Сюрприз

Вечер накрыл город, лениво наползая на дома, окутывая их своим тёмным полотном, заставляя людей зажигать лампы, камины, свечи. Закат был слишком прекрасен, а ветер по улицам разгуливал настолько холодный, что каждому человеку требовался свой уголочек тёплого уюта. Каждый впитывал в себя это бархатистое, светлое тепло, пусть даже исходящее и не от свечей, но хотя бы от близкого человека. Это было нужно, жизненно необходимо даже тем, кто не выходил из дома дальше собственного балкона. — Ло, хватит там возиться, тебя только за смертью посылать, — мужчина поворачивается к двери спиной, чуть перегибается через перила балкона, делает глубокую затяжку и выпускает дым куда-то вниз, чуть покачивая руками, — Мне тут скучно и холодно. Знаешь, пропади пропадом твои затеи и сюрпризы! Больше не хочу о них слышать ни слова. Человек осекся. Неожиданно на его бёдра властно легли тёплые ладони; он вздрогнул всем телом и выпустил окурок. — Моран, что б тебя! Если на меня подадут в суд за то, что я курил и бросал сигареты кому-то на голову, то я всю вину свалю на тебя, понял? Моран довольно заурчал, явно обрадованный произведенным эффектом. Он наклонился вперёд, не давая Ямину выпрямиться и целуя того в мочку уха. — Если ты вдруг перестанешь обвинять меня во всех смертных грехах, то я решу, что тебя подменили, — певец соскальзывает руками вверх, по бокам мужчины, касаясь губами его шеи и обхватывая торс руками. — Будешь поливать меня святой водой? — Ямин ретиво вскинул подбородок, прикусывая губу и с трудом, но всё же выворачиваясь из цепких рук. — Я замёрз. Пойдём, долой этот балкон с его холодом. — Ты бы ещё в январе вышел сюда без рубашки и удивлялся, отчего тебе так холодно, — фыркает Лоран, нехотя следуя за Дибом. Тот юрко уворачивается ото всех касаний кроме тех, что ему по душе, но Со прекрасно понимает, что нынче вечером он этого так не оставит. — Уже почти май, Солаль, а мы во Франции, на её юге, если ты запамятовал. Так что замёрз я не потому, что вышел без рубашки, а потому, что ты тут, кажется, Тадж-Махал строил, а не вино заказывал. Мужчина усмехнулся колкому сарказму. За столько месяцев он ни разу не повторился в своих ироничных замечаниях - истинный талант. — Будешь много ворчать — рано состаришься... — Мне уже сорок восемь. — Вот именно. — А тебе пятьдесят один. — И я о том же. Не торопи события, тебе ещё повзрослеть нужно. А вот доживёшь до моих преклонных и мудрых лет - тогда и о старости можно говорить. Моран вскидывает бровь, глядя на закатывающего глаза любовника. Он подталкивает его к кровати и протягивает заранее приготовленный бокал с вином - не зря же он, и впрямь, столько торчал в номере! За это время он успел выбрать вино, дождаться, пока его донесут до номера, разлить его по бокалам, поставить оба на тумбу с левой стороны от кровати, ближе к балконной двери... — Споить решил? Меня, дитя твое неразумное!.. — театральный вздох сопровождался таким показушным, наигранным взглядом, искры в котором плясали не хуже бликов на глади вина. — Не только споить, - Солаль с виноватым выражением лица покачал головой, мягко забирая у Диба так и не тронутый бокал. Тот попробовал запротестовать, но тщетно - медленно, даже слишком, сосуд был возвращен на положенное место. Мужчина поднимается и отходит, доставая телефон из внутреннего кармана пиджака. Найдя в нем то, что искал, Солаль опускает телефон на пол и отходит от него на пару шагов вбок. По комнате пенистой волной разливается плавная музыка. Ребром ладони он медленно, плавно проводит по своему лицу, будто бы деля его на две части. Запрокидывает голову, так же скользя ладонью по шее, по кадыку, чуть подрагивающему от движений мышц. Рука спускается всё ниже, пальцы скользят по вороту пиджака. Тут же кисть отходит чуть в сторону, и тыльная часть её скользит по боку тела, а вторая медленно, почти незаметно для единственного зрителя расстёгивает пуговицы пиджака, благо поддаются они легко. Лоран возвращает голову в удобное положение, с наглой улыбкой глядя на Ямина. Он прикусывает губы, резко распахивая пиджак в такт музыке, где-то внутри искренне млея от того, как красноречиво меняется выражение лица его любовника. На каблуках он разворачивается к нему спиной, едва двигая бёдрами из стороны в сторону и спуская с плеч пиджак, позволяя тому упасть на пол. Чуть отталкивает его в сторону носком ботинка. Теперь дело за рубашкой. Так и стоя спиной к воображаемому залу, теперь двигая не только бёдрами, но и плечами, он расстёгивает рубашку. Медленно, со вкусом, будто бы стараясь растянуть для себя это удовольствие. Рубашка, как и пиджак до этого, спадает с его плеч, задерживаясь лишь на запястьях, манжеты которых Моран расстёгивает зубами настолько ловко, будто всю жизнь только так и делал. Мужчина откидывает, наконец, и рубашку, разворачивается к Дибу лицом, двигаясь теперь всем телом, чуть изгибаясь в пояснице, двигая бёдрами, облизывая губы. — Знаешь, Моран… А я вот не знаю, что было бы лучше: позволить тебе меня споить или вот это, — Ямин выразительно поднимает брови, непроизвольно вслед за Лораном облизывая губы и протягивая к нему руки, когда тот подходит ближе. — Думаю, это по всем пунктам лучше. Кто же тебе кроме меня согласится станцевать приват с разрешением прикосновений, м? — Солаль раздвигает ноги мужчины, по-хозяйски помещая между ними свое колено, а руки Ямина определяя на свою поясницу. — Боюсь, что никто... А обидно, вообще-то! — хмыкает француз, игриво улыбаясь и отодвигаясь от явно не просто так склонившегося над ним Ло. — Ты договоришься у меня, мсье Диб! — он с силой упирается ладонями в плечи француза, заставляя того лечь на спину, а сам садится на его бёдра, нависая сверху и крепко придавливая к постели. — Сможешь заткнуть меня? — Сомневаешься? — Предлагаю. Ямин понимает, насколько зря он произнес эти слова, когда Солаль резко встаёт, отходит куда-то назад, выключает поставленную на циклическое воспроизведение песню и возвращается. Вот только тепла в его жестах и глазах Диб больше не чувствует, зато слышит глухой звук столкнувшихся с полом коленей, а после, буквально через секунду, его тянут на себя, цепляясь тёплыми пальцами за пояс его домашних брюк. — Не смогу, говоришь. Посмотрим, — почти урчит Лоран, пальцами простукивая рёбра француза, от чего тот сотрясается в тихом смехе. Но как только шутливые прикосновения пальцев сменились на чуть царапающее ощущение соприкосновения с щетиной где-то над самой кромкой брюк, воздух словно бы силой выбили из легких Диба; неприятные чувства то и дело контрастно сменялись ощущением на коже мягких губ, зацеловывающих раздражённые места. Он замер, напрягаясь. — Моран, ты сумасшедший! Понятно тебе?.. - неразборчиво выпалил мужчина на выдохе. "Сумасшедший" жарко, чувственно выдыхает, обжигая горячим дыханием своему любовнику живот и пупок; целует, вызывая такие приятные к созерцанию рефлекторные сокращения мышц его живота. — Молчи, — влажно проговаривает в кожу, больше мажа по ней губами, нежели целуя. Цепляется за брюки пальцами сильнее, стаскивая их вниз, но не снимая, а лишь открывая себе больший простор для действий. Лоран скользит по животу Ямина мягкими поцелуями, то и дело перемежая их укусами или нежным прихватыванием кожи губами. Ладонями он вновь описывает контур его боков, поднимаясь ими к груди, упираясь в неё, стараясь удержать неусидчивого любовника на месте. — Не шевелись и молчи, разве я многого прошу? — едва слышно шепчет мужчина, неохотно отрываясь от своего занятия. Ло с удовольствием прорисовывает, проставляет, словно печати, дорожки из поцелуев от пупка к завязке брюк, а после - по их контуру, слева направо, подступаясь к татуировке, которая всегда вызывала немало эмоций в самом Лоране. Стоило вспомнить о ней, как по лицу расплывалась довольная улыбка, и хотелось скорее к черту содрать одежду Диба, прижаться к этому дымку губами. Именно сейчас это было бы вполне уместно, чем расчётливый Со и не побрезговал. Он чуть касается тёмного контура рисунка, выдыхая на него, словно бы стараясь согреть или раздуть как крохотную искру, отчего Диб начинает скрести пальцами по покрывалу, всё же прислушиваясь к просьбе "не шевелиться и молчать". Морану же только это и нужно. Он облизывает губы, спуская одну руку с груди любовника вниз, пальцем очерчивает контур яркого рисунка, который бы уже не спутал ни с одним другим, будь он даже до малейшей черты похож на этот. Припадает губами, жадно втягивая кожу, оставляя тёмные следы, что вряд ли поступят сквозь чернила, но сделают контуры куда ярче. Ямин выгибается в пояснице, округляя грудь почти до колеса, судорожно выдыхает, одновременно испытывая дикое желание отодвинуться от Лорана подальше и заставить его никогда не прекращать начатого. Видимо, из поведения любовника Со улавливает именно второй вариант развития событий, проходясь кончиком языка по рисунку татуировки, а после слизывая нарисованные им же линии и окончательно стаскивая с Диба брюки. Опускаясь ниже, от ярких контуров — к паху, прочерчивая витиеватую дорожку кончиком языка... — Моран, да чтоб тебя.. — выдыхает мужчина, уже не успевая вновь глотнуть воздуха. Ло мягко обхватывает его налившийся член у основания, неспешно принимаясь водить по нему ладонью вверх-вниз, внимательно наблюдая за реакцией. Мужчина остался доволен: француз кусал губы, явно борясь с желанием что-нибудь изречь, объяснить этому глупому Морану, что не нужно... Что это, по крайней мере, нечестный способ заставлять его молчать! Но кому какое дело. Он опускается поцелуями на бёдра мужчины, уверенно ставя на нём свои метки; затем еще ниже, с интересом изучая внутреннюю сторону его бедра языком, только потом вновь возвращаясь к паху. Лоран прижимается губами к основанию члена, оставляя влажный след. Поднимается вверх, уже не целуя, а мокро мажа по тонкой коже, заставляя мужчину вновь и вновь чуть содрогаться и терзать пальцами плотное прокрывало. Ямин сидел молча, но просто-напросто потому, что не имел возможности произносить слова. А ведь это только начало. — Мне остановиться? — спокойно произносит Ло, выдыхая каждое слово на раздражённую от возбуждения и недостатка внимания головку, подняв пронизывающий взгляд к лицу любовника. — Нет, — тяжело отвечает Ямин, закашлявшись и нетерпеливо толкнувшись в зажатую ладонь. Скользнув по находящимся в опасной близости губам он более чем красноречиво дал исчерпывающий ответ на этот вопрос, тем более, что Моран в оном и не нуждался. Он слизал размазанную по губам вязкую смазку, обхватил губами головку, едва насаживаясь на член и прислушиваясь к сдавленному то ли вздоху, то ли стону. Чуть сощурившись, улыбаясь глазами, он удовлетворённо пропустил член глубже, опускаясь на него, пальцами впиваясь в бёдра Ямина, словно бы придерживая и себя, и его. Солаль как никто другой знал, что нравится этому мужчине. Дело было не только в годах, проведённых пусть и тайно, но вместе, нет. Все крылось в какой-то странной совместимости друг с другом. Странно, конечно, но такая мысль пришла Лорану ещё тогда, очень давно, при одной из первых их встреч, когда он точно понял, что хочет этого человека себе, хочет всего без остатка; хочет, чтобы он был только его, со всеми его глупостями и горестями, что лезут в голову этому улыбчивому французу, с его горбатым носом и тонкими губами, с сильными пальцами и манией курить так, словно бы все фабрики мира по производству табака работают именно на него. Ещё тогда он понял, что сделает всё, чтобы просыпаться рядом с ним, слушать его сонное сопение. Понял, что только его стоны он хочет ощущать всем телом ночью, что только его жар может согревать. А в их первую совместную ночь, почти через год после встречи, он вдруг вспомнил об этих мыслях, позволяя оценить всю идеальность поворотов судьбы и с физической стороны дела. И не ошибся. Этот человек был идеален, словно бы статуя греческого бога, выполненная под индивидуальный заказ. Пальцы Морана идеально ложились на его шею, почти не оставляя синяков; губы целовали так, что говорить было больно, но все равно хотелось продолжать вечно. Всё было в Ямине Дибе сотворено именно для Лорана, абсолютно всё. И сейчас он вновь столкнулся с подтверждением своих первоначальных мыслей. Он умело расслабляет горло, пропуская член любовника так глубоко, как может, а после сжимает его, заставляя себя сглотнуть, отчего Диб перекидывает руки с истерзанного покрывала к голове Лорана, впиваясь пальцами в его волосы, путаясь в них, натягивая так кстати отросшие пряди. Выпустив ствол Ямина изо рта, проходится по нему кончиком языка, очерчивая контур головки и узор широких набухших вен, он словно бы гуляет языком по твёрдому члену любовника, когда тот тянет его за волосы, вызывая приятное урчание одобрения такого ярого нетерпения. В этот раз Лоран словно бы наделся ртом на член Диба, позволяя тому свободно проходить в глотку, и лишь при полном проникновение он напрягал стенки горла, зажимая его в себе. Руками он самозабвенно скользил по прессу мужчины, то и дело соскальзывая пальцами по контурам напрягшегося рельефа. Он отдал полную власть над собой в руки этого человека ещё тогда, в их первую ночь, и до сих пор ничего не изменилось. Ямин свободно двигался, чуть притягивая к себе мужчину и буквально вбиваясь в его горло, будучи не в силах сдерживать себя. Теперь он уже не мог не шевелиться и молчать: француз громко стонал, то и дело выдыхая имя своего любовника, всё крепче и крепче впиваясь пальцами в его волосы, отчего у последнего однозначно будет весь вечер болеть кожа на голове, что, впрочем, сейчас было не так важно. Невозможно думать о чьем-либо будущем, когда он, Моран, так открыт и податлив, он хочет Ямина, хочет его всего! Диб будет не Дибом, если, выворачиваясь из его рук целый день, к вечеру не отдаст всего себя Лорану, который теперь поглаживает его бёдра, давая тот самый необыкновенный контраст с жёстким входом в глотку, который и нужен был для пика. Француз делает ещё несколько движений, замирая и выгибаясь в звучном стоне, выплёскиваясь в глотку Лорану, всё ещё крепко цепляясь за его волосы. — Ты чёртов идиот, — чуть отдышавшись произносит Ямин, отпуская Ло, чуть приподнимаясь и притягивая мужчину к себе, который что-то протестующее мычит, чуть хмурясь и облизывая губы, — а ещё ты проиграл. — Разве? — удивлённо переспрашивает Солаль, вытирая пальцами уголки рта и глубоко облизывая пальцы. — Я не молчал. — Но ты и не нес всякую дрянь, согласись. — И это ещё меня ты называешь лисом? — Лоран кивает с коротким, хриплым смешком. Он нависает над любовником, целуя его, невольно делясь остатками вкуса его же семени. Ямин же ведёт ладонью по спине Морана, соскальзывая сначала на бедро, а после и вовсе перемещаясь на пах, не разрывая поцелуя, когда в дверь слышаться противный, однообразный, звякающий стук. — Знаешь, а ведь я совсем забыл про свой сюрприз, — Ло отстраняется, опираясь на вытянутые руки. —А это был не сюрприз? — Со кивнул, уже поднимаясь с постели, но его тут же поймали за руку, вновь притягивая к себе, целуя и хмыкая; Ямин тихо и чуть-чуть сипло произносит куда-то в сгиб шеи, — Иди, открывай, старый склерозник. Я люблю твои сюрпризы, даже когда это оказываются не они.