и когда стрелять.       В моем случае прислушиваться не приходится. Из кустов, стуча когтями по остаткам асфальта, выходит эта самая химера. Я присматриваюсь: больше всего это существо похоже на льва. Мощное тело, сильные лапы, темная грива, обрамляющая две… Да, две морды. Я вглядываюсь через прицел. Абсолютно отдельные друг от друга, похоже даже, что на разных шеях. По хребту у химеры тянутся острые шипы, переходящие в костяные наросты на длинном хвосте. Я фокусируюсь на нем. Хвост у химеры имеет утолщение на конце и похож на булаву. К такой твари сзади подходить опасно.       Прикидываю размеры. Вес не меньше двух с половиной центнеров, в холке примерно метр пятьдесят, в длину метра три с половиной, не считая хвост. Нет, такое я до Центра не дотащу. Придется сделать иначе: в сумке у меня на боку есть шприц. Если мой выстрел убьет химеру, я смогу собрать её кровь и передать для анализа. Ну а если нет…       Но думать не хочется. Я целюсь в лоб и выжидаю подходящего момента. Пока за моей спиной не поднимается из ниоткуда угрожающее рычание…       Я рывком вешаю винтовку на плечо и перепрыгиваю через обломок стены. Свешиваюсь с наружной стороны разрушенного бизнес-центра как раз тогда, когда из оконного проема, откуда я целилась, высовывается огромных размеров лапа. Я выпускаю когти на всех четырех конечностях, цепляюсь за стену и со скрежетом скольжу по ней вниз, пока высота не становится достаточной для того, чтобы можно было спрыгнуть. Химера скрывается в кусты вместе с куском мяса. Что её могло так напугать? Это же хищник, почему она не напала? И когда сбоку от меня снова раздается рык, я вдруг понимаю.       Это не химера. Это её детёныш.       Тварь, раза в два большая, чем та, на которую я смотрела через прицел, несется на меня, и из пасти её вырываются клубы пара. Я резко разворачиваюсь на пятках, что есть сил бегу в сторону леса. Вернее, просто бегу – лес тут повсюду. Носы кроссовок, превратившиеся в одну сплошную дыру, не греют ноги, поэтому я на бегу избавляюсь от них и снова выпускаю когти. Ступни у меня меняются: стопа вытягивается, деформируются кости, образовывая заканчивающиеся когтями фаланги. Химера буквально дышит мне в затылок. Я в один прыжок забираюсь на поросшую мхом стену, спрыгиваю с нее и слышу, как тварь, не церемонясь, таранит и разбивает её одним из своих лбов. Я оглядываюсь через плечо, и в следующий момент оказываюсь на холодной влажной земле. Вжимаюсь в нее, ожидаю, пока химера подберется поближе, перекатываюсь на спину и вскидываю когти вверх…       Но ничего не происходит. Химера стоит как вкопанная в полуметре от меня, обе её головы смотрят в одну точку. Я поворачиваю голову и пытаюсь рассмотреть, что её так напугало. Не получается, и я, с опаской оглядываясь на огромную тварь, нависшую надо мной, встаю и отряхиваюсь, поворачиваю голову.       Ко мне направляется олень. Я уверена, этот самый олень, которого я видела из окна поезда тогда. Ошибки быть не может…       Теперь я могу рассмотреть его поближе. Несмотря на то, что я многое видела в своей жизни, его вид меня удивляет. Он высокий, статный, гордый, но шею его венчает не голова с наивными глазами, а зияющий пустотами глазниц чистый белый череп с растущими из него ветвистыми рогами. Между рогами у него натянута паутина, в которой что-то слегка блестит. Пока я разглядываю его, из глазницы выползает паук и прячется обратно. Каким-то шестым чувством я понимаю, что все дело именно в этом олене, что именно из-за него чудовище не разорвало меня на куски. Я вытаскиваю из сумки шприц. Олень неотрывно наблюдает за мной, и когда я показываю ему шприц, он наклоняет голову, будто бы разрешая мне исполнить задуманное. Я подхожу к химере, аккуратно ввожу иглу ей в бедро и наполняю его. Когда я заканчиваю, она разворачивается и уходит, не обращая на меня никакого внимания. Я оглядываюсь на оленя, но его как будто бы и не было. Аудиенция закончена, пора возвращаться домой.       Ноги сильно замерзли. Я растираю их, разминаю онемевшие пальцы и надеваю толстые шерстяные носки, предусмотрительно взятые с собой. Иду к ближайшей платформе, где останавливаются электрички. Вечереет.       Состав отходит от платформы. Можно ли это, впрочем, назвать составом? Людей сейчас мало, электрички состоят из двух-трех вагонов, не больше. Холодно. Я зябко поеживаюсь и сажусь поудобнее. Носки – все-таки не обувь, и не так хорошо греют ноги, как это сделали бы кроссовки на меху. Но, увы, у всего есть недостатки, в том числе и у моих физических трансформаций. Поэтому приходится оставлять некоторую сумму про запас на новую одежду и пресловутые кроссовки.       Я не такая уж пацанка, как вам может показаться, но удобную одежду я предпочитаю красивой. Специфика работы, опять-таки. В фильмах рисуют девиц, затянутых в латекс, резво бегающих на шпильках и размахивающих огромными пушками. В реальности каждый сантиметр подошвы играет роль, каждая деталь на одежде может стать или спасительной, или наоборот, фатальной. Звучит, может, и не совсем понятно, но представьте, что вам вместо головы отрывают всего лишь капюшон, и тогда все станет на свои места.       Помните, я говорила, что не люблю компании и не страдаю в отсутствии людей? В общем, это не совсем правда. Сейчас я сижу в пустом вагоне электрички, где кроме меня от силы три человека, таких же потерянных и разбитых, как и я, и таких же потерянных и таких же замкнутых. Мы в разных концах вагона и не нарушаем чужого личного пространства. Однако я привыкла к тому, что его обычно нарушает Алекс. Ну как нарушает… Я добровольно его впускаю в это пространство, потому что мы очень близки. Мы уже давно не виделись, с тех самых пор, как у него появилась девушка. Фелиция. Рыжая, красивая, совсем не такая, как я. Я вовсе не против, наоборот, даже рада за него. Просто… просто у меня появилось слишком много свободного времени. Я вздыхаю и прислоняюсь лбом к холодному оконному стеклу.       С тех пор, как Химика не стало, моя жизнь резко переменилась. И дело не в трипах, не во внезапно накатившемся сиротстве, если его можно так назвать, а в том, что что-то внутри меня сломалось, и я очень сильно изменилась. Вот уж не знаю, в тот ли момент, когда в его квартире никто не взял трубку, или в тот, когда я сползла на пол, рыдая… Но теперь я будто бы обросла броней, этакой стеной, за которую я почти не выпускаю свои эмоции. Просто нет времени на проявления человечности, разве что на пару минут перед сном уткнуться в подушку, всхлипнуть и уснуть.       Ну и еще у меня новая винтовка, но мне лень про нее рассказывать.       Итак, электричка несется этакой пулей старого мира сквозь ноябрь, накрывший полумертвый Дефолт-сити, которого, по идее, быть не должно, но который существует вопреки всем и вся, и несет в своем стальном чреве девушку двадцати лет в шерстяных носках вместо обуви и со снайперской винтовкой в чехле.       Снова вокзал, снова улицы, снова квартира. Пустая и чужая. Снимаю носки, одежду, кидаю все в стирку. Набираю воду в ванну, плюхаюсь в нее. Чудно. Эмоции притуплены, ощущения подавлены. Вопреки обыкновению я мыслю категориями, фактами, и это меня совсем не радует.       Химера, значит… Большая такая тварь, явно ответвившаяся от зоопарковых львов. Странно, откуда я все это помню? Зоопарки какие-то, кинотеатры… Все это было не одну тысячу лет назад, и убежища тоже были давным-давно. Сменились эпохи, миры, люди родились, люди умерли, а я все еще здесь. Вопреки всему. Как и город, от которого даже названия не осталось.       Ладно, теперь все это неважно, пока у меня есть горячая вода, кровать и остатки пельменей в холодильнике.       Ночью мне не снится ничего. А может и снится, но единственное, что я помню точно – это звонок в дверь. Вспоминаю, что закрылась на шпингалет по приходу домой, и лениво плетусь в коридор. Алекс вваливается внутрь, хватает меня за талию и поднимает в воздух.       -На место поставь! – смеюсь я и обнимаю его за шею. Странно, даже поиздеваться не хочется. Он опускает меня на землю и оглядывает с головы до пят:       -О, как нещадно время!..       Он успевает пробежать мимо и спрятаться за угол как раз тогда, когда я швыряю в него ботинком. С кухни доносится грохот посуды, и я решаю туда не соваться. Раз разбудил, пусть сам и отдувается. Не спеша переодеваюсь в более приличную одежду, иду умываться. Когда смываю с лица мыло, смотрюсь в зеркало. И вовсе я не изменилась внешне! А этот болтун свое получит.       -Ты ко мне надолго? – спрашиваю я, подкравшись со спины. Он вздрагивает и отвечает:       -Думаю, нет. Встречаюсь с Фелицией примерно через час.       -Понятно…. – протягиваю я, не знаю, что ещё сказать. Хотелось бы, чтобы он задержался подольше. – Можно просьбу к тебе?       -Внемлю? – говорит он, переворачивая на сковородке пельмени.       -Ты что, кроме как жарить, ничего делать не умеешь? – Он молчит. Я сдаюсь - Ладно. Мне нужны кроссовки на меху, тридцать седьмого размера. Я бы с радостью добыла их сама, но толковой запасной обуви у меня нет, а голыми пятками по снегу ходить не очень-то удобно.       -Это все? – спрашивает он.       -Да.       -Тогда давай сюда тарелку.       Какое-то время мы едим в тишине, и я не могу не заметить возникнувшую неловкость. Неужели месяца с нашей последней встречи хватило на то, чтобы отвыкнуть друг от друга? Я рассматриваю Алексово лицо и подмечаю легкую небритость и круги под глазами.       -Ты чего такой помятый? – спрашиваю я, глотая очередной пельмень. Странно, они получились съедобными и, более того, вкусными.       -Себя-то давно в зеркало видела? – огрызается он, но потом глубоко вдыхает, выдыхает и говорит, - Извини. В последнее время дела идут не очень хорошо.       -Я почти не контактировала с Центром. Что не так?       -За исключением беснующихся за стеной тварей - только одна вещь. Утечки информации снова начались.       -Снова? Я уж было обрадовалась затишью.       -Как и мы все, только сейчас положение усложнилось. Все чаще прибегают к кодовым санкциям, Негоцианты почти не появляются в Центре, и, более того, я не уверен, что они спят больше трех часов в сутки.       Я нахмуриваюсь. Пора мне вылезать из спячки и заниматься делом.       -Ничего не понимаю, - я беру паузу, анализируя всё связанное с информационными утечками. Мысленно перебираю зацепки и вспоминаю про девчонку-Негоцианта, с которой так и не удосужилась поговорить. – Тогда у меня к тебе просьба.       -Ещё одна?       -Да. Мне нужно узнать имя и адрес девчонки из Негоциантов. На неё примерно четыре месяца назад напали неподалеку отсюда, это должно быть отмечено в отчетах. Как узнаешь что-то у Каина, позвони мне, это срочное дело.       Он кивает, ставит посуду в раковину и прощается. Закрыв за ним дверь, я устало прислоняюсь к косяку. Вот и поговорили. Дела действительно идут не лучшим образом.       Где-то через час бесцельного пролистывания чудом рабочих новых и никем не вычищенных старых страниц Интернета, раздается телефонный звонок. Резкое движение, и пальцы стискивают трубку:       -Слушаю, - произношу я, надеясь услышать голос Алекса. Но нет, этот голос я точно узнаю из тысяч по характерному присвисту.       -Привет, Талис. Как дела?       Вздыхаю.       -Здравствуй, Чип. Хорошо, а у тебя?       -Тоже. Ты занята сегодня?       -Да нет, не планировала ничего… - говорю я и тут же прикусываю язык. Ну какой черт меня дернул?!       -Вот и отлично, - вещает радостный голос в трубке. – Ты не могла бы подойти часов в двенадцать к западному входу Осколка?       Еще один вздох.       -Да, конечно. Без проблем.       -Вот и ладненько! – Он явно взволнован. – Не забудь, в двенадцать к западному входу! Жду, до встречи!       -До нее, - отвечаю я и вешаю трубку. Телефон тут же звонит вновь, - Да, Чип, я не забуду, куда и во сколько подходить, если ты об этом.       -Что, прости?..       -А, - Смущаюсь я. - Да ничего, не обращай внимания. Ты узнал?       -Да. Девчонку зовут Сойкой, - Алекс диктует мне адрес, а я нащупываю ручку и пишу его на бумажке. Отключаюсь. Пытаюсь проложить наиболее оптимальный маршрут, но как ни стараюсь, выходит, что сначала мне стоит пойти на встречу с Чипом, а уже затем к этой девочке. Я встаю, потягиваюсь, воздев руки к потолку, и ищу в своем шкафу что-то более-менее подходящее к погоде. Так на свет из недр гардероба появляются темно-синие джинсы, черный свитер и пара ни разу не надетых сапог, и остается только надеяться, что они не натрут мне ноги. Я одеваюсь, привожу в порядок свой внешний вид и ухожу. Однако в дверях меня что-то останавливает. Некое чутье подсказывает мне, что стоит взять с собой неразобранную со вчерашнего вечера сумку с оружием и мелкими, но необходимыми вещами. Взвесив все за и против, я возвращаюсь в квартиру. Сумку не беру, ограничиваюсь только пистолетом и парой запасных магазинов. Вешаю пистолет в кобуру-портупею, убедившись, что его не видно под курткой. Немного подумав, привязываю к флешке, которую мне оставила Равен, шнурок, надеваю его на шею и прячу под свитер. Вот только зачем?       Улицы Дефолт-сити в преддверии зимы выглядят еще более пустыми. Зияющие глазницы одиноких многоэтажек с сожалением смотрят друг на друга и в пустоту, и они наполнены осколками выбитых взрывной волной стекол, будто слезами. Их молчаливая чернота контрастирует с белым снежным налетом на подоконниках, хотя и она обманчива. Я заглядываю в окно одного из домов. Взору предстает кухня – на вид почти такая же, как моя. Хотя судить сложно, ведь все покрыто тонким слоем снега, под которым угадываются черты стоящей на столе тарелки, а также пары ножей и осколков кружки на полу. Я знаю, что если зайти внутрь, не будет покидать ощущение, что вот-вот вернутся хозяева, и незадачливому посетителю придется объяснять, что он делает здесь. Но раз за разом в эту квартиру, как и в тысячи других, возвращаются только снег, дождь и пыль. Можно пролистать семейные альбомы, прочесть записные книжки, и тогда эти люди ненадолго воскреснут в твоем воображении, но никогда – в реальности.       Люди говорят, что город скучает по своим жителям. Я им верю – я тоже считаю, что у вещей есть память. Некоторые рассказывают, что если прислушаться, то в таких вот пустых домах можно услышать скрип половиц, шепот, иногда даже, будто бы, обрывки речи. Мне не доводилось такого испытывать, но я слышала и другие истории. Лепрозорий, как зона нестабильная, полон сюрпризов. Порой те, кто ночует там, засыпают в брошенных, непригодных к эксплуатации квартирах, а просыпаются в уютно обставленных, залитых светом солнца жилищах. И по комнатам ходят люди, ведя свои диалоги и абсолютно не замечая рейдеров. Но все это длится лишь до того момента, пока сбитый с толку незваный гость не выбирается из квартиры. Тогда, вздумай он оглянуться, он вновь увидит гнилую мебель и истлевшую одежду.       Каждую зиму, с тех пор, как мы покинули бункер, меня не покидает ощущение того, что вся наша деятельность – лишь имитация настоящей жизни. Каким-то чудом восстановили инфраструктуру, пусть и в урезанном виде, начали вновь производить продукты питания. Но от удара оправиться мы так и не можем. На улицах в разы меньше людей, целые новые стекла – единственный признак жизни – в двух-трех квартирах на десять домов. Есть, конечно, и совсем незаселенные районы. Даже если Дефолт-сити оправится и снова встанет на ноги, пятно Лепрозория с него не смоется. Ну а если не оправится, то природа возьмет свое.       С неба на землю спускаются мягкие хлопья, и я улыбаюсь. Снег такой, как мне и нравится. Я ловлю их ладонью, и снежинки тают, оставляя мокрые следы на моих пальцах. Вокруг почти ни души. Я оглядываюсь и вижу, что мои одинокие следы уже начинает припорошивать, а значит, пора двигаться дальше. Как по этой улице, так и по жизни.