Не называй меня деточкой!

      Меня бесит эта Флегма. Бесит, как она по-блядски раздвигает ноги, чтобы все, кто присутствует в комнате, могли видеть бритый лобок под тканью ее полупрозрачных трусиков. Как она расстегивает верхние пуговички на блузке и наклоняется, чтобы все заметили отсутствие на ней бюстгальтера. Я прекрасно знаю, Делакур никогда не изменит Биллу, ведь у них чувства, но почему она ведет себя хуже девушек, торгующих собой на обочине? Каждый вечер мои братья расходятся по комнатам возбужденные и раздраженные. Фреду и Джорджу повезло, они в достаточно близких отношениях, могут сделать друг другу минет, а бедному Ронни приходится дрочить самостоятельно. Должно быть, у него вся правая рука уже в мозолях.       На днях к нам приехал Гарри — единственный нормальный парень в радиусе километра. Хотя, можно ли назвать нормальным шестнадцатилетнего парня, который не знает, что такое эрекция? Мне кажется, он возбуждается, спасая мир, или, может, у него встает на Воландеморта? — Джинни, ты спишь? — тихий шепот Гермионы отвлек меня от моих забавных размышлений. — Не сплю. — И мне не спится. Я все думаю о Флёр. Как ты считаешь, почему она ведет себя так вызывающе? — Вызывающе? Ты хотела сказать, что она ведет себя, как последняя потаскушка? — я улыбнулась тому, как подруга скривилась, услышав нецензурное слово. — Ей просто нравится привлекать внимание. Ведь все мужчины в доме ее хотят. — Даже Мистер Уизли? — изумленно спросила Грейнджер.       Я издала нервный смешок: — Папа целый день на работе, да и тем более, он — старый импотент, и даже если бы захотел возбудиться, без специальных зелий у него ничего бы не вышло. — Джинни!       Мы замолчали. За окном убаюкивающе гудели сверчки, исчезающий месяц еле-еле проглядывался сквозь тучи, а звезд и подавно не было видно. Мои глаза начали слипаться, и только я стала проваливаться в сон, как Гермиона снова заговорила: — А ты бы хотела оказаться на ее месте? Хотела бы, чтобы тебя все хотели? — Учитывая, что ее хотят мои братья — я пожалуй обойдусь, — ухмыльнулась я. — Но вообще, это лестно, наверно. Хотя, такие, как мы, заполучают мужчин немного хитрее, а эта французская шлюшка только и умеет, что выебываться. — Джинни, прекрати выражаться! Еще хоть одно матерное слово, и я надаю тебе по губам! — А может, ты меня еще и отшлепаешь? — подмигнув, предложила я. — Фу ты! Разговаривать даже с тобой не хочу!       На самом деле, Гермиона уже привыкла к моим совсем недетским шуточкам, привыкла к моему взрослению. Остальные обитатели «Норы» все еще считали меня маленькой девочкой, что не может меня не раздражать. Может, именно из-за такого обращения я стала такой дерзкой и саркастичной? Не знаю. Какая разница, из-за чего я такая? Главное — что этого во мне уже не изменить. *** — Джинни, деточка, ты неправильно сворачиваешь салфетки. Дай-ка я тебе покажу.       Мы с Флегмой накрывали на стол к воскресному обеду. Время едва перевалило за полдень, а я уже готова прибить невесту старшего брата. Эта противная француженка просто не может не действовать на нервы. Сегодня за завтраком она стала облизывать пальцы; вроде ничего такого, звучит житейски, почти невинно, но только не тогда, когда за дело берется Флёр Делакур. Ее указательный палец был измазан вишневым джемом, и она принялась водить по нему кончиком своего остренького язычка. Рон не мог оторвать от нее жаждущего взгляда, у него даже еда изо рта посыпалась!       А сейчас Флегма разговаривает со мной, как с трехлетним ребенком, постоянно называя «деточкой». К обеду она уже переоделась в летнее ситцевое платье, поскольку ночью все-таки пролил дождик и погода стояла замечательная — солнце игриво прибирало травинки лучиками, а ветерок гонял пылинки и куриный пух по всему саду, не давая им опуститься на землю. Бюстгальтера на Делакур, как и всегда, не было, поэтому тонкая ткань облегала небольшую грудь Флёр так, что было отчетливо видно стоящие соски. Она, похоже, заводится от взглядов, которые на нее бросают мужчины. Настоящая шлюха.       Возможно, описывая действия этой потаскушки, я забыла упомянуть нечто важное: все, что она делает, возбуждает и меня. Я, как и мои братья, хотела эту дрянь, а единственное, что отличало меня от них — отсутствие стояка. Именно поэтому меня раздражают все ее выходки. У нас разница в возрасте не более пяти лет, но она обращается со мной, как со своей сестричкой Габриель, которой не больше десяти! — Деточка, тебе нехорошо? — заботливый голосок этой бляди слишком сахарный, что ужасно режет слух. — Флёр! Не называй меня деточкой! Это безумно раздражает. — Ути-пути, деточка разозлилась?       Если раньше я думала, что она просто привыкла считать меня маленькой, то сейчас, когда мы наедине, я отчетливо вижу — она просто издевается! Ну, я покажу этой высокомерной шалаве, какая я «деточка»!       Резко опрокинув невесту старшего брата на стол, я отнюдь не нежно сжала ее грудь так, что она всхлипнула. Эти небольшие бугорочки будто созданы для того, чтобы их мять! Наклонившись к лицу француженки, я принялась кусать ее за щеки, нос, подбородок, всасывала кожу на шее и специально избегала губ: шлюх в губы не целуют. Пока моя правая рука мяла, выкручивала ее соски, левая опустилась вниз, к подолу платья. Ну конечно, наша драгоценная Флегма и сегодня не надела трусы, но я с удивлением отмечаю, что она уже мокрая. — Ммм, так тебе это нравится? Нравится грубость? Ты ведешь себя хуже проститутки только потому, что хочешь, чтобы кто-нибудь шикарно оттрахал тебя огромным членом? Прости, у меня члена нет.       Флёр стонала и извивалась от моих прикосновений и слов, а я поспешила доказать, что отсутствие у меня члена совсем не проблема — наличие пальцев и языка даже лучше, для нее уж точно. У нее великолепные ноги, тоненькие, с кожей цвета сгущенки и, наверное, такие же сладкие. Кусаю внутреннюю сторону бедра, чтобы убедиться в этом, а Делакур всхлипывает.       Теперь на этой белой коже будет красоваться красноватый след, подтверждающий, что эта шлюха была моей. Ее запах сводит меня с ума, и только сейчас понимаю, как сильно хотела ее. Не теряя ни секунды, я наклонилась над ее лоном и коснулась языком набухшей горошины. По телу блондинки прошла судорога, передавшаяся мне, и я поспешила сунуть руку себе в шорты. Неопределенное количество старательных движений языком, и французская потаскушка кончила, а я несколькими секундами позже. Мы обе, обессиленные, сползли на пол. *** — Джинни, милая, помоги Флёр одеться, — бросает мать мимоходом. Ей некогда долго говорить — подготовка к свадьбе Билла. Нехотя отрываюсь от книги и плетусь в комнату Флегмы. Слава Мерлину, свадьба уже сегодня, надеюсь, эта сучка не останется жить здесь, и они с Биллом приобретут себе отдельный дом. Видеть ее не могу! — О, ты пришла помочь мне застегнуть платье, деточка? — спокойно осведомилась без пяти минут новая Уизли, не отворачиваясь от зеркала. — Не называй меня деточкой! — А то что? — ее озорной тон не мог не порадовать меня. Лицо француженки оставалось серьезным, но в глазах танцевали озорные пикси, и что-то мне подсказывало, что моя шлюшка останется моей даже после свадьбы.