Похорони меня в красном

      Эдли открыла глаза, и со всех сторон ее обступила непроглядная темень. Она пару раз зажмурила глаза, чтобы увидеть хоть что-то, встряхнула головой так, что пепельные спутавшиеся волосы рассыпались по плечам, села на кровати и стала испуганно озираться по сторонам, словно ожидая увидеть чудовище, которое вылезло из-под кровати на ночь и сейчас судорожно искало убежище.       Девушка нащупала ногами истрепавшиеся тапочки и спотыкаясь пошаркала к окну. В стекло били голые ветки деревьев, раскачиваемые ветром. Они словно просились войти внутрь, и, кажется, даже к ним Эдли испытывала жалость. Что-то внутри девушки сжалось и не давало ей вздохнуть.       Эдли открыла окно пошире и вскарабкалась на подоконник. И нет, она вовсе не собиралась грустить, глядя в окно, наоборот, она села к нему спиной и испытующим взглядом уставилась на дверь. Незнание убивало, но страх какое-то время был сильнее, он как будто висел тяжелым грузом у Эдли за спиной и не давал ей сомкнуть глаз, хотя и требовал, с другой стороны, глубокого сна хотя бы и прямо там, на подоконнике.       Девушка спрыгнула с окна и направилась к выходу из комнаты, оставив тапочки под батареей, чтобы в квартире не было слышно ее шагов.       В коридоре было особенно темно из-за отсутствия окон. Из комнаты родителей доносился протяжный храп, на кухне кот похрустывал сухим кормом, а в ванной капал кран, как будто специально нагнетая обстановку. Только из-за одной двери не доносилось ни звука. Эдли замерла около нее. Воспоминания пронеслись перед глазами девушки, они все были такие красочные и веселые, все связанные с этой комнатой и детством. Только самое последнее и, увы, самое ужасное, как двадцать пятый кадр, застыло в сознании девушки: крики, распахнутая дверь, звук удаляющихся шагов. Слезы.       Сердце Эдли бешено колотилось, однако это ощущение уже давно стало привычным. Девушка опустила ручку и потянула на себя. Дверь скрипнула.       Эта комната… Она была такая красивая, такая уютная, залитая лунным светом. Но все отравлял горький запах, который вот уже месяц как наполнял ее. Никто так и не понял, откуда он исходит.       Около окна стояла кровать. На первый взгляд казалось, что она пуста из-за огромного количества подушек и одеял на ней, но присутствие человека, а именно девушки, выдавали едва заметные русые волосы, тонкими прядями лежавшие на шитых подушках. - Эмили? – Эдли сама не узнала свой голос, настолько подавленно он звучал. – Эми? Ты спишь? Конечно, она знала, что сестра не спит. Девушка сделала несколько шагов в сторону кровати и лишь только убедилась в этом. Сестра смотрела в окно пустыми, болезненными глазами. Такая худая, такая бледная. - Дверь закрой, – глухо произнесла Эмили, даже не смотря в сторону Эдли. Та не посмела ослушаться, но вернулась к кровати сестры сразу же и медленно опустилась на уголок одеяла, взяв Эмили за руку. У нее были ужасные руки, с худыми запястьями, тонкими-тонкими пальцами и синими полосами на ногтях. Они вовсе не казались Эдли изящными или утонченными, но только потому, что она помнила, какими они были раньше. - Почему ты отказалась, Эмили? Почему ты сдалась?! Тишина. - Почему. Ты. Сдалась?! – речь Эдли была отрывистой, она чеканила слова, стараясь удержать слезы, хотя в ее голосе с каждым словом все яснее звучали металлические слезливые нотки. Эмили не отводила взгляд от окна. - Я же все равно умру, и ты это знаешь. Я хочу лежать в гробу похожей на человека, если онкология оставит мне шанс на это, конечно. Я не желаю, чтобы меня запомнили тенью, сущностью, с исколотыми венами и печатью химиотерапии на лице. Я не вижу смысла цепляться за жизнь, ведь то, чем я больна, не оставляет выбора. Мы все это понимаем.       Эмили не плакала. Единственным чувством, что она испытывала, была усталость. Усталость, которая поселилась в некогда еще здоровом теле и не собиралась покидать его до конца, приближая последний день девушки, оставляя родственникам только наблюдать, как с каждым мгновением темнеют ее синяки под глазами, как впадают щеки, как тускнеют пшеничные волосы, которые больше никогда не будут блестеть и виться, как прежде. - Что я могу сделать, Эмили? – Эдли рыдала за двоих. - Не дай им одеть меня в черное, Эдли. Похорони меня в красном.