***
Микки морщится и поднимается с постели. Ноги дрожат, в заднице саднит. Йен спит, сбившаяся простыня едва прикрывает пах. Микки изо всех сил сдерживается, чтобы не обрисовать большим пальцем точеные скулы. Он готов спорить, никого красивее этого ублюдка не сыскать. Милкович подхватывает с тумбы пачку сигарет и бесшумно выходит из спальни. Спускается на первый этаж и мимо Фрэнка, храпящего на диване, выходит на крыльцо. Ночной осенний ветер бьет по лицу. Микки отворачивается, прячет огонек зажигалки в ладонях и прикуривает только с третьего раза. Выдыхает. Пытается расслабить напряженные плечи. Нихрена. Устало опускается на ступеньки, трет виски. Никотин не приносит желанного облегчения, а он, чёрт возьми, так надеялся. Воспаленный разум закипает. В башке резонирует: Йенйенйенйен. Как это, блять, по-пидорски, думает Микки. Думает, что еще более пидорестичным его может сделать только жалость к себе. Хорошо, что Милковичам неведомо это дерьмо.***
- Йен, епта! - А? - Хуй на! Я тебя спрашиваю, че это еще за херня? Микки колотит от ярости. Мысленно он уже просчитал траекторию полета о стену мобильного Йена, который судорожно стискивает в руке. - Это мой телефон, - безразлично бросает рыжий, не подняв головы от своего завтрака. Дэбби и Лип, сидящие за столом рядом, переглядываются. - Повыебывайся мне еще, умник сраный. Ты куда это, сука, намылился, а? И компания, вижу, подходящая нашлась. Моника, блять?! Йен вскидывает голову. Его затравленный взгляд встречается с взбешенным Милковича, отчего тот давится потоком ругательств, готовых сорваться с языка. Микки сейчас просто, блять, невыносимо тошно от себя и этой болезненной зависимости. - Моника?! - высокий голос Дэбби разбивает повисшую тишину. - Какого хуя ты копался в моем телефоне? - Йен отмирает. Сжимает кулаки и стискивает зубы, по лицу ходят желваки. - Да мне даже копаться, еб твою мать, не пришлось, конспиратор хуев! Микки бесится и швыряет ненавистный гаджет на стол перед Йеном. Телефон беспрепятственно катится по столешнице мимо своего обладателя и с грохотом падает на пол. Рыжеголовый не двигается с места. Да похуй. Милкович разворачивается и уходит. Но успевает услышать, как старший Галлагер, глаза которого вылупились сейчас больше обычного, спрашивает: - Серьезно, чувак? Моника? И давно? Микки подхватывает куртку и в спешке покидает дом. Он не хочет знать ответ Йена и пытается сглотнуть комок в горле, который мешает дышать.***
Микки чувствует, как кровать позади него прогибается под чужим весом, а в шею утыкается холодный нос. Микки узнает этот нос из тысячи. - Из-за твоего блядского запаха меня как суку тащит, - шепот. На лице Милковича расплывается сонная самодовольная усмешка. - Захлопнись и лезь под одеяло. Хули ты так наморозился на улице, идиота кусок, - ворчит Микки и мысленно материт себя за чертову заботу о рыжем, от которой никуда не деться. Йен плотно жмется грудью к его спине, запускает руку под одеяло и кладет на пах через боксеры. Микки шумно выдыхает сквозь стиснутые зубы и чувствует, как в бешеном ритме колотится сердце его Галлагера. Мокрый язык проходится по мочке правого уха, отчего пальцы поджимаются на ногах. Вдруг: - Отпусти меня, Мик. Микки резко оборачивается к Йену, сталкиваясь носом с его подбородком. - О чем это ты? Глаза, уже привыкшие к темноте, привычно сканируют родное лицо и, конечно, не оставляют незамеченными огромного размера зрачки, сожравшие радужку. Микки рывком садится на кровати, сбрасывая с себя Галлагеровские руки. - Ты где был, мать твою? Йен молчит и глупо улыбается. - Ага, вижу теперь, почему тебя тащит как суку. И мой запах тут не причем. Ярость рвет внутренности. Микки сейчас врежет этому мелкому ублюдку, готов поклясться, что врежет. - Мы расстаемся. Заебало, ясно? Всё это. Заебало, - Йен поднимается с кровати и кричит, а с его лица не сходит идиотская улыбка. Микки отстраненно думает, что эти вопли наверняка разбудили Евгения и Светлану. Милкович встает следом и только сейчас замечает, что один рукав рубашки рыжего практически оторван, а футболка под ней чем-то заляпала. Лишь бы не кровью. - Проспись, уебок, а потом поговорим. - Сделай одолжение, отъебись, а? И свою пиздострадальную заботу прихвати. Йен надрывает горло, выплевывая язвительные слова, машет руками как припадочный, и это настолько бесит Микки, что прежде, чем он успевает понять, что вообще творит, в два шага сокращает расстояние между ними и со всей накопившейся дури дает говнюку в челюсть. Словно в замедленной съемке Микки видит, как рыжая башка запрокидывается назад, а уже мгновение спустя они оба катаются по полу, колошматя друг друга и матерясь разбитыми губами. В комнату с русскими воплями врывается Света, с ходу пройдясь битой по хребтине мужа, что очень эффектно сбивает спесь с Милковича. Он откатывается в сторону, сплевывает кровь. И только чертовому Галлагера хоть бы хны. Он поднимается и уходит. И не оглядывается.***
Евгений беззубо улыбается, на что Микки лишь закатывает глаза. - Весело тебе, засранец. Такой мелкий, а сколько говна. Сопляк словно понимает, о чем речь, и заливисто смеется. Горе-папаша не успевает вовремя затолкать непрошеную улыбку назад и звучно расстёгивает липучки на обгаженном сыном памперсе. - Ну вот, здоровяк, не так уж и сложно, да? А твоя блядская мать еще в нас сомневалась. В другой комнате трезвонит мобила, Микки подхватывает ребенка на руки и направляется туда. Неизвестный номер, высветившийся на дисплее, заставляет помедлить пару секунд. Вряд ли кто-то из благих побуждений намерен поболтать с ним. Все, кого Милкович хоть мало-мальски считает значимыми в своей жизни людьми, от которых не станет (теоретически) ожидать подвоха, забиты в телефонной книге. Это у рыжего мобильный может разрываться от звонков всяких незнакомых даже ему пидоров, а если такое происходит с Милковичем, то человек на другом конце провода скорее всего хочет его пристрелить. - Да? - рявкает в трубку Микки, уже готовый дать отпор. - Привет, хуйло. - Мэнди?! Блять, Мэнди, сука ты такая! - Я тоже рада тебя слышать, братишка, - Микки по голосу слышит, что она улыбается. Милкович не верит своим ушам, он адски рад. Кажется, на пару мгновений даже дышать становится легче. - Боже, где тебя черти носят? Столько времени ни слуху, ни духу! Я уж думал, валяешься в какой-нибудь сраной канаве с пробитой твоим черномазым хером башкой. - Не дождешься, мудила. Да какого черта, он скучает по ней! По ее гребанной поддержке и комфорту от присутствия родного человека рядом. - Все толчки на Среднем Западе отдраила? - Неа, оставила тебе парочку. А когда пообещала боссу твою задницу, он даже повысил меня до официантки. - Пошла ты, сучка. Евгений возится на руках у Микки, недовольно кряхтя от недостатка внимания. - Это мелкий у тебя там? Поцелуй его за меня. - Ага, ща, разбежался. Зажав трубку между ухом и плечом, Микки укладывает сына в кроватку, засунув в рот пустышку. Сам опускается на диван и устало трет переносицу. - У тебя ведь все путем там, да? - первоначальная эйфория от звонка прошла, оставляя после себя натянутые струнами нервы. - Справляюсь. Ты же знаешь, я не пропаду, - Мэнди замялась. - Как ты, Мик? Конечно, она поняла. Мэнди - его семья. Лучше нее его знает только Йен. - Да хуй поймешь, Мэндс. Это совсем не то, что Микки собирался сказать. Слова вылетели быстрее, чем он успел их обдумать. Он вовсе не хочет жаловаться на судьбу или еще какое дерьмо. Просто этот голос и чертова неприкрытая забота, что сквозили в нем, расковыривали дыру в грудной клетке. В конце концов, он ведь тоже, блять, не железный. - Йен? - Йен. Вот так просто и вот так сложно одновременно. Три буквы, которые переворачивают все нутро, подкидывают в небо, а потом швыряют камнем о землю. - Расскажешь? - сестра не настаивает, просто спрашивает, давая свободу выбора. Как там? Америка - страна возможностей? - Он хочет уехать с Моникой. Все, блядь такая, распланировал уже. Втайне от меня, прикинь. Как он эту суку шизоидную отыскал вообще? Пару лет назад он прибежал ко мне, наматывая сопли на кулак из-за того, что его пизданутая мамаша вернулась. А сейчас от меня к ней съебывает! Какая ирония судьбы, а, Мэнди? Микки знает, что его несет. Но остановиться уже не может. Да и не хочет. - Бля, не знаю. Я заебался. Хочется гребанную передышку, мысли в кучу собрать. Я просто физически не успеваю, блять, подстроиться под галлагеровские бесконечные ебанутые пиздецы. Микки затыкается и в следующее же мгновение горько жалеет, что вообще открыл рот. Мэнди была права тогда - он тряпка. - Извиняй, чувак, сегодня слюнявчик оставила в другой униформе, - вот что слышит Микки в ответ на свои пиздострадания. Улыбка расползается по лицу. - Ну и как? Высказался? Полегчало? - насмешливо интересуется Мэнди. - А теперь пораскинь своими скудными мозгами и может поймешь для чего Йену понадобилось искать Монику. Микки чувствует себя так, словно словил оплеуху. Довольно отрезвляюще. - Короче, мне пора, опаздываю на смену. Пока, придурок. И береги себя. Прежде, чем Милкович успевает ответить, сестра отключается.***
Когда у Микки заканчиваются сигареты, ему приходится выйти из дома. Не то, чтобы он намеренно избегал этого, но шанс встретить на улице кого-то из йеновых родственничков был слишком велик. Просто чертовы Галлагеры плодятся как тараканы. Микки до сих пор удивляется, что смог запомнить их всех по именам. И когда он нагибается, чтобы подхватить с нижней полки упаковку дешевого пива, то ясно понимает, что сегодня явно не его день (как и вся жизнь, видимо, тоже), потому что прямо напротив него стоит Фиона, которую дрянное люминесцентное освещение супермаркета делает просто мертвецки бледной. - Привет. - Ага, и тебе, - Микки не в настроение трепаться и, поудобнее перехватив пиво, двигает вдоль стеллажей к кассе. Впрочем, настырная сучка не отстает. - Ну и хрен ли ты хочешь? – раздраженно ворчит Милкович, выгребая из карманов мелочь и расплачиваясь. - Ты должен с ним помириться. - Схуяли-загуляли, он порвал со мной. - И? Будто в первый раз. Брось, Микки. Ты же знаешь, это не всерьез. Фиона выходит вслед за ним из магазина и плотнее запахивает куртку, ежась от холода. - Ты че, проводить меня решила? Иди нянчись со своим детсадом, а я как-нибудь сам разберусь, окей? - Не будь говнюком. Он скучает. - Да неужели? – Микки горько усмехается и подкуривает сигарету, сразу глубоко затягиваясь. - Именно так. И ты это знаешь. Поговори с ним, ты нужен ему. Они стоят посреди полупустой парковки, прожигая друг друга взглядом, непонимающие и противоречащие, но солидарные в своей ненависти к болезни. - Слушай, Фиона, всё будет путем, ладно? Не забивай голову. Она молчит некоторое время, потом просто кивает (Микки на мгновение кажется, что с благодарностью) и уходит, не купив даже долбанной жвачки. Микки вздыхает устало. Блядские Галлагеры.***
С первого раза ему не удается попасть камешком по стеклу. Хотя если быть честным, вторая попытка тоже не венчается успехом. А все потому, что в сраной Галлагерской халупе такие нелепые малюсенькие оконца. Ну может еще из-за тех шести банок пива, которые Микки прикончил полчаса тому назад. Но в основном, конечно, потому что его парень живет в каком-то идиотском скворечнике, мать-его-перемать. Милкович снова подбирает камешек с земли и замахивается. В этот раз ему везет, и снаряд попадает точно в цель. Стекло жалобно звякает, и всё снова становится тихо. В какой-то степени это даже романтично, пьяно думает он. Ночь, звезды, Микки под окном своего возлюбленного. Совсем как в "Ромео и Джульетта", ну или как там называется это дерьмо? Наконец, рама со скрипом поднимается, и из темноты показывается заспанный лохматый рыжий. - Хули ты тут забыл? Да, над романтикой их паре еще нужно поработать. - "Но что за блеск я вижу на балконе? Там брезжит свет. Джульетта, ты как день!" Йен комично застывает с открытым ртом. А Микки в ответ охуевше пялится на него, потому что и сам был не в курсе, откуда эта срань взялась в его голове. А когда любимые губы растягиваются в широкой улыбке, Микки бы поклялся (знай он это), что соседка-луна от зависти сгрызла себе локти, прям как у Шекспира.* Милкович уже собирается сказать какую-нибудь типичную для себя хрень и разрушить момент, как вдруг окно закрывается. Паника почти успевает затопить его, когда задняя дверь отворяется, и рыжеволосое недоразумение в одной, блядь, майке выскакивает на улицу. - Совсем ебанулся? Холодно же, идиот! - Ты бухой, да? - Йен смеется, жмется к нему, запуская голые руки под куртку и утыкаясь ледяным носом куда-то в ухо. Микки стискивает говнюка в объятьях, кутает сильнее и слепо тычется губами в висок. - Пошел ты, - беззлобно. - Я подыхаю без тебя, Мик, - легко говорит Йен, словно погоду обсуждает, словно это фигня какая незначительная. А саус-сайдский гопник захлебывается воздухом, смаргивает идиотскую влагу с ресниц и дуреет, дуреет от чокнутого Галлагера покрепче, чем от любого алкоголя. Йен лезет целоваться, прикосновение губ о губы срывает у обоих синхронный стон. Они кусаются и слюнявят друг друга, стукаются зубами, улыбаются сквозь поцелуй и откровенно кайфуют от происходящего. Микки кажется, что звезды с неба сыпятся ему на макушку, когда рыжий толкает его к обшарпанной стене дома, а сам опускается перед ним на колени. Запоздало понимает, что, кроме майки и семейников, этот идиот не позаботился больше ничего на себя напялить, чертыхается и, рывком поставив на ноги, нетерпеливо тащит Йена в дом. Разумеется, и здесь им ничего не светит. На кухне Фиона и Ви хлещут пиво, обсуждая своих мужиков. Телек в гостиной орет на максимальной громкости - Лиам смотрит "Ходячих мертвецов". Йен виновато пожимает плечами, посылая Микки легкую улыбку, и за руку тянет наверх. Милкович вцепляется в эту руку как в спасательный круг, крепче стискивает длинные пальцы и изо всех сил пихает обратно внутрь себя пузырящееся глупое чувство, что рвет вены и выгрызает путь наружу. Им остается всего пару шагов до заветной двери, когда на их пути появляется Лип. - Привет, задроты. - Здаров, ботан, - отчего-то Микки совсем не обидно и не обломно, даже не возникает желания начистить кудрявому его самодовольную физиономию. - Когда это вы двое успели, блять, подружиться? – беззлобно ворчит Йен, пряча от брата стояк. Непрошеную мысль о том, что он на своем месте, внезапно возникшую в голове, Микки пробует на вкус, смакует пару секунд, аккуратно добавляет в копилку к остальным и прячет глубоко внутри, скрывая от чужих глаз. Это только его. Его и его рыжего. А с несогласными у Милковичей разговор короткий. * отрывок из монолога Ромео (акт второй, сцена вторая) "Им по незнанью эта боль смешна. Но что за блеск я вижу на балконе? Там брезжит свет. Джульетта, ты как день! Стань у окна, убей луну соседством; Она и так от зависти больна, Что ты ее затмила белизною." (Уильям Шекспир "Ромео и Джульетта")