Рекурсия из альтернатив

Я точно помнил, что в один момент сон просто оборвался, будто кто-то грубо толкнул в спину, ударил по голове, сжал горло и начал дергать за ногу. Проснулся — оказывается, я сам себя и за волосы таскал, и в живот бил. Рядом некому было делать это — тишина и одиночество. «Глупец», — пришло в голову, когда я начал тереть виски и стараться разлепить глаза. В нос врезался запах пороха и пыли. Кажется, я заснул у себя в постели, а теперь находился вовсе не под своим одеялом. Холодно. Спину холодил бетонный пол, позвоночник слабо болел, а грудь сдавливало что-то, не давая нормально дышать. Чердак? Я поднялся и сел. Да, это был чердак. Странно, весьма странно. Я сам сюда пришел во сне? Страдаю лунатизмом, но никогда не доходило до таких крайностей. Может, меня кто-то принес в это место? Я поднялся и осмотрелся — действительно чердак. Полуразваленные колонны, поддерживавшие крышу, груды кирпичей, и запах, такой четкий запах пороха. Теперь им пахло сильнее, чем пылью. Хотя, быть может, к пыли я привык. В одну секунду в мою болевшую голову пришла мысль, что порохом пахнет потому, что кто-то, вероятно, вот-вот выстрелит. Или выстрелил секунду назад. Или выстрел происходит сейчас, в этот момент. Паника, странная паника накрыла меня, и почему-то, сам от себя не ожидая, я лег обратно на пол и посмотрел вверх. — Нужно идти, — сам с собой заговорил я. — Нужно выбраться отсюда, под солнце. И я боялся, что мне не ответят. Что мои слова будут проигнорированы пустыми кирпичными стенами, мусором, пылью, запахом пороха. Даже понимая, что на чердаке есть только один я, никто больше. По всем законам в ответ последовала тишина. Впрочем, какие законы соблюдаются здесь? Я поднял руку — тяготения — через пару секунд мне стало тяжело держать ее на весу. То есть, если я надумаю залезть каким-то образом на крышу, а затем спрыгнуть вниз, то, вероятнее всего, разобьюсь, как маленькая, треснувшая фарфоровая чашечка. Я зажмурился — солнце ослепило мне глаза. Так ярко и невыносимо, что захотелось плакать. Я и заплакал. А что такого? Никто же не видит. Понимание пришло не сразу. Но солнце. Откуда здесь солнце? Открыть глаза было невероятно тяжело. Я перекатился на живот, испачкал в белой пыли свою одежду, волосы, лицо, ладони. Весь измазался. Но укрыл лицо от солнечных лучей и, наконец, приоткрыл глаза. Затем поднялся, пошатываясь, и огляделся: все тот же чердак, все те же стены и тот же мусор. Но я заметил то, чего не замечал раньше — окно. На одной из стен, грязное, треснувшее, с уже сползающей краской, но окно. Почему я не подошел и не открыл его? Я не хотел. Не видел смысла. Потому что увидел двери. Выбежал из комнаты. Да, действительно, это была комната, всего лишь комната. За стеной — еще одна. Потом еще. И еще. Наконец, тяжело дыша, я добежал до десятого помещения. Точь-в-точь такого же, как и все остальные: кирпичи, мусор, колонны и грязное окно. И ни разу я не подходил ни к одному окну и не открывал его. Зато теперь я нашел себе оправдание — лестница. Даже не раздумывая ни секунды, я рванул вниз, перепрыгивая по две или по три ступеньки. Миновал один этаж, второй. Все вниз и вниз. Дом оказался десятиэтажным. Впрочем, я не был уверен, ведь могла быть еще одна лестница. Где-нибудь, в какой-нибудь грязной комнате с окном. Я почувствовал страх от того, что на мои вопросы, которые я порой задавал пустоте, никто не отвечал. Я что, зря спрашиваю? Зря открываю рот и шевелю языком? Не может быть! Отрицаю! Протестую! Я не могу зря говорить, меня должны слышать. В любом случае, теперь передо мной изменился вид: комната просторнее, светлее. Но порохом стало вонять невыносимо сильно. Я даже закашлял. Окно на всю стену. И дверь. Я подошел, шаркая обувью по пыльному белому полу, положил руку на ручку и слабо нажал. Открыто. В лицо дохнул аромат цветущих вишен, аромат весны. Тепло. Да нет же! Я не мог всегда находить выход в дверях и на этот раз выйти через нее. Не может быть! Вот, я вижу окно. Почему я никогда не выходил через окна? Наверное, пора попробовать. Отошел на шаг назад и, сорвавшись с места, подбежал, запрыгнул на подоконник и вывалился наружу. Ничего менее эстетичного, чем-то, как я покинул последнюю комнату, я не знаю. Я хотел выпрыгнуть красиво, грациозно, черт побери. А получилось так, как падает отход жизнедеятельности с конца коровьего хвоста. Меня затошнило. Зато запах пороха исчез, а в своих решениях я не повторялся. Я оригинален. Я особенный. Я сломал себе позвоночник.