Новая сила

Мечты об отдыхе остались неисполнимыми грезами. Вначале — сумасшедшие хлопоты, свадебная церемония и вечерние празднества. В один момент граф Данте отыскал меня, откровенно скучающего, и выбил обещание остаться дня на три. Не видя причин для отказа соглашаюсь, рассматривая счастливчика. Улыбка до ушей, как у пылкого юнца, сияющий взор: граф будто помолодел на десяток лет.  — Свершилась мечта идиота, — говорил он. — Принцесса заперлась, и никого не пускает, но куда она денется!  — Когда разденется, — поддакнул я, и мы оба расхохотались. На три дня отель омертвел. Гости скоро разъезжались по домам, забирая с собой вагон впечатлений, либо хватанув горя с лихом. Мы с Гарфилдом, упаковав чемоданы предавались заслуженному безделью. Три дня от новобрачных ни слуху, ни духу. А ранним утром четвертого они вышли, сияющие, под руку. Жених и невеста, с королем и королевой за спиной в двух шагах. Особенно поразила счастливейшая, сияющая улыбка принцессы Айры, ухватившейся за графа обеими руками. Данте же, обрел некое внутренне спокойствие, уверенную мужскую стать, проявляющуюся в каждом движении, в каждом жесте и взгляде. Оставалось только порадоваться истинному счастью, немного удивившись: как Гранте удалось растопить сердце неприступной красавицы? Неужто она сумела разглядеть искренне любящую душу? Джон, только лишь завидев меня, шепнул что-то на ушко любимой. Та, одарив меня благосклонным взглядом тихо кивнула мужу, мол - иди. Тот спустился ко мне, едва ли не перепрыгивая через ступеньку. Король за спиной довольно хмыкнул в усы, а великолепная, включившая на полную мощь ауру вейлы королева завистливо вздохнула, оглядев безразличного к её чарам дочкиного муженька.  — Друг мой, — тепло обратился граф, подойдя и поклонившись. — Приглашаю вас сегодня на тихий семейный ужин. Вы теперь для нас друг семьи, а я ваш должник навеки. Словами не передать мою благодарность, и то, насколько я нынче тепло и любяще к вам отношусь. Спасибо!  — Бросьте граф, право, не стоит, — я даже покраснел от неловкости. Однако, переполненный светлым чувством граф был неумолим.  — Сегодня! Вечером! — весело сказал счастливчик. А позже вечером, когда мы с графом остались одни, добивая бутылочку коньяку, тот наконец поделился:  — Признаться, я думал, что все — мне крышка, — всмотревшись в огонь камина изрек Джон. - Ну, не мог же я не опознать твое славное бормотание. Что ты кстати сказал тогда, на поле битвы?  — Да неважно… прощался с миром.  — Проехали… А что с принцессой-то произошло? Откуда такая разительная перемена?  — О-о, — протянул граф, закатив очи. И вздохнул: — Ох уж эти женщины… оказывается, у этой глупышки тоже были чувства…, но она, видите ли, выжидала, пока я не совершу какой-либо сумасшедший поступок. Что-то вроде похитить из дворца и, перекинув через попону коня, увезти прочь из отчего дома. 'И тогда, я была бы ваша навеки', — перекривил её граф. И передернулся. - Ну, она же должна понимать, что вы разумный, цивилизованный, здравомыслящий и интеллигентный человек, уважающий её свободу и решения.  — Вот-вот, — кивнул Джон. — И самое главное, что важно лично для меня, я никогда не вторгнусь в чужую жизнь без приглашения… такой уж характер.  — М-да, от таких, как принцесса приглашения можно ждать до старости…  — Вот-вот! На словах все такие культурные, и невинные, словно бабочки, а сами только и ждут, чтоб через попону!  — Выпьем! — рывком поднимаю бокал. — За решимость и попону! И за счастье в вашем браке!  — И за доступные пониманию смертных намеки! — со взаимной ухмылкой опрокидываем. В голове приятно зашумело, а сам я просто растворился в атмосфере безопасности и благожелательности. — Гарольд, — де Гранте проникновенно заглянул в глаза, и вытащил палочку. — Я твой должник по гроб, за счастье, которое благодаря тебе свершилось. Клянусь отдать Долг Жизни по первому требованию! И Магия вспыхнула, подтверждая сказанное.  — А теперь, за твой успех на любовном поприще! — провозгласил граф.  — Да бросьте граф! Куда мне в мои-то годы! Просидели мы ещё недолго — новоиспеченный муженек улизнул к ненаглядной суженой. Вот так и теряют бойцов наши ряды… Ранний перелет — знакомое тягостное дельце. Тепло попрощавшись с графом и относительно теплым европейским климатом мы со скрипом и неохотой возвращались в продрогшую Англию. В голове родилось подозрение, что для Хогвартса не останутся тайной мои Рождественские каникулы, памятуя о популярности «Пророка». Опасения подтвердились. Бросив на прилавок пару шиллингов, протянул руку за газетой, чтобы узреть огромный заголовок: 'Мальчик который выжил — серебряный призер баварского турнира!', и колдофото на разворот - я, со спокойствием убийцы и безразличным взглядом разящий Лестренджа напротив сердца.  — Вот же дерьмо! — в сердцах ругаюсь, теряя последнюю хрупкую надежду о, хотя бы, видимости тайны. Надежду на то, что не придется в замковых коридорах оглядываться на шепотки и тыканья пальцами. Хотя, не впервой… мне ли привыкать? Первые стылые деньки по прибытии оказались тем ещё мучением: вначале скорые скитания по покрытому инеем Косому переулку, затем вызов на ковер к гоблинам с кратким отчетом. Благо, на сей раз список намерений относительно меня пустовал, так что отделался я скупыми неискренними поздравлениями с успешным участием, и отправился восвояси. А Гарфилд внезапно затихарился. Поглядывал искоса, рассматривал задумчиво, думая, что я не ощущаю испытующий взгляд.  — Колитесь, учитель, — не выдержал я однажды вечером.  — Эх… — провел рукой по волосам мастер, — сегодня свершится то, чего я жду уже полгода.  — Свершится… что?  — Начало нашего небольшого приключения. Помнишь наш летний разговор? О Дамблдоре, падающем уровне волшебников и деградации? О необходимости третьей силы?  — И к старости вспомню, если доживу, — криво ухмыляюсь, — в тот день вы меня ещё чем-то здорово угостили, кажется Ледяным шариком?  — Сферу мы проходили позже. Но хочу спросить твердо, готов ли ты пойти с нами до конца? — Александр наклонился, заглянув в самую душу. — Готов ли дать Обет, взяв на себя грядущие тайны и обязательства? Я твердо посмотрел в глаза мастеру.  — Кем бы я оставался без вас, учитель? Я в лодке. Что нужно делать?  — Спасибо тебе, мой лучший ученик. Сегодня состоится вечер откровений… на котором ты узнаешь много интересного. Да и 'гость', наконец-то, избавится от лишних дел и познакомится с тобой лично.  — Что за 'гость'?  — Всему свое время. Потерпи до вечера. Стылые сумерки окутали тихий Лондон вязкой, тянущей пеленой. Словно сотни дементоров в одночасье вырвались на свободу, сея мрак и тоску на людской мир. Я стоял напротив окна в полутемной комнате, и всматривался в ливень, алмазными потоками стекавший по стеклу. Изо рта облачком вырывался пар, а тяжелые капли мерно выстукивали замысловатый ритм. Ч-чирк! — Гарфилд, умостившись в кресле качалке раскурил трубку. Странно, не замечал за ним подобного ранее.  Бух! Бух-бух! — в дождливой симфонии прогремел явно условный стук. Вздрогнув, учитель поднял на меня странный взор, а затем рванул к двери, попутно выдохнув:  — Вот и все.  Я, невольно стиснув руки за спиной, деревянным шагом направился следом, дабы узреть в дверном проеме мрачную, укутанную в черный лоскутный плащ фигуру, абсолютно сухую, несмотря на бушующую вовне стихию. Костлявая бледная ладонь стискивала древко магического посоха с изумрудным навершием. Фигура повернула голову и одновременно разряд молнии разорвался вдали напротив двери, ослепив, до рези в глазах, и высветив каждую черточку силуэта новоприбывшего…  — Ч-черт! Давай-ка без позерства! — ворчливо произнес Александр.  — Прости, не удержался, — хмыкнули испод капюшона приятным, низким голосом. Странно знакомым, между прочим. Фигура шагнула в проем. Занавеси на окнах покачнулись, а пламя камина встрепенулось, перебирая лепестками.  — Может согреете старика? — прогнал тишину незнакомец, и направился в гостиную. Взмахом палочки ярко осветив комнату и одновременно поджигая пламя в камине, гость бесцеремонно уселся на кресло, минутой ранее занимаемое Гарфилдом. Тот, к слову, не моргнув глазом резким взмахом трансфигурировал копию, усевшись напротив. Я, повторяя незамысловатый маневр, усаживаюсь между ними, образовывая подобие треугольника. Неуловимый миг, и между нами появляется заваленный снедью и устеленный скатертью стол. Снова хлопок — яства, как из ведра изобилия образуются то тут, то там с негромким хлопком. Пожав плечами приступаю в трапезе. И едва не выплевываю содержимое рта, повернувшись в сторону гостя. Оказывается, не такой уж и высокий рост. Блестящая лысина. Алхимик Роберт. - Ро..? Профессор Доуз?  — Не совсем так, — ухмыльнулся в усы алхимик. И повернулся к Гарфилду: — Сколько ещё тебе?  — Минут пятнадцать.  — У меня чуть меньше десятка. Давайте пока насладимся ужином! Ничего не оставалось, кроме как последовать прозвучавшему предложению, продолжая изредка бросать настороженные взгляды на неожиданного гостя. А в голове, тем временем, вертелись шестеренки, прокручивая и ставя на место кусочки паззла. Неспроста алхимик ещё летом направил меня именно к Гарфилду. Они однозначно работают в жесткой сцепке… предвидели ли остальное? Роберт тем временем сладко разжевывал каждый отдельный кусочек мясного рагу. Очевидно моменты приема пищи стали для зельевара чем-то вроде особого ритуала свободного времени, насыщенного вкусной едой и полетом отдыхающей мысли. Я присоединился к сему священнодействию, попытавшись полностью сосредоточиться на обстановке.  Миг, когда лицо алхимика поплыло, видоизменяясь, остался незамеченным. Сочные французские улитки тому виной. Я, в шоке уставившись на зельевара безмолвно наблюдал, как растекался лоб, удлинились волосы и резким контрастом расправились плечи. Лопнула пахнущая пробирками рубашка на груди. Немолодой, с суровым властным лицом и длинными седыми волосами мужчина поежился, стряхивая огрызки одежды, и плотнее укутался в необъятный плащ. Затем, хмыкнув, трансфигурировал из остатков рубашки себе новую, по размеру, и шустро натянул.  — Позвольте представиться, — пронзительный черный взгляд впился в мои зрачки. — Сер Николас Фламель.  — Очень прия… что-о?! Минута совершенного безмолвия. Я шокировано взглянул на учителя, но тот лишь довольно скалился. Мировой алхимик, который, по идее, должен уже несколько лет пребывать в мире ином, излучал волю к жизни и сосредоточенность на текущем моменте.  — Но разве Философский камень не уничтожен?! — наконец выпалил я. Фламель усмехнулся краешком губ, совсем чуть, однако глубокий взор древнего существа оставался холоден и проницателен.  — Лишь наивный идеалист Дамблдор мог предположить, что я дозволю бесценному сокровищу храниться в школе. Источник вечной жизни, мистер Поттер! Вы бы доверили столь необъятную разумом вещь хоть кому-нибудь?! — Николас хрипло рассмеялся, обнажив ряд белоснежных, здоровых зубов. — Не трудитесь отвечать, Гарольд, вы молоды и неопытны. Вот когда энергия молодых лет, несмотря на все ухищрения и труды смениться струйкой, утекающей в небытие, лишь тогда вы осознаете бесценность уникального скарба.  — Значит, в зеркале Еиналеж была подделка? — уточнил я.  — Естественно. Причем, я отдал Дамблдору зеркало уже с камнем внутри, и судя по отсутствию у того нареканий на хитрого друга, наш чистосердечный директор сам-то не смог бескорыстно изъять камушек. Что-то не стыковалось.  — А-а… как же ограбление Гринготтса?  — Подделка подделки, не более того, — без веселья рассмеялся молодо выглядящий старик. - И, судя по тому, что ваш дражайший Лорд Волан-де-Морт клюнул на столь примитивную наживку… яблочко от яблони. Дамблдор даже Темного Лорда как следует воспитать не мог, а лезет мир улучшать, — удивительная логика. — Довольно отшельничества! Довольно смирения! Необходимо вылечить магическое сообщество раз и навсегда, как от чистокровного бреда Реддла, так и от маглолюбства Альбуса. Я пристально взглянул на величайшего алхимика всех времен и народов.  — И вы считаете себя вправе судить наш мир? Древний маг наклонился и заглянул мне в глаза. Несмотря на вспыхнувшие в глубине черных провалов опасные огоньки, голос Фламеля остался тверд и спокоен. - Я, наидревшейний из ныне живущих, мальчик. Я повидал многое, очень многое. Стремительное развитие и беспощадный упадок. Возвышение государств и развал империй. Я бы мог, конечно, сейчас накричать на тебя, или, связав, высечь розгами, как в старые добрые времена. Однако… времена меняются. На третьем столетии жизни понимаешь, что нельзя судить людей современья мерками своей эпохи. Например, сразу видно, что ты не поротый, сытый с самого детства юноша, самым краешком прикоснувшийся к границам знания и могущества, однако нахватавшийся спеси и ложной самоуверенности. Горькая правда, что ни то, ни другое, ни третье не изменили твое незрелое нутро, из-за которого ты допускаешь те неприятности, что с тобой происходят. Однако… — Фламель пожевал губами, — я вижу в тебе зачатки истинного рационализма и поклонения логике. Поэтому соизволю объяснить все на пальцах, чтобы раз и навсегда отрезать вопросы и добиться беспрекословной веры в наше общее дело.  — Я весь внимание, — склоняю голову, внутренне поежившись. Этот раздавит и глазом не моргнет. Однако древний мастер не спешил. Подняв фиал с незнакомым дымящимся отваром, отпил, сладко зажмурившись, и поцокал языком. Александр, тем временем сложил руки на столе, видимо приготовившись в очередной раз выслушивать знакомую как мир историю. Но неподдельное уважение на лице учителя мотивировало вслушиваться в слова алхимика. На лице учителя?! Облик того, кого я более полугода считал своим наставником, мастером и просто другом потек, словно воск. Стирая все, что было правдой, все что было знакомым, принятым и, казалось бы, изученным до малейшей черточки. Фигура словно удлинилась, хотя, казалось бы, куда больше. Чуть усохла в талии и плечах, скулы проступили резким изломом. Лицо постарело в одночасье лет на десять, вместо тридцатилетнего мужчины передо мной сидел человек чуть за сорок, с черными глазами и длинными волосами цвета вороньего крыла. Густые черные брови и орлиный нос с горбинкой довершали картину. А самое удивительное — я знал его. И воспоминания сии были нелицеприятными. Бывший пожиратель, разыскиваемый Темным Лордом, оставивший и предавший соратников, а по совместительству бывший директор Дурмстранга Игорь Каркаров сидел предо мной, как лист перед травой. Чтоб я провалился…  — Удивлен? — нарочито невинно спросил Каркаров.  — Скорее разочарован… — тихо проговорил я. — Хотя теперь очень многое встало на свои места. И умом-то я понимаю…  — А большего и не нужно, — жестко перебил Фламель. — Эмоции держи под контролем. Продолжим? Ты готов?  — Готов, — процедил я, опустив взор. Каркаров и Фламель. Бывший Пожиратель, как он сам говорил, ломавший Петтигрю, и древнейший, на данным момент, житель планеты Земля. Парочка, стремящаяся изменить существующее положение дел. Однако, парочка ли? Очень сомневаюсь. Но! Разве отменяет необходимая скрытность того, что пусть и со своими целями сделал для меня Гарфилд? Тьфу, то есть Каркаров? По-моему — ничуть.  — Отрадно слышать, — откинулся на кресле Фламель и, перекинув резной посох через ручки кресла оперся на него, как о кафедру. — Начну с того, как Игорь нашел меня. Вынужденный скрыться после воскрешения вашего Лорда он долгое время путешествовал, не задерживаясь на одном месте более недели, летал на самолетах и ходил судами, постоянно ускользая от поисковых групп Пожирателей смерти. Однако все попытки были заранее обречены на провал. Ни оборотные зелья, ни скрывающие чары, ни даже Заклинание Доверия не способны уберечь свободно принявшего Клеймо от своего Хозяина. Метка выдаст всегда. Нужен был либо более могущественный ритуал, более магически значимый, чтобы перебить приоритеты магии в Игоре, либо что-то ещё. Этим ещё и стал я. Игорю повезло наткнуться на меня вскоре после побега. Нюансы нашей встречи, думаю, следует замолчать, — усмехнулся Николас, поведя бровью. Каркаров лишь опустил взгляд, смущенно улыбнувшись, и повел плечами мол, что было то было. Эмм, я не ослеп? Учитель… смущался?!  — Скажем так: поначалу, в запале полуночного пробуждения я принял его за посланного убить меня. Благо метка, раздраконенная возродившимся хозяином вопила, искажая пространство и колебля тончайшие магические потоки, являющиеся серьезным подспорьем для высшей алхимии. Неважно. Важно лишь то, что мы, обсудив сложившиеся реалии, решили действовать. Безумие Волан-де-Морта, любовь к маглам Альбуса, и шовинизм Британского министерства. Именно Англия сейчас находится в положении кипящего котла, источника цепной реакции по всему миру.  — И что же вы решили предпринять? — не удержался я.  — Не перебивай меня! — прошипел, сузив взор, Фламель. Я тотчас же понял, что мастер из прошлого явно привык к древним патриархальным устоям и близко к сердцу принимал столь несущественные мелочи. Ладно, промолчим.  — Что мы решили предпринять? Две вещи — глобальную и множество по мелочи, — как ни в чем ни бывало продолжил алхимик. — В частности, довольно шустро и бесшумно устранили гнилую верхушку Лютного переулка, влились в Хогвартс… установили слежку за Мальчиком Который Выжил. И, как мы удивились, обнаружив рыльце гоблинов, проклятых жалких недоносков, опять взявшихся за старое! Хвала небесам, что с тобой ничего не произошло, и ты все тот же Гарри Поттер, несмотря на все попытки алчных тварей заполучить тебя. Я стрельнул глазами в Гарфилда, нынче Каркарова. Никак не могу свыкнуться с новой, шокирующей действительностью. Тот быстро и отрицательно мотнул головой. Не знает. Значит — не нужно. Как ни крути, а мастеру я доверял железно. Больше просто некому. И плевать, кто там он. Хоть Каркаров, да хоть и Волан-де-Морт. Возникла пауза. Я решился спросить, коротко и ясно:  — Что делаем? Никто не спешил отвечать. Выясняется, паузы, отнюдь не возможность уточнить, а просто перерыв в монологе Фламеля.  — Слушаем дальше. Итак… Ситуация чудовищно сложная, запущенная и почти докатилась до не подлежащей лечению стадии. И проблема даже не в Дамблдоре или Лорде, не в Министерстве или аристократии. Проблема в людях. Их укладе жизни, их морали и совести. Именно здесь собака зарыта. Как думаешь, отчего?  — Сомневаюсь, что у нас получиться настолько глобально повлиять на мир, — скептически дергаю плечом. Однако, осторожничаю, не перебарщивая. Старичок, возможно, двинулся? Нет, конечно, очевидно, что в самой сути и глубине всех бед лежит человеческое несовершенство, но неужто Фламель всерьез намеревается действовать из столь пространных предпосылок?!  — У нас — не получится, а вот у тебя… — задумчиво пробормотал Фламель.  — И каким, интересно, образом?! Стать новым Мессией?  — Не исключено. Я поперхнулся заготовленной фразой. Что за?! .. Бросаю быстрый взгляд на учителя, однако тот слегка успокоительно приподнял ладонь, мол, кивай и слушай, кивай и слушай.  — Я помню старину… — мерно продолжил Николас. — Я помню тогдашние нравы, легенды и мораль. Когда честь и совесть были наивысшим мерилом поступков и справедливости. Когда все было гораздо проще. Тьма земная была проявлена более ярко… более очевидно. В более простых и понятных человеку формах. Царства Тьмы… Армии Зла… полчища нежити или орков. Люди поднимались плечом к плечу пред лицом всеобщей угрозы, наплевав на свои жизни, благополучие и выгоду. Армии в едином порыве ложились на алтарь победы и добивались её, увековечивая героев в легендах. А что сейчас?! Совестливый парень — дурак. Честный политик — никогда не пробьется к верхушкам. Гнилая язва все стремительнее разрастается с каждым годом! Если раньше нравственный разрыв поколений составлял века, то сейчас уже даже не десятилетия, а гораздо меньше. Каркаров показал мне… магловский те-ле-ви-зор, — довольно четко выговорил старик. — Там же жуть происходит! Не говоря обо всей этой мерзости однополых браков, феминизме и прочем… брр — передернулся Флемель, скривившись в сильнейшем отвращении. — Итог один. Мир встал с ног на голову. Ценности перевернулись. Зло прекратило играть в открытую, и начало действовать через сердца и умы слабейших из людей.  — Вряд ли у этого есть осязаемая причина… Старичок явно пересмотрел телека и перегрелся. Забрел не в ту степь. Вместо плана действий — пустые философские рассуждения и старческое нарекание на непутевую молодежь. Однако следующие слова заставили меня заткнуться.  — Есть, — твердо проговорил алхимик. Откинулся назад, закрыв глаза и отхлебнул варева из фиала.  — Что ты знаешь об Отделе Тайн? — не открывая век спросил Фламель. — Точнее знаешь ли ты, что за одной из множества дверей храниться сила, самая великая и ужасная… - Да, Дамблдор упоминал об этом, — лишь не уточняю в какой жизни. — Что в Отделе Тайн есть Сила, неподвластная Темному Лорду, самая великая и ужасная Любовь, и так далее…  — Чудесно, — почти проворковал Фламель, а затем, резко поднявшись, навис надо мной. — А что, по-твоему, она там делает?! - Ну, эээ…  — Она там заперта, мистер Поттер! Любовь заперта в Отделе Тайн, — припечатал Фламель. Я просто разинул рот. — Именно в этом состоит кощунственное преступление магов против всего человечества.  — Но… как?! — пораженно выдыхаю.  — Я помню… — не услышал меня Николас. — Я гораздо старше приписываемого мне возраста. Кем я только не был. Правителем, королем… Папой Римским, и Верховным Инквизитором… везде я ощущал этот след, тлетворный и отталкивающий запах разложения мира, лишенного основной жизненной опоры.  — Вы были инквизитором? — отвращение просочилось в речь.  — Не спеши судить, мальчик… о том, чего не знаешь. Инквизиция спасла человечество в свое время. Это потом она опошлилась… как и любое другое человеческое учреждение, вначале работающее на благо, а затем продолжающее бессмысленное существование ради выгоды властьимущих.  — Но все же инквизиция…  — Да приелась тебе та инквизиция! Ты не знаешь, что тогда творилось! — взъярился Фламель. — Тогда волшебники не были такими добренькими, как сейчас. Раньше 'магия' и 'зло' были неразделимы. Горстка истинных магов в окружении тысяч крохоборов, не гнушающихся ничем, ради крупицы могущества! Когда могли наслать порчу или проклятие из-за пустого злорадства, лишить деревню урожая из-за остывшей каши и принести невиновного в жертву только представься возможность! Страшные, темные времена… Мы почти справились. Мы выжгли основы скверны, немногочисленные Истинные Маги и Церковь почти одолели злобную гниль. К слову, какая ирония! Все нынешние, так называемые 'Древние Темные Рода' — бывшие безродные, нищие крохоборы древности, творящие любую мерзость ради капли силы. А потом, когда победа уже маячила на горизонте — случилось. Непоправимое. Или всегда так было? Не имею понятия как, даже не спрашивай, каким образом… однако та самая Сила, руководящая мыслями и поступками достойных людей начала испаряться. Блудники стали в почете и уважаемыми. Лжецы — успешными. Убийцы — великими. Даже благодать оставила Церковь — костры, нечестивость пастырей… благословление однополых браков… Близится конец всего, — Фламель поднял взор, и я узрел очи человека, наказание которого быть свидетелем колоссальнейшего падения человечества в пропасть.Такая вот расплата за долголетие.  — Так готов ли ты поставить на кон все, что есть?! Готов ли ты рискнуть, лишь бы спасти этот гниющий и разлагающийся мир от участи могилы?! Ты с нами?! — бывший Верховный Инквизитор был серьезен, как никогда. Теперь я понял, почему Мастер не хотел выдавать тому мою истинную сущность. Неизвестно, не спалит ли такой на костре. Но открывшиеся откровения достигли цели. Практически не раздумывая, говорю:  — Я с вами. Атмосфера в комнате заметно улучшилась. Учитель горделиво распрямил плечи, а в глубине глаз инквизитора наступила легкая оттепель.  — Я же говорил, что он молоток! — довольно произнес Каркаров.  — Тогда — решено! — стукнул кулаком по столу Николас. — Тебе, для начала, потребуется подобная вещица, — он постучал пальцами по навершию посоха. - Мм, а зачем? Меня вроде, и палочка устраивает.  — Хотя бы затем, что позволяет творить магию раз эдак в пять тире семь сильнее, при тех же усилиях.  — Тогда почему…  — Потому что Инквизиция, — опередил вопрос Фламель. — В темные времена всеобщих гонений, достаточно было наличия любой вещи, отдаленно напоминающей магический посох для казни. Особо злостные соседи даже подбрасывали неловко обструганную деревяшку, и зачастую приговор не заставлял себя ждать. Волшебные палочки встарь использовались лишь для новичков, или тончайших ювелирных заклятий. Их спрятать куда легче. И, в отличие от посохов, палочки использовались не на виду и не на слуху. О сей тонкости в обучении мало кто знал из черни или грязных крохоборов, не способных обойтись без жезла в три раза большего их самих. Тебя не удивляло, что все могущественнейшие маги в сказках и легендах имели посохи?  — Теперь не удивляет. Так вы подберете мне посох?  — Не подберем, а изготовим с нуля, сугубо для твоего пользования. Раньше, первое, чему учили адептов — создание жезла, чтобы даже в самой сложной ситуации, куда бы не закинула жизнь, грамотно обстругать и зачаровать палку, и защититься. Выделка личного посоха — своеобразный экзамен мага. Как-нибудь научу. Если победим. Сейчас же нет времени на доскональное изучение теории. Жезлом займемся мы с Игорем, за те несколько месяцев, что ты будешь на учебе. А на Пасхальных каникулах, по твоему возвращению, мы и проведем пару немаловажных операций. Догадываешься каких?  — Ну-у, однозначно визит в Отдел Тайн, — алхимик довольно кивнул. — Только вот какова ещё очередь? Первая, или вторая? Или нужна ещё подготовительная операция?  — Нужна подготовительная, — подтвердил Фламель. — Как ни крути, но Министерство и весь Визенгамот — выкормыши тех самых гнилых недобитков. И знающие — знают.  — И неужто Дамблдор знает? — неверующе встрепенулся я.  — Куда он денется! Конечно же знает! Но, говорит, мол, 'если так произошло, значит так и должно быть! Испытание наше, и попустительство', — передразнил маг. — Конечно, дай ему волю — он бы все поменял, но на баррикады седой не полезет. И станет очередным безвольным свидетелем конца всего… Он слишком молод, и не способен критически взглянуть на отрезок ужасающего падения. У него бы волосы дыбом встали, осознай он то же, и узри он то же, что и я! Каркаров, утомившись просиживать штаны, поднялся, сладко потянулся и принялся мерять комнату шагами. Бывший Инквизитор использовал паузу чтобы смочить горло.  — Так что за подготовительная операция?  — Как ни крути, несмотря на молодость, Дамблдор довольно силен, — кисло признал алхимик. Я лишь хмыкнул, глядя на особое толкование 'юности'. — И вероятность столкновения слишком высока. Несмотря ни на что, ни на подлости или травлю, ни на обманы, он бросится защищать родное Министерство в решающий час. А значит, нам нужно уравновесить чашу весов. Каким образом, как ты думаешь? Опять эти вопросы… я быстренько пораскинул мозгами, и выпалил в разряде шутки:  — Ну-у, Волан-де-Морт не годиться, уж больно характерами не сойдемся… остается только Грин-де-Вальд, значит — штурмуем Нурменгард! — и широко улыбаюсь. Каркаров медленно повернулся и обреченно поднял руки:  — Я ему ничего не говорил. Улыбка поблекла на моих губах. А затем и вовсе сникла. Николас Фламель смотрел на меня… очень опасно смотрел. Я отметил как побелели костяшки пальцев на древке посоха. И когда он приказал: — Сними блоки! — тотчас выполнил.  — Извини, — минуту спустя выдыхает. Смахиваю пот со лба. Хорошо, что лишь поверхностно глянул! — я должен был убедиться. Слишком точно ты угадал.  — Вы действительно хотите штурмовать темницу?! — Боже, на что я подписался? Эти двое в компании с ужасным и великим мной, решили штурмовать самую защищенную и охраняемую твердыню Европы!  — Не 'вы', а 'мы'! Да, Гарри, без этого союзника нам не обойтись! Я хорошо знаю Грин-де-Вальда. И уж после того, как я расскажу ему все… И покажу те-ле-ви-зор… Алхимик вновь вздрогнул в отвращении. Что же он там углядел? В недрах злобного телика?  — К слову, твоя незаурядная догадливость и рассудительность в столь юные годы лишь подтверждают верность моего намерения.  — Намерения? Фламель взмахнул рукой, предварительно успокоив Каркарова, и нас двоих накрыл непроницаемый для звука кокон.  — Ты должен что-то получить взамен чудовищного риска, на который я обрекаю пятикурсника школы Хогвартс, пусть и обученного не хуже мракоборца. В случае успеха и окончательной победы ты станешь следующим владельцем Философского Камня. Минута молчания.  — Не верю, — решительно отрезал я. Никто в здраво уме не откажется от вечной жизни. Тем более, чтобы наградить пацана?  — И правильно делаешь, — прищурился Фламель. — Я не стал бы отдавать секрет вечной жизни сопляку. И никогда не отдам. Никогда не отдам добровольно. Я ничуть не уважаю тебя — уважение нужно заслужить. Но, в случае победы, какой бы ценой она ни была достигнута — мы изменимся. Ты изменишься и повзрослеешь. Возможно, даже станешь министром, главой рода, женишься… неважно. И даже тогда я не отдам тебе камень. Никогда.  — Тогда зачем…  — Потерпи и поймешь. Я знаю тебя. Насквозь вижу, что хотел выковать из тебя Дамблдор. Ты — другой. Ты наполнен уникальной силой, которой лишены большинство из ныне живущих. И ты получишь… знание, где находится Философский Камень.  — И где же?  — У меня в голове. Челюсть упала с громким щелчком.  — Да не прямо в башке, естественно. Знание, где находится Камень у меня в голове.  — И что мне потребуется, чтобы получить его?  — Убить меня, — просто сказал Фламель. — Позже я научу тебя ритуалу изъятия, без него все попытки тщетны… Но пока что ты не заслужил уважения. Не заслужил Камня. Однако, я заранее уважаю ту причину, которая швырнет тебя — победителя Темного Лорда и взрослого человека, возможно семьянина, поднять палочку на невинного старика ради владения камнем. Такой как ты, не сделает подобного просто так. Не убьет ради власти или вечной жизни. Как мальчик, доставший камень из зеркала Еиналеж пять лет назад, ты чист душой и намерениями. И в миг, когда тебе больше всего потребуется камень, я улыбнусь в лицо смерти. 'Да он точно чокнутый' — определился я с термином. 'Года берут свое'.  — Запомни мои слова, — бросил Николас, снимая защиту. — Никто не владеет этой тайной. Только ты.  — О чем секретничали? — ворчливо укорил наставник после снятия защиты. Впрочем, без надежды на скорый ответ. Я извинительно пожимаю плечами, а Фламель бесстыдно проигнорировал вопрос.  — Пока готовься и не забрасывай тренировки, — подытожил алхимик минутой спустя. — Насколько я понимаю, завтра твой поезд?  — Уже завтра?! — встрепенулся я, неверяще озираясь в поисках календаря. Не ощутил пролетевших каникул, словно пуля у виска.  — Уже завтра. А к Пасхе будет готов как твой новый посох, так и план атаки. Мы ещё потолкуем с Игорем. А ты можешь идти.  — Но я хотел уточнить…  — Спокойной ночи, — отрезал Фламель, и мне не оставалось ничего другого, кроме как развернувшись, покинуть комнату.