Огни Белтейна

— Драко, ну и какого черта я притащилась сюда?! — ее раздражение с каждым шагом возрастало в геометрической прогрессии. — Да еще в таком вызывающем наряде? И почему только ты посоветовал мне выбрать именно его? Гермиона возмущенно всплеснув рукой, остановилась на дорожке, ведущей от Малфой-мэнора в глубину парка. — Спокойно, Грейнджер, — Драко невозмутимо продолжал шагать к месту проведения праздника и точно так же, как и в детстве, манерно растягивал слова. «Мерлин! Какая досада! Всё Драко, этот интриган! И впрямь, какого черта только согласилась на подобную авантюру?» — Сегодня здесь собрались практически все сливки послевоенного волшебного сообщества магической Британии… И заметь — никто не отказался от приглашения, — Драко обернулся и по лицу его скользнула довольная ухмылка. — Да и как отказаться от посещения приема, который устраивает отец? — А-а-а-а… Так значит, это все-таки Люциус устраивает прием, а не ты?! — от злости Гермиона даже притопнула ногой в мягкой, без каблуков, туфельке. — Ах ты, врун несчастный! «Твою ж мать… Это надо так проколоться», — мелькнуло в голове Драко. На секунду-другую он опешил, но сбить с толку истинного Малфоя, поймав того лишь на банальной и безобидной лжи, было не так уж просто. — Да угомонись ты… Никакой не врун — мы с отцом оба устроители. Если помнишь, я, между прочим, сегодня о помолвке объявляю. — Не заговаривай мне зубы, Малфой, — угрюмо процедила Гермиона, все же чуточку расслабившись. — Ты прекрасно знаешь, что я чувствую себя не в своей тарелке в присутствии твоего отца. Да и у вас в доме, кстати, тоже ощущаю неловкость! — с нажимом напомнила она Драко о не таком уж и недавнем прошлом. — А так мы будем и не в доме! — лучезарно улыбнулся аристократический отпрыск. — Белтейн празднуется на природе, отличница! Забыла? И хватит уже ворчать… Пойдем, народу там много — найдешь, с кем пообщаться, мне еще нужно Асторию отыскать. Молодые люди, прекратив спорить, продолжили путь в глубину парка старинного волшебного поместья. Уже скоро стали видны накрытые под шатрами столы и два огромных кострища — все было устроено именно так, как и положено для Белтейна. Одно из них располагалось в низине, другое — чуть выше, на вершине небольшого холма. Едва слышные хлопки аппарации возвещали о незаметной работе эльфов-домовиков, заканчивающих наносить последние штрихи в палитру задуманного праздника. «Мда… Кажется, прием по случаю Белтейна обещает быть в Малфой-мэноре грандиозным». Они с Драко уже свернули с развилки направо, когда Гермиона замерла, услышав за спиной знакомый низкий и чуть хрипловатый голос — тоже немного лениво потягивающий слова. Право, казалось, будто Чеширский Кот промурлыкал что-то с ветки. — Может быть, ты представишь мне свою спутницу, Драко? Гермиона затаила дыхание, не решаясь обернуться, но ощутив, как Малфой-младший хватает ее за локоть, предпочла сделать это сама. Сделала… Для того, чтобы тут же упереться взглядом в бездонный серый омут глаз, на дне которого плескалось Бог весть что — ленивая усмешка, приветливость и что-то еще… жаркое и темное, заставляющее вздрогнуть и покраснеть. — Отец, ты здесь? — будто сквозь толщу воды услышала она голос Драко. — Еще не переоделся, смотрю? — Успеется… Мне успеется. А вот тебе пора бы и поторопиться, — эхом отозвался сыну Люциус, не отводя от нее взгляда. Он протянул ладонь, в ожидании ответа. — Мисс Грейнджер, в этом наряде вы выглядите сегодня просто прелестно… Подавая ему руку, Гермиона чувствовала, будто совершает огромную ошибку… «Нельзя давать ему коснуться себя. Не надо!» Но отказать хозяину дома здесь и сейчас было бы не просто невежливо, но даже грубо. Люциус коснулся руки и уже наклонился, чтобы поцеловать, но в самое последнее мгновение перевернул кисть девушки и дотронулся губами именно ладошки, закончив поцелуй тем, что коротко и жарко лизнул её, тут же отпрянув. По телу словно пробежал электрический разряд. Гермиона, облаченная в вызывающе прозрачный костюм предвечной Богини, нежно-зеленый, почти полностью оголяющий плечи и спину, купленный по совету Драко Малфоя (будь он неладен!) еле сдержалась, чтоб не выдернуть ладонь из крупной мужской руки. — Д… добрый вечер, мистер Малфой… — едва ворочая языком, пробормотала она, неловко ощущая, как под оценивающим мужским взглядом краснеет еще больше. «Господи, да он же почти раздел сейчас одними только глазами!» Собралась с силами. — Спасибо за комплимент… и за приглашение. И тут, будто жалея ее неловкость, Люциус отпустил руку. — Может быть, хотя бы сегодня назовёте меня по имени? — он невесело усмехнулся. — Помнится, я предлагал вам это не раз и не два, мисс Грейнджер… — Малфой уставился на нее в упор, и она ощутила, как во рту тут же пересохло. «Да. Предлагал. И не раз…» Чувствуя, как горло превращается в наждачную бумагу, Гермиона уже собиралась, как обычно ответить ему что-то нейтральное, чтобы перевести разговор на другую тему, когда Люциус продолжил: — Или я настолько стар, что такому юному созданию претит называть меня по имени? «Мерлин! Отказать ему сейчас — оскорбительно… И не только для Хозяина Дома, хозяина праздника, но и для… мужчины». А в том, что Малфой — мужчина, да еще и безумно соблазнительный для своих сорока шести лет, она не сомневалась ни разу. «О, Господи! Отказать в подобной мелочи еще и главному благотворителю нашей с Драко программы по изучению сквибов? Сошла с ума, идиотка?! Ох же… Да ты и впрямь дура, Гермиона, раз решила прийти сюда». — Конечно же, мистер Малф… — судорожно глотнув, начала она и тут же запнулась. — Я хотела сказать — конечно, да, Люциус… Поначалу она будто выдавила из себя имя, секунду спустя с удивлением осознавая, как грешно и сладко перекатывается оно на языке… «Люциус…. Люциус» И как приятно ласкает слух, произнесенное именно ею. — Спасибо… — потаенно усмехнулся Малфой, будто догадавшийся о ее внутренних демонах, и тут же продолжил тоном радушного хозяина. — Желаю вам приятного вечера. Увидимся на празднике… Гермиона… — немного нараспев произнес он. — Надеюсь, теперь мне будет позволено называть вас именно так? «Бинго!» — Да, конечно, — Гермиона ощутила, как колени подкашиваются, и ненавидела себя за это. — Спасибо, мист… Люциус… — Прошу извинить, но мне необходимо удалиться, — заканчивая беседу, Малфой слегка поклонился в ее сторону и, повернувшись, направился по дорожке в сторону виднеющегося слева от них здания мэнора. Шаги постепенно затихали, а уже скоро и темная высокая фигура его скрылась за поворотом, и лишь звук постукивающей трости напоминал об этой странной беседе. Не в силах отвести взгляд, Гермиона все смотрела и смотрела на тропинку, с которой Малфой-старший только что свернул. — Оторваться не можешь, да, Грейнджер? — тихо, но ехидно бросил Драко, локтем толкнув её в бок. — Что?!! Заткнись! — чуть не подскочив на месте, выпалила она. — Не смей, слышишь, Малфой?! Никогда не смей! Драко приподнял обе руки в знак капитуляции и примирения. — Сдаюсь. Только прекрати орать, — но повернувшись, чтобы продолжить путь, не удержался и мысль все-таки закончил. — Просто не думай, что я слепой. Или дурак. — Малфой! — Проехали! Тема закрыта. — Боже, какая радость! — Угу. И я так думаю — радость. Особенно для тебя, трусихи. — Ах, ты ж, дрянь слизеринская! — Ну… теперь точно поговорили… Да и учти — Поттера сегодня нет. Сама знаешь, он в Америке, а приглашать беременную Джиневру и смысла не было… — Как вежливо! — Да не скажи… Приглашение ей, кстати, отправили и получили безразличное: «Простите, не могу». Так, почти беззлобно препираясь, они и подошли к толпе уже начинающих веселиться гостей. Темнело. Толпа знакомых и не очень знакомых магов, откровенно наслаждалась предвкушением древнего празднества. * * * Там-там! Та-та-там! Та-та-та! Там-там! — гулкая дробь кельтских барабанов почти оглушала, будоража кровь. Постоянно перемежаясь то с резкими звуками ирландских рожков, то с нежными мелодиями кельтской арфы, она на мгновение умолкала, уступая место пронзительным шотландским волынкам. Музыка, звучащая будто из ниоткуда, завораживала и пьянила сильней, чем золотистое эльфийское вино, которым Гермиона старалась не злоупотреблять этим вечером. Уже давно стемнело и Драко, одетый Беленосом — главным божеством праздника — по обычаю зажег ритуальные костры. А затем громко прочёл речитативом на древнегаэльском: К зачарованной полянке, — Где сверкает озерцо И жемчужные поганки Завиваются в кольцо, Корни елей устилают Малахитовые мхи, Мотыльки легко взлетают С хвойной бархатной трухи И в текучих бликах солнца Затевают чехарду, — Тропки малого народца Потаённые ведут. Духовит и свеж ясменник, Золотится первоцвет, И боярышник весенний Светлым кружевом одет. И сюда в ночном тумане Лунный свет манит на зов Всех магических созданий Из пещер, холмов, лесов... Гномы — в праздничных нарядах, В земляничных колпачках — Майский шест проворно сладят Из елового сучка. Разбежавшись по поляне, Крошки-эльфы (ох, шустры!..) Хворостинок подбавляют В первомайские костры. Музыканты фей расселись На грибные шляпки в ряд, И в безудержном веселье Феи юркие парят В колдовской воздушной пляске — Невесомой, круговой — Над кувшинками и ряской, И смарагдовой травой, Подпевая звонким флейтам, Ибо так заведено — Ликовать и славить Бельтейн Зачарованной весной... Голос Драко, лукаво поглядывающего на свою Асторию, раздавался звонко и отчетливо, как и положено воплощению бога Огня и новой жизни, провозглашавшего начало праздника. И Гермиона удивилась тому, что, не зная ни слова на древнегаэльском, она зачаровано слушает мелодику строк, понимая при этом практически все. «Не иначе, как и это Малфои тоже предусмотрели!» Пламя, охватившее сухие ветки девяти пород деревьев, взметнулось ярко и высоко, превращая вечер в самое настоящее буйство красок, света и музыки. Даже самые сдержанные и важные гости, ни капли не стесняясь, сбрасывали одежду и, оставшись чуть ли не в исподнем, прыгали над очищающим огнем, отгоняя все темное и злое и защищая себя этим на целый год. Поддавшись всеобщему веселью, Гермиона тоже, разбежавшись, прыгнула через костер и сразу же смешалась с толпой гостей, закружившись в безудержном танце. А позже, устав танцевать, отошла в сторонку… Праздник бушевал теперь где-то позади. Гермиона, подхватив с подноса домовика, незаметно появившегося в толпе, бокал с вином, прислонилась к старому вязу и устало откинула голову. «Чертов Люциус Малфой!» Уже давно ловила она себя на мысли, что до сих пор не видела в толпе хозяина дома. Больше часа Гермиона бродила среди изрядно подвыпивших гостей, изредка перебрасываясь с кем-то парой-тройкой фраз, и безотчетно искала его взглядом, отчаянно злясь на себя при этом. «Когда это началось?» Гермиона тихонько вздохнула и закусила губу… А началось почти сразу, как только они с Драко Малфоем приступили к совместной работе в комиссии по изучению проблем сквибов и первопричин их появления в чистокровных магических семьях. Комиссия была создана при Министерстве магии чуть больше года назад, но, как это обычно и бывало — проблему осознали, комиссию создали, вот только финансирование было откровенно смешным. Тогда-то и появился на сцене Люциус Малфой, усердно замаливающий грехи прошлого участием в различных благотворительных акциях. «Что ж, мудро…» — Гермиона усмехнулась и пригубила вина. Уж в чём-чём, а в уме и изворотливости отказать этому магу было нелегко. Он молниеносно подписал с Министерством «Соглашение о патронаже», по которому обязался ежемесячно выделять круглую сумму галлеонов на исследования и лабораторные испытания по пробуждению в сквибах дремлющей магии. А попутно пристроил на одну из должностей этой комиссии своего сына… Драко. Так и началась их совместная с «хорьком» работа, постепенно переросшая поначалу в приятельство, а потом, можно сказать, и в дружбу. Отпив еще глоток, Гермиона улыбнулась. «Мерлин! А ведь мы, пожалуй, даже и не заметили, как перешли от холодной язвительной вежливости к нормальным рабочим отношениям, а потом и к человеческой теплоте и заботе. Совместный труд, он, знаете ли, объединяет!» — иронично подумала мисс Грейнджер. Нет, конечно же, поначалу Драко был бесконечно напряжен и практически любое ее замечание или вопрос воспринимал в штыки. Но со временем успокоился. Особенно, когда понял, что мстить ему за прошлые обиды или даже просто напоминать о них его условная начальница не собирается… Ну, а ей так и вовсе было не привыкать дружить с существами мужского пола. Пусть даже и с Драко Малфоем! Гермиона тоскливо поймала себя на мысли, что, пожалуй, дружеские отношения с мужчинами как раз и получаются у нее лучше, чем все остальное… Так и не сложившийся союз с Роном и последующие две попытки романов закончились не то, чтобы неудачно, а так… Так и не начавшись. Одним словом — никак. Отгоняя печальные воспоминания, она тряхнула головой и сделала еще один глоток. «Ну и что? Да — пусть у меня до сих пор не было секса, пусть не хожу по свиданиям, не получаю глупых подарков в день святого Валентина — и что? Зато у меня интересная работа, самые лучшие в мире друзья, да и вообще я вполне довольна жизнью! Стоп, Гермиона! Стоп… Аутотренингом будешь занимать позже, дома», — мысленно приказала она себе и тут же услышала голоса, проходящей мимо стайки молоденьких чаровниц, облаченных по большей части в костюмы фейри и украшенных венками из слегка светящихся листьев. — Кернуннос! — Ну конечно же, кем еще он мог быть сегодня? — Мерлин! Кернуннос… Я сейчас упаду в обморок… — Да… Он прекрасен… Просто прекрасен. — Интересно… будет ли сегодня выбрана богиня? — О! Священный брак… Мерлин, помоги мне! Как же я хочу стать его богиней… — Наивная! Уж не думаешь ли, что он поспешит жениться на тебе после этого? — Девочки! Говорят, что после смерти жены он почти год не покидал поместья, выходил только по делам и совсем ненадолго… — Да об этом все знают! — А я вот и не знала… И, кстати, отчего умерла его жена? — О… я слышала, как папа говорил маме, бедная она… Это было отсроченное проклятие, его успел бросить Яксли в отместку за историю с Поттером… — Кернуннос… Сладчайшая Цирцея, он — Кернуннос, с ума можно сойти… Девушки отдалились, и голоса их потихоньку затихли. «Кернуннос… Люциус на сегодняшнюю ночь избрал для себя эту роль…» По телу невольно пробежала дрожь. «Мерлин… Люциус Малфой — Кернуннос! Есть от чего возбудиться…» Гермиона ощутила, как внизу живота что-то болезненно, но сладко заныло. Тело ее, молодое и полное сил, откликнулось на видение, услужливо подброшенное богатым воображением. Рогатый бог. Древнейшее кельтское божество плодородия и мужской силы, сакральная свадьба которого вершится этой ночью. Она ощутила возбуждение и легкую тоску одновременно… «Не быть мне богиней Кернунноса. Точней — не мне быть его богиней». Давнишний и плотно угнездившийся в душе страх всегда сводил на нет попытки, какого бы то ни было сближения с мужчиной. О, она знала, откуда растут ноги у этих опасений. Трижды пыталась Гермиона устроить личную жизнь. И трижды эти попытки заканчивались провалом. Будучи идеалисткой до мозга костей, все ждала, глупая, когда же появится, наконец, тот, от чьего голоса будут подкашиваться ноги, а в голове путаться мысли. Тот, рядом с которым можно будет не играть и не сдерживаться, а быть самой собой… И как назло, ошибки случались одна за другой, поселив в душе страх, что такого мужчины и вовсе не существует. Решив однажды, что любовь и плотская близость — это, скорей всего, не для нее, Гермиона Грейнджер, будучи блистательнейшей ведьмой своего поколения, с головой погрузилась в работу, манящую чем-то неизведанным и интересным, дарующую внутреннюю свободу и такую приятную четкость мыслей. Даже тело, казалось, погрузилось в некий анабиоз, будто успокоившись после всплесков гормональных юношеских бурь. «Спящая царевна», — иногда с сарказмом думала она о себе. Что ж… и это устраивало, пока… Пока на пороге небольшого кабинета, выделенного им с Драко в Министерстве, не появился его отец. Люциус… Он пристально наблюдал за ней, ненавязчиво оказывал невинные знаки внимания и время от времени даже приглашал поужинать, на что она отвечала неизменным отказом. Гермиона вдруг вспомнила последнюю его попытку и своё очередное безлично-вежливое «нет». И закусила губу. Что-то мелькнуло тогда в глазах Малфоя — что-то неясное и обжигающее, заставив ее сладко вздрогнуть. И пожалеть... «Почему? Господи, да сама не знаю — почему! Наверное, потому что просто — боюсь… Мучительно боюсь, что неудача повторится именно с ним. Не хочу и в нём разочароваться…», — Гермиона вздохнула. Увидев, что бокал опустел, она оторвалась от дерева, направляясь в сторону ближайшего шатра с накрытыми столами. Барабаны вдруг зазвучали громче, и Гермиона с удивлением поняла, что кровь, побежавшая по жилам быстрей, отзывается на это, заставляя сердце глухо стучать в груди в такт древнему ритму. Да что там сердце! Казалось, сама природа отзывается сейчас буйству праздника точно так же, как и ее тело! Там-та-та! Та-та-та! Там-та! Там-та! Та-та-там! Даже молодая майская листва покачивалась на деревьях, будто подтанцовывая невидимым музыкантам. На секунду Гермиона ужаснулась тому, что в «Золотое Эльфийское» могло быть подмешано нечто, заставившее ее потерять голову. Но нет. Проверив остатки на дне бокала коротким и выверенным движением палочки, успокоилась. Чисто. «Так что тогда со мной?». Гермионе не верилось, что всего пара бокалов смогла превратить холодную и рассудительную «спящую царевну» в дрожащее от непонятных чувств и мыслей возбужденное существо. «Откуда эта идиотская дрожь? Откуда ощущение пристального и неотрывно наблюдающего за мной взгляда? Господи! И это ощущение пугающе, но прекрасно…» Поежившись, Гермиона принялась нервно озираться по сторонам. Желание отыскать причину своего необъяснимого состояния, такого неясного и неестественного для ее цельной натуры, было почти болезненным. «Да что со мной происходит?!», — мелькнула у нее мысль, чувствуя, как тело горит от неясного, неведомого раньше жара и одновременно дрожит от леденящего озноба. Где-то неподалеку раздались громкие и хмельные восклицания: — Кернуннос! Славься в веках! За свадьбу бога и богини! Плодородия этой земле и этому дому! И затаив дыхание, Гермиона повернулась на раздающиеся голоса. * * * Это был он… Одетый в костюм из огромной оленей шкуры, с кожаными наручами на запястьях и маской Рогатого бога, почти скрывающей лицо, но не прячущей водопада светлых волос, в толпе стоял… Люциус Малфой. Нет. Стоял сам Кернуннос, нашедший сегодня ночью воплощение в его теле. Гермиона облизнула пересохшие губы. Это тело… Она, привыкшая видеть Малфоя-старшего, облачённого в строгие темные мантии и при этом всё-таки излучавшего животный магнетизм, и подумать не могла, что у него… такое тело… Сильные мышцы играли на плечах, когда Люциус двигался, общаясь с гостями. И гостьями, почти повисшими на нем. Длинные стройные, но при этом мощные ноги, казалось, были созданы для охотника, не упускающего свою добычу и не уступающего её никому. А этот взгляд… Гермиона встретилась с ним глазами, хищно сверкнувшими сквозь прорези маски, и замерла. «Нет! Этого не может быть. Я… не могу быть его добычей на сегодня. Это… это — неправильно! Господи! Я же больше года выстраивала между нами прочную и глухую стену, избегая любых контактов и, черт возьми, это получилось! Или… не получилось?!» Рокот барабанов зазвучал еще громче и уже отдавал неистовством, когда Гермиона поняла, что задыхается. «Жарко! О, нет…», — тело тут же задрожало в ознобе, будто в парке вдруг наступила зима. — «Нужно немедленно бежать отсюда. Да! Мне просто необходимо срочно уйти под любым предлогом…» Гермиону охватил страх, что безрассудство праздника вместе с безумным вожделением его хозяина так или иначе заставят ее потерять голову. А собственное тело бесстыдно предаст, сдавшись на милость того, кого так старательно избегала уже давно. «Ну, уж нет! Я тебе — не игрушка, Люциус Малфой! Решил пошалить в ночь Белтейна? У тебя и без того желающих немало!» Усилием воли оторвав взгляд, Гермиона резко дернулась в сторону и почти побежала к дорожке, ведущей к воротам Малфой-мэнора. — Куда-то собралась, Грейнджер? — ее почти сразу подхватил за локоть, невесть откуда взявшийся Драко. — Предупреждаю, смысла нет… Аппарация заблокирована до утра лично отцом, да и ворота тоже. Так что… мой тебе совет — смирись с неизбежным. — Что?!! — в ту же секунду рассвирепела Гермиона. — С ума сошел, да? Черт, да вы все здесь с ума сошли! На этой… вакханалии! — Грейнджер, какой же у тебя противный голос, когда ты верещишь так, — картинно скривился Драко. — Расслабься! Насиловать он тебя не будет, да и не понадобиться, думаю. — Малфой-младший не удержался от скабрезного смешка, тут же получив за него увесистый подзатыльник. — Заткнись, скотина! — голос Гермионы звенел от ярости. — И быстро выведи меня отсюда, иначе пожалеешь! Крупно пожалеешь, Драко… Понял? — Иди к черту! Я — не самоубийца! Поняла? — тут же огрызнулся в ответ Малфой. — Да и вообще — разбирайтесь, на хрен, сами! Год почти динамишь его, мисс Заучка! Прости, ни одному мужику такое не понравится… — Я?! Динамлю?! — она задохнулась от возмущения. — Какого черта? Ах, ты гад! Да я весь этот год избегаю твоего отца, как мышь мышеловку, чтоб ты знал! — Ага, как же! Избегаешь, — презрительно фыркнул Драко, — только вот пялишься на него, как обалделая, когда думаешь, что никто не видит. Кого обмануть пытаешься, Грейнджер? — Да пошел ты! — И куда? — К чертям собачьим! — Очень магический посыл! Умней не придумала? — Малфой, не доводи до греха… — челюсти сводило от желания заехать ему по роже. — Я?!! Да нужно больно! У меня для этого Астория есть, а тебя и без меня доведут, хочешь ты этого или нет… — Ну все! С меня хватит! — резко дернув захваченный им локоть, Гермиона рванулась в направлении ворот, но вспомнив, что они блокированы, остановилась. Отдышалась несколько секунд и, достав палочку, сосредоточилась и крутнулась на месте. «Черт!» Аппарировать и, правда, не получалось. — Ну, подожди, Люциус Малфой! Поиграть со мной в Белтейнские игры даже не надейся! — словно дикая кошка, негромко прошипела она и оглянулась… Оглянулась, чтоб увидеть, как тот, на кого она столь яростно шипела мгновение назад, плечом раздвинув окружающую его толпу, направился в ее сторону. Будто завороженная, Гермиона глядела, как легко и плавно двигается Малфой, приближаясь к ней ближе и ближе. Накал языческого праздника достиг апогея: музыка, блики костров, ритуальные угощения, напитки — все вместе это опьяняло и наполняло всех почти животным безумием. А Люциус, больше не обращая внимания ни на кого из присутствующих, уже откровенно не отрывал вожделеющего взгляда от ее небольшой точеной фигурки, так призывно просвечивающей сквозь зеленое одеяние Предвечной богини. Только что он дал понять практически всей магической Британии, что выбор сделан! Охота началась… Негромко застонав, Гермиона пришла в себя и, оторвавшись от обжигающего властного взгляда Малфоя, бросилась с тропинки в сторону, стремясь как можно скорей укрыться в глубине парка. Она бежала, радуясь легким туфелькам без каблуков, позволяющих двигаться быстро и почти бесшумно. Мысли хаотично мелькали в голове, сменяя одна другую. «Хорошо… Если бежать из мэнора нельзя, то можно просидеть где-нибудь в кустарнике хоть до самого утра. Да!» Обрадовалась и тут же скривилась от бессильного разочарования — простейшее «Гоменум Ревелиум» — и он найдет ее даже в самой густой чаще… «Но я должна спрятаться! Только бы не поддаться этому, лишающему воли, безумию. Не поддаться этому мужчине и собственному телу. Не поддаться желаниям, что пробуждает во мне Малфой…» Гермиона бежала, почти не разбирая дороги, петляя между деревьями и надеясь, что звуки ее шагов не звучат слишком громко. «К черту! Не собираюсь служить утехой для бывшего Пожирателя, а то, что он сексуален, как все языческие боги вместе взятые — да наплевать! Я решала в этой жизни проблемы и посложней! Разберусь и с этой…» Гермиона остановилась на минутку, чтобы отдышаться, и наклонила голову к коленкам, глубоко вдыхая и выдыхая ночной воздух, который уже становился прохладным. Прислушалась и тут же зажмурилась от досады: ясно раздающийся хруст прошлогодних веток где-то позади отчетливо указывал на то, что Малфой по-прежнему идет за ней. Точней, уже не просто идет, а следует по пятам. Так до конца и не отдышавшись и ощущая себя загнанной ланью, она резво метнулась к огромному старому дубу, стоящему неподалеку. Прислонилась, пытаясь слиться с огромным стволом, и замерла, затаив дыхание. Темно. Отблеск праздничных костров уже не был виден в сумраке старого парка, переходящего здесь в лес. Темнота и ночные незнакомые звуки делали мир вокруг каким-то нереальным. Почти волшебным. На секунду Гермионе показалось, что она очутилась в древности, когда люди знали других богов, а для любой женщины было счастьем отдаться на милость возжелавшего ее божества. Едва дыша, прислушалась — шаги Люциуса раздавались все ближе. Уже скоро он появился совсем неподалеку — всего в нескольких футах, и тоже замер, настороженно вслушиваясь. Чуточку выждав, Гермиона осторожно выглянула из-за огромного ствола. Малфой стоял почти рядом и волосы его переливались и отдавали серебром, когда на них падал загадочный свет луны. Осторожно переминаясь с ноги на ногу, она неловко оступилась, и старая сухая ветка тут же предательски хрустнула под ногой. «Да, Господи, за что?!» Люциус резко дернулся на раздавшийся звук, и Гермиона успела заметить, как хищно дрогнули и раздулись его ноздри. Охотник снова почуял добычу! Нет. Даже не почуял. Он уже нашел ее. Поняв, что скрываться бесполезно, Гермиона сорвалась с места и помчалась дальше. Быстрей! Еще быстрей! За шумом собственного бега и бешено колотящегося сердца она не слышала, а лишь угадывала его широкие размашистые шаги. «Мерлин! Он же… догоняет меня! Уже… почти догнал!» Чуть не плача от досады, она увидела проблеск, мелькнувший среди деревьев, и метнулась на светлеющее пятно. Оказавшись на небольшой открытой поляне, затерявшейся посреди леса, Гермиона достала палочку и обернулась к Малфою лицом. — Не подходи! — подрагивающим голосом крикнула она в отчаянии. Остановившись у последних деревьев, Люциус замер и лишь глаза его казались живыми и сверкающими отблесками лунного света. Он молчал, по-прежнему не отводя от нее глаз. — Не подходи, Люциус, не надо! — от бега голос срывался на хрип. — Опусти палочку, Гермиона… — спокойно посоветовал Малфой, по которому ни капли не было заметно, что только что он стремительно бежал. Он стоял, не двигаясь, не пытаясь приблизиться, но что-то мощное и необъяснимое, какая-то могучая древняя сила будто исходила от него волнами, лишая ее воли и сил сопротивляться. «Нет же! Нет…» — Прошу тебя, не надо… Я… я — не игрушка! Оставь меня в покое. Малфой мягко усмехнулся. — И кто же сказал, что ты для меня игрушка? — Люциус, отпусти меня… — ее голос дрожал сейчас так же, как палочка мелко подрагивала в вытянутой руке. — Нет, — коротко бросил он. — Зачем я тебе?! — Гермиона была близка к истерике. — Ты — моя. Точней, будешь моей. Раз и навсегда, — негромко, но убежденно ответил он. — Я пожелал тебя, и я тебя возьму. — Скорей отправишься в Ад! — разъярившись от его ответа, воскликнула Гермиона. — А с чего ты взяла, девочка, что я не был там? — Малфой слегка повысил голос. — Пожалуйста, уходи… — чуть не плача прошептала она. — Я не хочу причинять тебе боль. Я… не могу… — Попробуй… — ухмыльнулся Малфой, слегка отбрасывая назад волосы и даже не пытаясь достать из наруча собственную палочку. Мысли Гермионы метались, словно стая обезумевших корнуэльских пикси, когда она почти невнятно произнесла: «Инкарцеро». Веревки, обвившие его тело, были тотчас сброшены легким движение плеча. — Глупенькая… Мне нельзя причинить вред здесь, на моей земле… Магия мэнора, — голос Малфоя слегка смягчился, — настолько древняя и сильная магия, о которой ты пока и понятия не имеешь… Она защищает тех, кто принадлежит Роду, и неважно, хотят они этого или не хотят, просят или нет… — Он снова усмехнулся. — Уж если «Круцио» Темного Лорда мне были не так страшны здесь, как всем остальным, то… что мне с твоего детского «Инкарцеро»? Опусти палочку! — Уходи! Уходи, иначе я… — Что, ты? — глухо и чувственно спросил Малфой, сделав шаг. Потом еще один. И еще… Он приближался, а Гермиона снова ощущая себя кроликом, загипнотизированным удавом, не двигаясь, смотрела ему в глаза, краем сознания удивляясь, что он не пытается использовать собственную магию. — Что, ты? — спросил он еще раз, подойдя почти вплотную и упершись грудью в кончик ее волшебной палочки. — Я… я не знаю… ничего не знаю… — по лицу Гермионы струились слезы. Привлекая ее к себе, Люциус забрал палочку и отбросил ее в сторону. — Все будет хорошо, малышка… — хрипло прошептал он, целуя ее в макушку. — Просто верь мне. Все будет хорошо. — Это… неправильно… — продолжая всхлипывать, прошептала Гермиона. — Пройдет время, и ты поймешь, что это — самое правильное, что произошло в твоей жизни. А может и в моей, — голос Малфоя (низкий и ласковый) странно успокаивал. Но вопреки ожиданиям Люциуса, Гермиона вдруг ясно и четко ощутила ирреальность происходящего. «Он и я?! Это же — нонсенс… Это невозможно, даже если оба захотим принадлежать друг другу больше всего на свете! Мы же абсолютно разные… И миры, в которых живем тоже разные — им никогда не объединится в один!» — Нет! — отстраняясь, твердо возразила Гермиона. — Отпусти меня, Люциус. — Даже не думай, — в голосе Малфоя звучала упрямая убежденность. Он все еще продолжал обнимать ее. — Я сказала, отпусти! — резко оттолкнув его, Гермиона снова рванулась, готовая нестись изо всех сил, куда глядят глаза, но тут же была подхвачена сильными руками. — Хватит! — сквозь зубы процедил Люциус. — Довольно, Гермиона, игры кончились. А уже в следующую секунду она оказалась опрокинутой на свежую душистую майскую траву, а Люциус, навалившись сверху, не только крепко прижимал ее к земле, но и, обхватив тоненькие запястья, поднял их наверх, сцепляя в замок. Несколько минут они яростно боролись, катаясь по зелени поляны, но силы были явно неравны. — Успокойся! — сурово произнес Малфой, в какой-то момент снова оказавшийся сверху, и глаза его беспощадно сверкнули в прорезях маски. — Успокойся, малышка, — смягчился он, увидев, как Гермиона снова плачет. И склонившись, начал жарко целовать ее шею. — Перестань сопротивляться… И мне, и себе. — Не… могу… — всхлипнула Гермиона. — Можешь… Можешь! — Люциус яростно накинулся на ее губы. О, нет… Мир закружился. Малфой же… будто пожирал ее. Никогда еще Гермиона не целовалась ни с кем вот так… вот — жадно и бесстыдно. «Мерлин, этого не может быть. Такого не может быть!» Но губы Люциуса продолжали творить чудеса — они были и нежными, и грубыми, и умоляющими, едва касающимися ее, и властно требующими своего. Она почти уже задыхалась от ненасытного его рта, когда Люциус оторвался, продолжая путешествие по ее телу дальше. И оно было изумительно… Медленно, дюйм за дюймом, он опускался от шеи к ключицам, а от ключиц к полушариям груди, которую обнажил, резко рванув воздушное платье. И сдернув с себя, наконец, маску, с тихим почти неслышным стоном, прильнул к одному из сосков. Ощущения заставили Гермиону задрожать — от того, что делал с ней Малфой, всё внутри грозило взорваться. Лишь краем сознания она могла невнятно фиксировать — вот он, нашарив обрывки платья, отбросил их, как ставшую ненужной тряпку, а теперь оторвавшись от одного соска, тут же жадно всосал другой, проведя по бедру и прижимая ее к себе. А потом рука его скользнула ниже, раздвигая мягкие складочки, и Гермиона застонала от острого болезненного наслаждения его прикосновениями. «Почему? — мелькнула у нее последняя разумная мысль. — Почему именно сейчас и именно с ним, когда он касается меня, хорошо, как никогда?» Из горла же рвались лишь утробные стоны, вперемешку с еле выдавленным: — Люциус… Пожалуйста… Гермиона уже почти прохрипела это, чувствуя, как чуткие пальцы неспешно, но настойчиво кружат по крохотному набухшему бугорку клитора. И Люциус, отзываясь на ее мольбу, начал двигать пальцами быстрее, одновременно чуть сжав зубы на болезненно возбужденном соске. Это заставило ее громко вскрикнуть и прижать его голову к себе, путаясь пальцами в серебристой копне волос. А когда он поднялся и склонил над ней довольное ухмыляющееся лицо, Гермионе показалось, что сам Кернуннос требует сейчас своего. Нет больше Люциуса Малфоя, так же, как и Гермионы Грейнджер. Нет бывшего Пожирателя Смерти и подруги Гарри Поттера… Есть ОН и ОНА. Бог и его Богиня. И сакральный брак, свершающийся из года в год этой ночью — свершится сегодня и с ними… — Мне прекратить? — глухо спросил Малфой. — Я… не знаю… Нет… — тихо всхлипнула Гермиона. — Отвечай, да или нет! — настойчиво произнес Люциус, не прекращая ласкать ее. — Не зн… Нет! — вырвалось у Гермионы и лишь какая-то лесная птица ответила ей громким уханьем. Но звуки замерли, и их снова окутала ночная тишина. Малфой снова прильнул к ее рту, и пальцы его задвигались быстрей и настойчивей. Наслаждаясь поцелуями, Гермиона не знала и не хотела знать, сколько времени он уже так сладко мучает ее — минуту или вечность. Но в какой-то момент личная вселенная наконец взорвалась, освещая ярчайшим звездопадом и поляну, и их тела, и ее собственное помутившееся сознание. Остался лишь страх, что заметив это, он остановится и прервет блаженство, так щедро даруемое до сих пор. Но Гермиона ошиблась: Малфой продолжал медленно и ласково, будто успокаивающе, поглаживать ее. Пока она не застонала еле слышно и не потянулась к его руке. Поднеся ладонь к губам, Гермиона медленно поцеловала каждый палец, мягко облизывая и посасывая их. От этого зрелища Люциус невольно зажмурился — столько неосознанной природной женской чувственности было в ее порыве. «Хороша! До чего же хороша эта юная ведьма, околдовавшая почти год назад…» Но ждать дольше он уже не мог — собственное вожделение пылало огнем между их телами, грозя сжечь заживо. Люциус раздвинул ее бедра шире и перекатился, чтобы оказаться прямо над Гермионой. — Теперь моя очередь, — прошептал хрипло и напрягся в ожидании ответа. — Знаю… — Гермиона не отводила глаз от его лица, и глаза ее блестели сейчас в лунном свете так ярко, что Люциусу захотелось снова зажмуриться. — Назад дороги не будет, станешь навсегда… моей... — он чувствовал, что должен сказать это. Гермиона должна знать, что отдавшись ему, она, желая того или нет, вручит ему саму себя и свою жизнь. Потому что Малфои своего не отдают… — Об этом тоже… догадываюсь… — тихо прошептала она в ответ и сама потянулась к его губам — Бери… Малфой задохнулся от ее фразы. Только что он услышал самое сладкое приглашение, полученное когда-либо. Он осторожно провел головкой по влажному лону и скользнул вниз. Легкое движение вперед и, наткнувшись на невидимую, но вполне осязаемую преграду, замер. «Девственна! Мерлин… Об этом можно было лишь мечтать». В одну секунду ему стали ясны и понятны и все ее переживания, и страх, и попытки сбежать. Гермиона была девственна! Сакральный брак бога и богини приобретал этой ночью совсем другой смысл. Реальный. Мысленно воздавая хвалу всем богам, придуманным человечеством, Люциус судорожно пытался вспомнить, хотя б приблизительно, давно и лишь раз прочитанные им слова обряда… «Черт! Я должен их вспомнить…» Наконец, память бывшего старосты Слизерина что-то подбросила на поверхность… — Будет больно, но не бойся, малышка… — он наклонился, целуя ее полуприкрытые веки. — Я постараюсь… — Да… мне рассказывали, — Гермиона ткнулась губами в его подбородок. — Ничего… Я потерплю. Застонав, Люциус резко толкнулся вперед. И… о, счастье! Ее девственность оказалась такой же тоненькой и нежной, как и она сама. Вскрикнув от боли, Гермиона дернулась и попыталась оттолкнуть его, но Малфой тут же припал губами к ее виску. — Ч-ш-ш-ш… все будет хорошо, потерпи, — Люциус глубоко дышал, пытаясь успокоиться и не поддаться желанию наброситься на нее, словно дикий зверь. Приподнявшись, он навис на вытянутых руках и низким чувственным шепотом произнес на древнегаэльском слова обряда. Дуйте, дуйте, ветры Севера, Дуйте, дуйте, ветры Юга, Дуйте, дуйте, ветры Запада, Дуйте, дуйте, ветры Востока, Принесите с собой Со всех концов света Благословение древних Богов. Пусть будут яркими наши дни, Пусть будут сладкими наши ночи. Да будет благословлено ее лоно моим Родом. Да будет так. Так и будет… Еще не умолкла последняя фраза, как что-то неясное окутало их обоих. Белесый туман на мгновение сгустился вокруг них и тут же растаял, лишь чьи-то тоненькие, будто хрустальные, голоса раздались где-то в лесу. На этом терпение окончательно покинуло его, и Малфой начал двигаться, поначалу осторожно, а затем все быстрей и быстрей. Он скользил в тесную, горячую, влажную плоть, мысленно ликуя и не стыдясь своего ликования. Эта юная сладкая ведьма теперь была не просто «его», она была «только его». — Обними, — почти невнятно простонал он уже скоро, чувствуя приближение разрядки, — обними меня… — И тут же ощутил, как Гермиона крепко обхватила его руками. — Крепче! — прохрипел из последних сил, двигаясь еще быстрей. Гермиона, немного уставшая от монотонных и болезненных движений, послушно обхватила его ногами, скрещивая лодыжки на спине Малфоя. «Что такое боль в сравнении с этим волшебным ощущением странной, но абсолютной полноты бытия?» — мелькнуло в голове. Молча, ничего не говоря, а только коротко постанывая, отзываясь на каждый толчок, она прижалась к нему изо всех сил. А потом Люциус начал двигаться особенно резко, стремительно, хаотично и уже скоро крупное тяжелое тело задрожало над ней, конвульсивно дернулось и замерло. И только обжигающая лава текла между ними. — Да… да… — откликнулась она на его полурык-полустон, когда Малфой почти упал на нее, дыша словно выброшенная на берег рыба. Гермиона еще продолжала поглаживать его, когда Люциус перекатился на бок, увлекая ее за собой. Так и не открывая глаз, нашарил позади себя сброшенную впопыхах оленью шкуру и укутал в нее обоих. — Очень больно? — тихо спросил спустя пару минут. — Больно… Но терпимо, — так же тихо отозвалась Гермиона и ощутила нежный, почти невесомый, поцелуй в лоб. — И что теперь? — не удержавшись, спросила она. — Теперь? — Люциус негромко рассмеялся, и Гермиона поймала себя на мысли, что никогда в жизни не слышала у него такого искреннего и счастливого смеха. — Теперь, поспи немного. Скоро нам нужно будет, как полагается, встретить рассвет… Гермиона уже почти засыпала, как любопытство снова одолело ее. — Люциус? — М-м-м, — сонно отозвался Малфой. — Скажи, а ты специально приставил ко мне Драко? Надеялся, что мы с ним подружимся, и так подберешься ко мне? Уже задремавший Малфой резко открыл глаза. — Нет, не специально, — он поцеловал ее в макушку. — Но согласись, я был бы — не я, если б не воспользовался таким полезным для себя фактом… — Это — да… — тоже уже сонно отозвалась Гермиона. — Тогда бы это был не ты… * * * На рассвете они оба и Драко, с еще позевывающей Асторией, стояли на вершине холма, где всю ночь полыхал один из костров Белтейна. Никого из гостей видно не было. Воспользовавшись тем, что Люциус ритуальным кинжалом замыкает их четверых в круг, она обратилась к младшему Малфою. — Ну, что, хорек? — злобно прищурилась Гермиона. — Значит после того, как я убежала, всем остальным ворота Малфой-мэнора ты разблокировать как-то смог? — Нет, ну и нахалка же ты, Грейнджер! — Драко откровенно опешил. — На благодарность я, конечно, не особо рассчитывал, но чтоб такое… Щекотливую тему пришлось закрыть — глава Рода закончил приготовления и подозвал всех к себе. Медленно нараспев Люциус начал читать приветствие рассвету. — Да будет благословлен, этот час Силы! Да будет пролита сила богов, Бога и Богини, в этот день Белтейна! День союза божественных сил! Плодородная Богиня Лета шагает по земле с Великим Богом Леса и Природы. Холодные темные ночи зимы в прошлом, холода миновали. Идет тепло! Он принялся бросать в еще не погасший костер заранее заготовленные щепки. — Жгу тебя, береза, чтобы воспеть Богиню и плодородные силы Земли! Дуб сжигаю, чтобы мужской силе Бога в нашем мире честь отдать! Рябину жгу, чтобы наполнить нашу жизнь магией и чарами. Иву, как символ смерти и обновления! Боярышник — в честь духов природы сего места и всего мира. Орешник жгу, как символ мудрости, которую обрести желаю мне и Роду моему! Чудесное дерево яблоня, жгу твою древесину в этом костре, чтобы принесла мне и всем, кто присутствует здесь в жизнь любовь! Ясень, как символ связи с духовным миром, которую укрепить желаю! И тебя сосна сжигаю, как символ возрождения и вечного бессмертия! Благословляю всех вас, и ваши благословления прошу послать нам! Такова моя Воля и да будет так! Огонь, вспыхнув ненадолго, жадно пожрал приношение и начал постепенно затухать. Потом они стояли вчетвером и с надеждой вглядывались в розовеющее весеннее небо. — Смотри, Гермиона… — Люциус прижал ее к себе спиной, по-хозяйски положив руку на талию. — Это он — новый рассвет… Над миром, над Уилтширом, над Малфой-мэнором… Новый рассвет и новая жизнь… — его ладонь скользнула ниже и улеглась на живот Гермионы. Секунду-другую до нее доходил смысл его слов. — А-а-а-а… откуда ты знаешь? — ошарашено повернулась она к Малфою, задев его по подбородку макушкой, когда этот самый смысл все-таки дошел. — Не знаю, откуда, — усмехнулся Люциус. — Просто знаю и все… * * * Следующий Белтейн семейство Малфой встречало уже в увеличенном составе: на руках у Люциуса возилась трехмесячная Аврора, родившаяся аккурат через девять месяцев после Ночи Костров. Незадолго до рассвета она проснулась для очередного кормления и напрочь отказалась засыпать после него, буяня и капризничая. И поэтому, родителям ничего не оставалось, как только взять ее с собой. Когда солнце осветило розоватыми лучами окрестности, Люциус приподнял дочку и тихо произнес: — Смотри, сладкая. Новый день, новая жизнь. Твоя и наша… Аврора, помахивая пухленьким кулачком, что-то невнятно гукнула папе. Малфой довольно улыбнулся и еще крепче прижал к себе дочку и жену. Спустя пару минут, как только солнце приподнялось над горизонтом, малышка пронзительно заплакала, потянувшись к Гермионе и настойчиво требуя очередную порцию маминого молока. Жизнь продолжалась… И это было прекрасно.