После ссоры

Он лежал в темноте. Такой почти что абсолютной темноте, что свет фонарей и звезд едва проникал с улицы через плотные шторы. А, может, было не так уж темно, просто ему казалось. Он лежал и думал. Вернее, он пытался всё выбросить из головы, но совсем не получалось. Он чувствовал, пусть мысли были неясными и не четко выраженными, и вряд ли он бы смог придать им облик слов, но все его мысли, все чувства сводились к одному большому потоку безысходности. Он был глубоко несчастен. Он поссорился с любимым человеком. Всё из-за такой глупости. Кажется, это была его глупость. По крайней мере, он так думал. Собственная эмоциональность Койю добивала его. Причина в ней? А, может, в его вечном стремлении к опеке? К помощи близким? Разве это так уж плохо? Наверное. Хотя бы потому, что в его помощи не нуждались, но стремление от этого не пропадало. И он не всегда мог сдержать его при себе. Да он же на все готов! Все сделает! Все-все, лишь бы доказать, что он полезен. Но он был абсолютно бесполезен. К тому же, кому он хотел это доказать? Себе или другим? Койю не знал. Чувство собственной никчемности душило его. И вины тоже. Ведь уже не в первый раз ругаются именно поэтому. Он виноват? Но ведь просто хотел помочь... Пора бы взять за правило не быть навязчивым, а он каждый раз, как в первый, с разбегу на эти грабли... Койю повернулся на бок и, поджав колени, весь ссутулился, сжался. Эта уютная поза и то показалась ему неродной, хоть он и часто лежал так, когда грустил. Печаль разъедала его сердце. Он не находил сил сопротивляться. Из наушников раздавалась до боли грустная мелодия. Но она была невероятно прекрасна. Эти чарующие звуки надламывали его с каждой секундой, но Койю не переставал слушать. Музыка была смыслом его жизни. До встречи с Акирой. И, как он, имела сильное влияние на настроение Такашимы. Судзуки делал его таким счастливым, что невозможно описать никакими словами. И он же иногда ранил сердце Койю так, что хотелось лечь и умереть сейчас же. Такашиму не пугала ни смерть, ни мысли о ней, но он считал их глупыми и очень эгоистичными. Что бы он там себе не думал, как бы от этого не страдал, все равно прекрасно сознавал потребность Акиры в нем. Может, временами она казалась ему незначительной, и все же потребность эта имела место быть. И незначительной ее никак нельзя было назвать. Только Койю мог лишь догадываться. И пусть сейчас он лежал совершенно разбитый собственной печалью и плохими мыслями, он прекрасно знал, что скоро все простит, даже если больно и обидно. Или уже простил... И поставит Акиру в известность, как только тот что-нибудь напишет. Он же всегда отвечает. Через некоторое время, будто давая остыть и - своим ответом - возможность для Койю извиниться. И Койю извинится. Он всегда не выдерживает и делает это. Просто потому, что так нуждается в своем Акире, как люди еще никогда не нуждались друг в друге. И Акира тоже нуждается. Поэтому экран телефона осветится надписью "Входящий вызов". Такашима дрожащими пальцами нажал " ответить" и приставил средство связи к уху. - Спокойной ночи, - сказали на том конце. - Прости меня, - шепотом ответил Койю. - Все хорошо. - Аки, прости меня, - повторил он. Эмоции переполняли Такашиму, и он был близок к слезам. Собеседник, видимо, понял это по интонации и вздохнул: - Подожди. Он послушно ждал. Спустя пару минут дверь в комнату тихо отворилась и снова закрылась. Сильные руки притянули Койю за талию к их обладателю. Такашима развернулся, чтобы быть с ним лицом к лицу. В карих глазах блеснули слезы. - Ну, ты чего? - спросил Судзуки, ближе притягивая Койю к себе. - Все хорошо. Ты здесь и все хорошо, - он тоже прижался сильней. - Да, все хорошо. Акира около часа простоял на лестничной клетке, прежде чем решился позвонить Такашиме. Он устал, день был тяжелый, да и замерз сильно. Но все с лихвой окупала возможность прижимать к себе Койю и чувствовать его родное тепло. Ведь Акира так же нуждался в нем.