В дороге

      Всё началось в то самое злополучное лето 1946 года, которое мы с Лу считали последним. Нам больше не суждено было оказаться в Нарнии, и теперь мы наконец начали разделять чувства старших. Впрочем, Пит ещё достаточно спокойно слушал наши рассказы о Нарнии, и никто из нас не ожидал, что Сью окажется способной вызвать новую волну скандалов.       — Мне надоело слушать этот бред, — объявила она очередным прохладным июльским вечером. — Сколько можно обманывать себя этими сказками про Нарнию? Это слишком глупо даже для вас, — выпад в наш с Лу адрес, — не говоря уже о тебе.       В этот момент спокойствию Пита настал конец. Правда, у него хватило такта вытолкать Сью из нашей комнаты, чтобы выяснить отношения наедине. В тот день, кроме объяснения о такте, мне ничего иного в голову не пришло.       — Думаешь, они нам завидуют? — спросила тогда Лу.       — Не думаю, а точно знаю, — легкомысленно ответил я, не представляя, чем всё это обернётся. Хорошо это представляла лишь сама Сью, через несколько дней убедившая родителей в своей гениальности и необходимости переезда в Америку. Ей понадобилось меньше двух недель на сборы (на всём их протяжении она только и нахваливала Колумбийский университет, куда решила поступать, игнорируя нас), после чего она, словно прихватив с собой родителей, а не наоборот, исчезла из нашей жизни так легко, будто никогда и не бывала в Нарнии.       Лу, самая ранимая из нас, тяжело пережила этот удар, замкнулся в себе и Пит. Почему-то для меня совсем не стало неожиданностью его намерение взять академический в Оксфорде и податься в Америку следом за Сью. Родители уже были далеко, а мы с Лу, сколько бы ни давили, не смогли убедить его остаться, и буквально за пару дней до начала нового учебного года Пит сорвался и уехал (вернее, уплыл, конечно, и для нас до сих пор загадка, откуда он раздобыл деньги на билет на корабль). Да, это сломало последний барьер, именно в то лето началось наше теснейшее сближение с Лу.       Причин на это было предостаточно, в общем-то, и без отъезда старших. После возвращения из Нарнии у меня пропало какое бы то ни было желание заниматься музыкой, учёба у обоих шла медленно, хотя и Лу всегда была любознательнее меня. Обоим же нам казалось, что всё это было жутко несправедливо, что наше место было в Нарнии, а Аслана невозможно найти и узнать на невыносимо скучных воскресных проповедях в нашем приходе. Последнее путешествие ломало нас, заставляло под другим углом смотреть даже на те вещи, которые в течение стольких лет оставались непреложными. Когда спустя месяц мы наконец получили первое письмо от Сью, мы начали догадываться о том, что же на самом деле произошло. Однако наши мысли тогда ещё не были настолько радикальными. И вряд ли бы они таковыми стали, если бы в один замечательный октябрьский день мы не вернулись из Оксфорда чуть раньше обычного и мне бы не удалось перехватить письмо от Пита первым.       “Я не собираюсь ничего объяснять родителям, но ты должен понять, что я не хочу возвращаться в Оксфорд, — невозмутимо писал этот кретин. — Я знаю, ты ещё в Нарнии всё замечал, но ты же у нас Справедливый, ты не стал бы учить нас после своего провала. Я пытался, Эд, честно, я делал всё, что мог, но жизнь в Англии… жизнь где бы то ни было без неё не имеет смысла, понимаешь?”       Стоит ли говорить, что после я шёл на любые ухищрения, только бы впредь перехватывать почту. Правда, в тот момент мне меньше всего на свете хотелось продолжать переписку с Питом.       — Что случилось, Эд? — едва найдя меня (точнее, как обычно, влетев в мою комнату), встревоженно спросила Лу. Тогда мне отсутствие границ почему-то казалось естественным. — На тебе лица нет!       Я смотрел на неё — на свою маленькую сестрёнку, а тогда ей было всего четырнадцать (да плевать я хотел на её настоящий возраст!), — и меня охватывала такая ярость, что я не мог выдавить из себя и слова.       — Почему ты сразу забрал его? От кого это? — настойчиво продолжала она. В моих воспоминаниях хаотично мелькали счастливые улыбки старших. Догадывался ли я?.. Ну, конечно, мне всегда доводилось находить несостыковки в любых отговорках, неверное в том, что априори должно было быть правильным.       И всё же я так и не сумел понять, как Аслан, создавший Нарнию воистину идеальной страной, мог допустить такое.       — Ничего, Лу. Это от Питера. Он обещал написать мне, — привычно соврал я.       — Если ты забыл, мы уже провели полжизни вместе, тебе меня не обмануть, — она улыбнулась, давая мне облегчённо вздохнуть — ещё не всё было потеряно. И в одном Лу всё же была неправа — обмануть её, возможно, мне бы (хитрейшему из нарнийских дипломатов) и удалось, но скрыть от неё что-либо оказалось невозможно. 1946 стал тем годом, когда мы разучились задавать глупые вопросы и подозревать во лжи кого-то, кроме себя.       Ни следующим летом, ни два года спустя мы не дождались старших на каникулы. Родители вполне разумно верили всем оправданиям Пита и регулярным обещаниям Сью заниматься успешнее в следующем семестре, да и мы с Лу здорово усыпляли их бдительность. Да, мы образцово учились в Оксфорде, забросив традиционно нарнийские музыку и рисование (невелика потеря, думалось со стороны) и всё чаще уклоняясь от посещения воскресных проповедей, превращая любой предлог в несколько часов безделья. У Лу, конечно, были друзья, но о парнях речь не заходила предельно долго. Я делал вид, что ничего, кроме учёбы и возможности подзаработать, меня не интересовало, а сам вместо проповедей устраивал себе сеансы самобичевания за ту ложь, в которой жили родители, и за наше совместное предательство Аслана. Впрочем, работа здорово помогала мне отвлечься, и вскоре благодаря этому у меня впервые созрел план предательства ещё более подлого.        — Ты скоро сам себя доведёшь, — заметила Лу за несколько дней до своего семнадцатилетия, покосившись в зеркало в прихожей.       Не уверен, что ей так уж хотелось читать мне нотации. Я буркнул что-то про яркую помаду и кого-то из её дружков. Тогда она приблизилась и доверчиво (по-прежнему, спустя столько лет) обняла меня.       — Я так скучаю, Эд, — призналась она, положив голову мне на плечо.       В тот же вечер я рассказал ей всё, и если даже она сомневалась, то только поначалу. Идея пересечь океан и снова увидеть старших, воскресив тем самым в памяти Золотой век… да, мы готовы были бы пойти и на большее.       Родителям мы написали о своих изначальных планах навестить Сью в Нью-Йорке, а потом отправиться к Питу в Вирджинию. В любом случае, почта шла слишком долго, и они никак не успели бы нас отговорить. Профессор Керк проявил к нам необычайное милосердие (“Бедные дети, остались вдвоём из всей семьи!” — это мы-то были детьми, те, кого он за глаза называл истинными нарнийцами) и не стал нам мешать.       — И ты вот так просто уедешь, даже не попрощавшись со своим… Генри? — вскинул брови я, наблюдая, как Лу паковала чемодан. Конечно, я лишь притворился, что забыл его имя. Гневные выпады в адрес Пита ничуть не мешали мне накручивать себя идиотской ревностью.       — Я что, по-твоему, копия Сью — из-за мальчиков голову терять? — фыркнула Лу. — И тебя вообще-то не касаются наши отношения.       — Ещё скажи мне, чтобы я не лез не в своё дело, — я закатил глаза. Лу рассмеялась, устроившись сверху на чемодане. — Послушай, мне хотя бы всё равно, с кем ты будешь танцевать на выпускном и будешь ли танцевать в принципе, — её смех стал громче. Да, на выпускной бал мне было и вправду плевать. Но чёртов Генри последние семь недель и два дня провожал её до дома, и я знал об этом, хотя она и старалась это утаить.       — Как думаешь, родители знают про Питера и Сьюзен? — вдруг посерьёзнела Лу, внимательно посмотрев мне в глаза. Мне сразу стало плохо — и от фразы, которую она так легко произнесла, и от того в моём поведении, что заставило её это сделать. Как образцовый старший брат, я не нашёл другого выхода и банально сбежал. И тем опаснее эта безвыходность становилась для меня в дальнейшем.       Билеты на корабль обошлись мне недёшево, но, по моим подсчётам, денег должно было хватить на пару дней в Нью-Йорке, а там стоило бы, наверное, всё же податься к родителям. В начале путешествия мне ещё сложно было представить, что ожидало нас в Америке. Впрочем, проблемы начались ещё в пути к Новому Свету. Ситуация по определению была неправильной — лето вдали от Оксфорда, неуместные письма старших и жизнь в одной каюте, словно мы наконец стёрли прежние полуразрушенные границы. Я боялся признаться себе в том, насколько сильно мне это нравилось, и сомневался, что причиной тому стали лишь воспоминания о Нарнии. Это не могло быть правдой, потому что моё личное воспоминание, как и во времена плавания на “Покорителе Зари” (долгих три года назад!), обрело вдруг снова свой взбалмошный, непосредственный характер. Я усугубил всю эту абсурдную ситуацию, допустив непростительный промах, и у Лу появилась отличная возможность прочитать все письма Пита в мой адрес.       — Что? Так это Питер выдаёт себя за парня Сьюзен? — возмущалась она, дождавшись моего возвращения из клуба. Однако возмущение в её голосе почти сразу сменилось восхищением. — Мама и папа ни разу его не видели, конечно… Чёрт возьми!       — Юным леди не пристало сквернословить, мисс Певенси, — немедленно передразнил я интонацию нашей старой экономки, снова отвертевшись.       Лу теперь меньше всего походила на правильную, стремившуюся попасть в высшее общество девушку, какой была Сью до всей этой истории с Колумбийским университетом — первым запланированным пунктом нашего пребывания в Америке. Мои попытки как-то ограничить её влияние и заставить вести себя так, чтобы не вызывать подозрений, а не так, как ей хотелось, всё чаще терпели крах. Однажды, после очередного торжественного ужина на борту я нашёл её одиноко стоявшей на палубе.       — Звёзды здесь никогда не будут такими, как в Нарнии, — заметил я, чтобы наконец нарушить тишину.       — Ты всегда знал, как вернуть меня с небес на землю, Эд, — Лу грустно улыбнулась. — Ещё и старших на место поставишь, едва мы успеем сойти на берег.       — Обязательно, — пообещал я и обнял её. В какой-то момент мы перестали видеть звёзды и маячившую впереди разлуку. Всего один поцелуй заставил меня ощутить себя дома, в Нарнии, и чем больше я старался забыть об этом чувстве, тем надёжнее оно врастало в меня на пути к Америке.       Возникшей между мной и Лу неловкости в Нью-Йорке тоже не суждено было исчезнуть, потому что мы не обнаружили Сью в общежитии проклятого Колумбийского университета.       Сквернословить мы начали уже на пару, игнорируя соседок старшей сестры по этажу.       — И где, чёрт возьми, она может быть? — громко комментировал я отсутствие всех её вещей. — Проделать такой путь из Англии, чтобы никого не найти — да я всю жизнь просто мечтал об этом!       Лу во время моей тирады ожесточённо искала что-то в многочисленных шкафчиках в комнате. Вдруг она вытащила из нижнего конверт, распечатала и, отвернувшись, принялась за чтение.       — Она в Вирджинии у Питера, потому что мама и папа думают, что она у своего парня, — объявила Лу, даже не пытаясь вырваться из моих рук. — Она оставила нам немного денег, чтобы мы не пытались их найти…       — Ты писала ей, что мы можем приехать? — в кои-то веки строго уточнил я, и она смущённо покраснела. В любом случае, деньги были не лишними, как и очередная ложь.       Родители, вопреки ожиданиям, были рады нас видеть в своём домике в пригороде. Отец нисколько не удивился, когда услышал о нашем намерении добраться до Пита.       — Чтобы попасть в Вирджинию-Бич, нам придётся пересечь Чесапикский залив, — я скептически изучал разложенную на капоте старого отцовского “Шевроле” карту. — Через Делмарва я не хочу ехать, потому что слышал, что в Мэриленде сложнее купить билеты на паром. Лучше через Ричмонд.       — Это лишняя сотня километров, — парировал отец тревожно. — Ты никогда не был столько за рулём.       — Это всего-то два лишних часа. Мы всё равно остановимся в Вашингтоне ненадолго, ничего со мной не случится, — отрезал я. Иногда мне не было сложно поверить в то, что когда-то давно я вёл в бой войско. Если дело касалось Пита и Сью, то оно не терпело отлагательств, и мы с Лу провели у родителей всего два дня, прежде чем отправиться в новое путешествие.       Середина июля на восточном побережье выдалась необычайно жаркой, но нам с Лу это не было преградой. Её вовсе не огорчила перспектива сделать крюк через Вашингтон — всё равно ехать было чуть больше половины дня, поэтому у Уилмингтона мы не стали сворачивать на трассу 13. Не знаю, почему я так уверенно чувствовал себя за рулём несчастного “Шевроле” — от того, что мне совсем недавно исполнилось девятнадцать, от решимости найти старших или от полных истинного обожания взглядов Лу. День пролетел как в тумане, и, к вечеру въехав в неприметную после Вашингтона Вирджинию-Бич, мы с трудом разыскали мотель, в котором в последнее время жил Пит.       — Мистер Певенси съехал пару дней назад. Он оставил для вас письмо, — администратор дежурно улыбнулся, хотя видел, что за такую новость я готов был его убить. На несгибавшихся ногах отойдя в сторону, я распечатал конверт и устало пробежался глазами по строчкам.       — Можем мы остановиться у вас? — наконец спросил я и только у двери номера сообщил очередную новость. — Они в Майами.       — Что? — ахнула Лу шокированно.       — Ну да, в Майами, наш верховный теперь чёртов сёрфер, — выдохнул я, не чувствуя в себе сил на ярость.       — И что мы будем делать?..       Что делать, когда ты, Справедливый нарнийский король, преодолел чёрт знает сколько километров для того, чтобы снова встретиться со своими братом и сестрой, без предупреждения укатившими в Майами? Что делать, если в этом мире ты даже не Сэл Парадайз, а тебе снова нужно двигаться в путь, не имея ни гроша за душой? Для меня ответ был прост, тем более, что я не переносил вида растерянной Лу, так радовавшейся нашей поездке.       — Отсюда до Флориды — где-то двадцать часов пути, за сутки не справимся, конечно, но в пределах дней трёх… — прикинул я, как обычно, зная всё наперёд. — Лу, я смогу достать деньги, я был королём вообще-то.       — Я помню, — просияла Лу и рассмеялась.       Путешествие по Америке грозило затянуться, но теперь нас это мало волновало. Нам предстояло пересечь три штата, чтобы попасть на полуостров, денег было в обрез, если не сказать, что не осталось практически, но чем дальше мы двигались на юг, тем громче звучал джаз и тем ласковее становился океан. За пару дней на солнце мы превратились в типичных безнадёжно обгоревших безумных туристов, смирились с американским вариантом английского и жизнью в дешёвых мотелях, но, планируя маршрут, я не учёл одного фактора, а именно пресловутых достопримечательностей. Лу, как прежний неуёмный ребёнок, продолжала восхищаться городами, которые мы проезжали, а океан в Саванне, по её мнению, решительно отличался от океана в Джэксонвилле. С учётом бесконечных остановок и добывания денег самыми хитроумными способами, на которые я только был горазд, до Джэксонвилла мы добирались уже неделю, а ещё нужно было пересечь весь штат, чтобы достичь наконец злосчастный Майами. Но отказать Лу хоть в чём-то было выше моих сил. Мы всё больше походили на любовников, а не на брата с сестрой, и позволяли себе практически всё, пользуясь тем, что в Америке нас никто не знал и нас часто принимали за обычную влюблённую парочку, сбежавшую от вечно недовольных родителей. Лишь когда по ночам Лу спрашивала меня об Аслане и Нарнии, мне вспоминались пропущенные проповеди и все те упрёки, которыми я приправлял письма к Питу. Однако, запрыгивая утром за руль не своего насквозь пропылённого автомобиля, я смотрел на неё, улыбавшуюся так ярко, словно она опять видела нимф или слышала голоса деревьев, грозившуюся вылететь из окна и не реагировавшую на мои предостережения, и забывал обо всём на свете.       Где-то посреди Флориды — между Палм-Костом и Палм-Беем, в Артезии — мы практически уже забыли о цели своего путешествия. С нарнийских времён мы шли бок о бок, и тогда нам казалось это совершенно нормальным — что стоило говорить о поцелуях на пустынном побережье, освещённом только звёздами и мерцанием маяка.       Лениво миновав всё же Форт Лодердейл, ещё спустя день мы добрались до Майами. Город встретил нас хуже обычного — из-за сильного дождя нам пришлось переждать пару часов в совершенно разбитом “Шевроле”.       — Что мы им скажем, Эд? — повторяла Лу, впервые за всё время пребывания в Америке всерьёз расстроенная. — Что мы им скажем?       — Правду, милая. Это не может продолжаться вечно, — вздохнул я, чуть было задремав под мерный стук капель по крыше.       — А что будет с нами? Если мы вернёмся в Оксфорд… — я привлёк её к себе, открыв глаза.       — Какая разница, Лу? Оксфорд или Америка — это же всё равно не Нарния, нам нигде не будет покоя. Ты давно знаешь, как я люблю тебя, всегда любил. Даже если весь мир ополчится на меня за это, ничего не изменится, но не уезжать же отсюда без Пита и Сью — мы не видели их столько лет… — Лу прервала мою речь неприлично долгим поцелуем. Вскоре ливень немного стих, и мы медленно двинулись в сторону пляжа, на котором в такую погоду могли остаться только самые отчаянные сёрферы. Я не сомневался, что мы найдём брата в их числе.       — Спасибо. Спасибо тебе за всё, — прошептала Лу, пока мы брели по сотой за эти две недели мокрой песчаной косе. Дождь почти перестал, небо прояснилось, и вскоре мы различили вдалеке несколько фигур в воде и на берегу.       — Боже, Лу, я бы сделал не только это ради тебя, — я закатил глаза, и она снова улыбнулась, продолжив шагать со мной в обнимку.       Тогда нам было всё равно, как на это отреагируют Пит и Сью. Сестра увидела нас довольно быстро и только помахала издалека, коротко кивнув. Я знал, что нам будет сложно её удивить. Пит легко угадывался среди других сёрферов. Понаблюдав за ним где-то четверть часа, я понял, что он вряд ли в принципе вернётся в Англию, как и Сью, неотрывно следившая за ним с восхищением, которого я никогда не замечал прежде.       — Не жалеешь о том, что я втянул тебя во всё это? — без особой надежды спросил я.       — Наверное, я должна бы испытывать по этому поводу угрызения совести, но нет, — откликнулась Лу необычно серьёзно. — Ты же знаешь, я просто люблю тебя. Всегда любила.       Мне показалось, что Пит, вынырнувший из воды, нас заметил, но всё равно не отстранился. 1949 стал тем годом, когда мы четверо изменились до неузнаваемости, и это обязательно бы произошло, так или иначе, и вряд ли кто-то из нас жалел, что оказался так далеко от дома и исколесил всё восточное побережье незнакомой страны. Напротив, я бы хотел, чтобы весь мир заключался в улыбках Лу, шуме прибоя и придорожной пыли.