На одну лошадиную голову

На одну только голову отстал благородный рысак, он сбавил ход прямо перед финишной ленточкой, и, возвращаясь, он как будто произнес: "Не забывай, братец, ты же сам знаешь, не нужно было играть…" - Carlos Gardel - "Por una cabeza". Я вижу тебя сидящим в углу. Мое зрение очерчивает невидимую диагональ от того места, где я, подперев голову рукой, уставленной локтем в стоящую рядом тумбочку, сижу неподвижно, до твоей слепо выделяющейся светлым пятном фигуры в темном углу. В твоих бледных, оголенных по локоть руках лежит раскрытая книга. Твой невидимый для меня взгляд под полуприкрытыми верхними веками с трепещущими ресницами блуждает по тусклому шрифту на пыльных выцветших от времени страницах. Наверняка что-то из сборников Берроуза или подобных ему контркультурных писателей, которыми ты зачитывался уже очень давно. Пыль на поломанных деревянных полках и тумбочках с дождевой водой на прогнившей поверхности указывает, что прошло действительно очень много времени. Год, два? Может быть месяц или неделя, если считать в обратном порядке. За пошедшим трещинами разбитым стеклом в стеллаже у стены я вижу календарь. Выцветшие цифры образуют число пятнадцать. Минутная стрелка вставших настенных часов замерла на одиннадцати, не доходя до часовой лишь пять делений. Время еще есть. Но его всегда не хватает. Неслышный шорох страниц перекрывает вой пожарной сирены на улице. Бессмысленные старания. Когда ты уже перестал дышать, утонул, никакой спасательный круг не сможет помочь. Я слышу, как капли воды с глухим бульканьем спадают с пробоины в крыше и сталкиваются в конце своего полета с поверхностью луж в гнилых досках. Доски скрипят, дом стонет, разваливается и гниет изнутри. Еще есть шанс. Стрелка замерла на одиннадцати, всего лишь пять минут до полуночи и наступления нового дня. На одну только голову отстал благородный рысак, он сбавил ход прямо перед финишной ленточкой. Мне нужно исправлять свое бедственное положение. Твои тонкие пальцы бледны как никогда раньше. Ты переворачиваешь шершавые страницы, едва касаясь их сухой поверхности. Странно, что при такой сырости книги уцелели. Рукописи не горят? У меня есть возможность проверить правдивость этого высказывания. Сегодня весь город узнает, горят ли эти хваленые рукописи, или же бумага остается просто пластом переработанной древесины в любых условиях. Гул сирены удаляется. Я слышу шорох дождя и журчание воды в трубах скрипящего стонами дома. Я здесь одна. Мы здесь одни. Не считая своих противоречивых видений, я не надеялась увидеть тебя снова. Ты исчез совершенно внезапно, даже не попрощавшись, как мне показалось сначала. Но, как бы там ни было, на прощание времени не было. Я отстала на одну голову от тебя, голову длиною в месяцы. И вот ты снова здесь, словно это было лишь одной из моих обманчивых галлюцинаций. Ты сидишь в углу скрипящего досками деревянного дома и листаешь страницы книги какого-то контркультурного писателя. Подрыв устоев и стереотипов, вызов традиционной системе, дух борьбы и вечного скитания. Это все ты. Успокоился ли ты сейчас? Когда смог взорвать основную ступень человеческих ценностей современного мира. Еще не до конца. Иначе бы ты не пришел сюда. Ты знаешь наперед, что я буду делать. Нужно лишь подтолкнуть. Множество раз в жизни мне не хватало этого ощутимого пинка под зад, и вот ты здесь, чтобы наподдать мне, напоминая о моем месте в этом мире. Я подпираю чуть склоненную вбок голову согнутой в локте рукой, пальцы машинально цепляются за грубо обрубленные где-то посередине шеи спутанные пряди. Мои ноги вытянуты вперед на гнилых, хлюпающих досках. Я наблюдаю за тобой, и мое лицо не изменяется. Я оглядываю тебя, впитывая в себя, как эти гнилые доски дождевую воду. Если я останусь, если даже допущу мысль об этом, я сгнию. Я сгнию или внутри или снаружи. Я буду паразитировать, отравляя жизнь окружающих, отравляя жизнь моей семейки Мэнсона. Железные тонкие кольца сережек в моих ушах окисляются. Если я останусь, я стану частью этих гниющих досок, я стану частью дома, неживой и стонущей скрипящими стенами. Дождевая вода не омоет моей шершавой поверхности. Я буду гнить в духоте и жаре, вдыхая дым пожара. Все успокоится однажды, но от последствий будет не оправиться. Кажется, словно ты можешь выполнять лишь одно действие - листать страницы книги, впитывая в себя информацию строк. Их линии плавно протекают в твою голову, лучами расходясь в хрусталике глаз. Я не вижу твоих глаз. Почему-то часы замерли, тиканья стрелок не слышно. Мне отведено время, но на что? О раздумьях относительно правильности моего поступка нет и речи. Я сама вернулась сюда, сама перешагнула порог гнилого дома, сама отдала себя в лапы его могильных стонов. Желание покончить с прошлым было лишь предлогом и прикрытием. Я просто нуждалась в возвращении назад. Чтобы понять, какую деталь в прошлом ты упустил, нужно вернуться назад. Нужно пройти путь заново, вернуться к отправной точке. Дойти до точки. И теперь я, кажется, понимаю, что упустила. На одну только голову отстал благородный рысак, он сбавил ход прямо перед финишной ленточкой. Из залитого дождевой водой приемника доносятся хрипы и треск. Я слышу надуманную мелодию, несуществующую в темноте с едва теплящимися огоньками на свечах, маяками тусклого света. Доски скрипят под моими расшнурованными сапогами, когда я встаю со своего места. Мои шаги превращаются в сплошной скрип и бульканье досок под ногами. Где-то на фоне слышен глухой протяжный треск, и столб дождевой воды с плеском срывается с высокого прогнившего потолка на пол, заливая доски и мои сапоги. Я чувствую холодные капли на своих щеках, я чувствую дрожь, прошедшую по позвоночнику вниз. Я останавливаюсь в шаге от твоих вытянутых вперед ног и молча ожидаю, когда ты поднимешь глаза. Ты медлишь, пялясь в свою книгу, словно не замечая, как на твои худые колени, проглядывающие сквозь рваные прорези в джинсах, легла тень моей фигуры. Может, я все еще не отбрасываю тени? Может мне только казалось, что какое-то время я действительно дышала и жила? Нет. В таком случае тебе было бы плевать, ты не пришел бы. Была бы лишь жалость к моему бедственному положению, была бы лишь жалость ко всем этим тварям, спасающимся в шторм на ноевом ковчеге, чтобы заполонить новый мир. Не надо меня жалеть, я отбрасываю тень, и ты поднимаешь глаза. Я протягиваю к тебе правую руку раскрытой ладонью вверх и вглядываюсь в твое лицо. Я вижу поблескивающие капли на черном рукаве своего плаща. Твоя рука касается моей ладони, твои пальцы обхватывают мои, и ты вдруг поднимаешься во весь рост, сразу становясь выше на полголовы. Мне почти не приходится задирать голову, чтобы смотреть в твои глаза. Ты стоишь без движения, и это объяснимо. Эти пять минут на замерших часах выделены мне, пять минут для моего последнего безумства, пять минут, которые потрачу я. Вести буду я. Я и не ждала, что вместо Харона, старика в лодке, что переправляет странников через Стикс, здесь появишься ты. Но и это объяснимо. Харон - лишь перевозит через реку в Аид. Но с тобой я связана этими последними минутами, месяцами, годами. На одну только голову отстал благородный рысак, он сбавил ход прямо перед финишной ленточкой. Я беру вторую твою ладонь в свою и пячусь назад, утягивая тебя за собой. Твои глаза преследуют меня, хотя я сама добровольно смотрю в них, не моргая. Моя безумная идея. Мои последние пять минут. Твои смотрящие в упор из темноты ярко-голубые глаза с синими прожилками, оплетающими черную точку посередине. Я вижу в них блики, я вижу в них огонь и пепел. Харону придется подождать. Нам всем не хватает времени, и это утверждение настолько неразрывно стало связано с нашими жизнями, что никто не замечает, когда часы в доме замираю на несколько минут. Когда у тебя появляется это время. Я останавливаюсь, и ты вслед за мной. Я прерываю зрительный контакт, чтобы проследить за своей бледной ладонью, заскользившей снизу вверх по левой половине твоей грудной клетки к плечу. Мои пальцы чувствуют выступающие кости под тонкой кожей и легким материалом твоей одежды. Моя кожа чувствует щекочущие касания завившихся чуть вверх концов твоих белых волос. Я перевожу взгляд влево, вытягивая левую руку с твоей ладонью в ней в сторону. Полшага вперед. Сквозь завесу мягких волос моя щека касается колючей линии твоей нижней челюсти и шеи. Я буду вести. Один шаг влево, который ты повторяешь за мной. Синхронный шаг: вперед с моей стороны, и ты отступаешь назад. Мы снова замираем. Я чувствую свое все еще живое дыхание, через кожу черного плаща я чувствую твою грудь. Еще шаг в сторону, мы снова замираем. Шаг назад с моей стороны, пока ты наступаешь. Я слышу твою неразличимую за журчанием воды усмешку, ведь мы ходим по одному квадрату. Если давление на эту часть гниющего от сырости пола будет слишком большим, доски не выдержат и переломятся. Мы рухнем вниз вместе с обломками сырого дерева. Мы рухнем вниз, прямо в темное царство Аида. Слишком легко для пяти минут. Слишком прозаично для того, чтобы твой визит оправдался. Недостаточно безумно. Где-то на фоне снова трещат доски, обломками дерева сваливаясь на гнилой пол, когда я сильнее обхватываю твое плечо ладонью, впиваясь пальцами в основание твоей шеи, путаюсь в прядях длинных волос. Моя щека прижата к твоей шее, моя грудь практически лежит на твоей. Теперь достаточно безумно? Я чувствую смешанный с неощутимым запахом твоих волос дым. Дым и запах гари. Запах пожара. Я слышу далекий треск и вой сирены, оглашающий сырую тишину ночи. Мысленно я вижу мигающие огни на мелькающих мимо стенах. Запустение и распад. Разложение. Гниение. Трупные черви. Вонь. Смерть. Мой ассоциативный ряд летит вдогонку пролетающим перед глазами изображениям стен. В тусклой темноте я могу разглядеть лишь рваные очертания спиральных обрывков обоев на стенах, я могу разглядеть оползни штукатурки на шершавых поверхностях, я вижу темные, разрастающиеся постепенно и незаметно пятна от сырости. Скоро все рухнет. Я практически не чувствую своих шагов, легко ступая по гнилым доскам со скрипом и треском. За шиворот попадают ледяные капли, рождающие позыв к дрожи в моем теле, но я не могу ощутить ее. Я чувствую только твою прижатую к моей грудь, твою руку на своей талии. Я закрываю глаза, вслушиваясь в хрипы радиоприемника. Я все еще вижу на обратной стороне своих век тусклые огоньки кривых свечек, едва разбавляющих темноту. Я открываю глаза и вижу едва освещенную блестящую от воды мебель вроде полуразваленных стеллажей с разбитыми стеклами, валяющихся на полу стульях, влажных клочков бумаги с размытыми чернильными записями. На полках развалены залитые дождевой водой книги с пошедшими волнами страницами, под ногами порой раздается скип битого стекла, вода тихо журчит в ушах, переливаясь из труб в пробоины в крыше и на гнилой пол. Одна из горевших свеч с тихим шипением гаснет, обозначая свое существование в темноте только завившимся от ее фитиля дымком. Я снова закрываю глаза, чувствуя, что защищена тенью от твоей прижатой ко мне фигуры. Выше на полголовы. Мне не достает до финишной прямой лишь одной лошадиной головы. На одну только голову отстал благородный рысак, он сбавил ход прямо перед финишной ленточкой. К черту скачки! Мои последние пять минут не должны быть наполнены погоней и беготней за пролетающими мимо маяками. Я хочу насладиться этими минутами. Я крепче прижимаюсь к твоей груди своей, позволяя твоей руке сильнее обвить мою талию. У меня нет желания почувствовать физическую близость с тобой, у меня нет влечения к тебе и твоему телу. Я лишь хочу полностью прочувствовать этот странный танец на битом стекле и гнилых досках стонущего дома. Как странно, я никогда не была поклонницей какого-либо вида танцев. Видимо, последние безумные пять минут меняют человека, заставляют его сделать что-то действительно стоящее и безумное. Я чувствую прошедший по коже порыв легкого ветра от резкого поворота вокруг своей оси. По инерции, совершенно не пытаясь задержаться за что-то, я отклоняюсь от твоей груди, выгибая спину и запрокидывая голову, когда меня утягивает назад. Я чувствую напряжение сухожилий на своей выгнутой шее, я вижу стену комнаты в перевернутом состоянии, и мне кажется, что книжки со стеллажа будут падать на пробоины в потолке, улетая в небо. Но с крыши с пробоинами и ночным небом в них снизу вверх, нарушая все законы гравитации, льет столб хлынувшей через новое отверстие воды, когда в ушах раздается совсем близкий грохот столкнувшейся с полом части крыши. Твоя рука резко перемещается на мои лопатки и рывком подталкивает в вертикальное положение. Кровь отливает от головы, и в расступившейся темноте в своих глазах я вижу твои горящие голубым огнем глаза. Я вижу твой подбородок и твои губы, твои скулы и нос. Я вижу тебя снова даже через обрезанные пряди волос, упавшие на мое лицо по все тому же закону инерции. Ты делаешь шаг назад, уводя меня за собой, и теперь я смотрю только в твои глаза. Ты уводишь меня в странных направлениях, и рисунок пола кружится в моих глазах, звезды в пробоинах крыши сливаются в один мерцающий вихрь в темноте. Я чувствую, как полы моего плаща вздымают в воздух дождевые капли с прогнивших досок. Я неотрывно смотрю в твои глаза и вздрагиваю, когда доска под моей ногой с треском проваливается вниз. Вода течет. На одну только голову отстал благородный рысак, он сбавил ход прямо перед финишной ленточкой. Я отпускаю одну твою руку, отходя в сторону, чтобы затем снова с налету приникнуть к тебе. Ветер откидывает волосы назад, когда я оказываюсь прижатой спиной к твоей груди. Я поворачиваю голову вправо, чувствуя твой взгляд сзади. Я различаю твое неслышное дыхание и прикрываю глаза, запрокидывая голову на твое плечо. Снова шаг в сторону, еще один. Твоя рука в моей, другая на моем животе. Я близка к тому, что называется полным отрывом. Я близка к этой точке. Я доверяюсь неизвестно чему, я расслабляюсь, понимая, что законы физики действуют, только пока мы в них верим. Я доверяю тебе. Это и есть моя безумная идея: довериться тому, что может не существовать доподлинно. Рискнуть, чтобы потерять все и освободиться, чтобы не стать частью дома и его гнилых стен. Один поворот, и я снова лицо к лицу с тобой. Наши пальцы переплетены, моя рука путается в твоих длинных волосах. Я доверяю своему безумию. Я вижу на твоем лице согласие с моим решением. Теперь я могу более явно почувствовать запах дыма от пожара. Пожара, разразившегося внутри дома. Я не вижу ничего, кроме твоих глаз напротив. Я лишь слышу, как на фоне падают обломки крыши, как вода хлещет сверху вниз прозрачным столбом, как где-то ревет пожарная сирена, как стекло скрипит под нашими ногами, как разлетаются какие-то предметы на пути, которых я не замечаю. Я чувствую запах гари. Я вижу дым, расстелившийся рыжеватым тусклым туманом за твоей спиной. Я чувствую инстинктивный страх. Меня откидывает чуть назад, но, возвратившись, я вижу твои раскрытые глаза совсем близко, я чувствую, как кожа моего горячего лба соприкасается с твоей холодной. Безмолвный контакт с максимально близкого расстояния. Снова стены бегут мимо, превращаясь в вихрь, я словно внутри воронки урагана. Я слышу треск. Различимый треск. Трещит горящее в огне дерево. В комнате становится светлее, хотя с тихим шипением гаснет уже третья свеча. Мы в рыжем тумане. Стекло скрипит под ногами, когда я крепко держусь за твои предплечья, делая поворот в сторону. Мои пальцы снова вцепляются в твои плечи, ладони скользят по спине, сжимая ткань твоей одежды до боли в напряженных руках, моя грудь снова прижата к твоей, щека у основания твоей шеи. Я зажмуриваюсь и задерживаю дыхание, когда чувствую, что едкий дым забирается в дыхательные пути, разъедает глаза. Все это происходит, только пока я верю в это. Огонь существует, но он - вовсе не то, чем кажется. Я слышу, как крыша полностью проваливается куда-то вниз, опадая с оглушительным треском на пол. В сырой воздух вздымаются хаотично летящие рыжие искры, влажное дерево опаляется лижущим его огнем. Я отстала лишь на одну голову, и теперь пришло время нагнать уходящий поезд. Моя ошибка выявлена, путь пройден заново, поэтому я вижу этот опаляющий гниющие стены и полы огонь. Он стелется по поверхностям предметов, проникая в них неспешно, окрашивает все внутреннее пространство моей коробки рыжими языками трещащего пламени. Коробка имеет четыре угла, четыре стены, пол и потолок. Выбраться невозможно. Но в моей коробке, наконец, исчезла эта преграда над головой, крыша провалилась. Я опоздала, потому что была не здесь, когда было решено уходить. Я не поняла того знака, которым люди будут пренебрегать с его появления и до конца своих жизней, кого бы они в них не играли. Огонь жжет и убивает, только пока мы верим в это. Люди верят, люди боятся, люди хотят защитить свои клетки и свои жалкие жизни от него. Люди прячутся, люди спасаются, не замечая данных им пяти минут на безумства в пламени. Если ты добровольно принимаешь, если оставляешь страх, если принимаешь условия этой игры и уходишь, пересекая финишную ленту, огонь не жжет тебя, не убивает. Смерть в ее обманчивом ужасном проявлении существует, только пока мы верим в нее. Я отстала на одну голову. Я догоняю ушедший поезд. Хрипы радио резко затихают. Мы резко замираем по твоей инициативе. Я слышу проникающий внутрь меня громкий треск горящего дерева, я чувствую жар на открытых участках своей кожи, я чувствую страх, рождающийся где-то внутри от прямого немигающего взгляда ледяных глаз напротив. Огонь отражается в черных точках зрачков, но лед не тает. Я замираю без движения, не имея возможности шелохнуться, пока твои руки крепко обхватывают мои плечи. Я знаю, что сейчас случится, не знаю лишь, каким именно образом. Я знаю, что руки, держащие меня за плечи - вовсе не принадлежат ему. Я знаю, что мой дом не гниет, я знаю, что этот танец был внутри меня, я знаю, что этот огонь невозможно увидеть глазами, я знаю, что я одна в этой комнате. На моих руках под рукавами плаща появляются багровые отметины ожогов неизвестного происхождения. Я чувствую, как жар охватывает мое тело, подбираясь к полам плаща, сжирая его рыжими языками. Я открываю глаза и вижу две ледяные бездны, я вижу твое лицо. Я чувствую твои руки, крепко сжимающие мои плечи. Я стою неподвижно, вглядываясь в твои глаза, я стою не в силах пошелохнуться, я чувствую неощутимое давление с твоей стороны, я чувствую, что ты готов сделать шаг вперед, но я стою неподвижно, не позволяя себе отпустить себя полностью. Я смотрю в твои глаза, когда вижу несуществующую кафельную стену ванной. Я смотрю в твои глаза, пока чувствую, что вода обволакивает мое тело, соприкасаясь с кожей, вбирая в себя незаметные струйки из багровых отметин на моих предплечьях. Я чувствую, как напрягаются вены на моей шее, как напрягаются все суставы и сосуды. Я смотрю в твои глаза, видя в них лишь отражение пожара, отражение объятого языками пламени города. Я вижу, как Спейс Нидл с громким треском и скрежетом, подобно рушащимся, словно конструктор, небоскребам, ломается пополам где-то на высоте, когда огонь добирается до ее пика. Я вижу, как горят брошенные людьми впопыхах дома. Я вижу, как пустой город горит. Я снова вернулась в него. Я снова вернулась в начало. Я больше не чувствую тяжести своего тела. Я понимаю, что дело вовсе не в тебе. Дело во мне. Дело в том, что мешает мне принять сторону большинства. Ты крепко держишь мои плечи, пока мои ладони сжимают ткань одежды на твоей груди. Ты делаешь шаг вперед, пока я смотрю в твои глаза. Ты делаешь шаг вперед, и я падаю назад вместе с тобой. Взорвавшееся снопом искр пламя за моей спиной тут же охватывает упавшее в него тело. Стрелки на часах снова оживают. Веки тяжелеют, и размытое изображение белых пятен ванной рассеивается. Мой труп с тихим бульканьем выпускаемого из синих губ воздуха опускается под воду...