* * *
Снейп потянулся, ощущая непривычную, но весьма приятную усталость, и по-хозяйски притянул к себе Невилла. — Знаешь, мой сладкий… — произнес он ядовито, от радости и довольства забыв сменить тон (впрочем, Снейп вообще не был уверен, что умеет говорить по-другому). — Ты подарил мне самый лучший рождественский подарок в моей жизни. — Ах, профессор… — выдохнул Невилл так, будто слово «профессор» было самым сладким из всех ласковых прозвищ. — Я даже и не мечтал, что такое возможно… Я думал, вы меня терпеть не можете… Вы и правда собираетесь ехать завтра со мной, чтобы… — Невилл очаровательно зарделся, — чтобы просить у бабушки моей руки? Снейп нахмурился, лихорадочно вспоминая, в какой именно момент, забывшись от возбуждения и неожиданной податливости Невилла, пообещал на нем жениться. Должно быть, когда Невилл пылко ответил на его поцелуй, коснувшись языком его языка; или, может, когда Снейп зацеловывал соски Невилла, а тот в нетерпении обхватывал ногами его талию; или когда ласкал упругие ягодицы Невилла, изнывая от желания овладеть им немедленно, без подготовки, и вбиваться в эту жаркую тесноту всю ночь до потери сознания… Снейп самодовольно улыбнулся, ощутив, как от этих воспоминаний его член вновь начинает твердеть. — Разумеется, — ответил он небрежно, стараясь думать о трепетном, чутко отзывающемся на каждое прикосновение теле Невилла, а не о его грозной бабушке. — Я попрошу твоей руки, и мы отпразднуем это Рождество вместе. — Вместе!.. — повторил Невилл шепотом, заулыбавшись. — Только… — он, словно извиняясь, прикоснулся теплыми губами к подбородку Снейпа. — Я же не приготовил тебе подарок… Снейп покосился на него. — Ты и сам знаешь, какой подарок я от тебя хочу, — сказал он игриво. Вернее, Снейпу только казалось, что он ведет себя, как опытный искуситель, — на самом же деле Снейп произнес свое пожелание весьма зловеще. Но Невилл все равно расплылся в счастливой улыбке, и Снейп, весь вспыхнув от умиления и нежности, наклонился и чмокнул его в пухлую нижнюю губку. Короткий поцелуй быстро перешел в долгий и страстный. Снейп уже раздвигал ноги Невилла, предвкушая наслаждение, которое суровому декану Слизерина не так уж часто доводилось испытывать… как вдруг ощутил холодный мокрый шлепок по заду. Снейп так и подскочил. У него промелькнуло нелепое подозрение, что кто-то из гриффиндорцев, не уехав из Хогвартса, вернулся в спальню и, застав своего профессора в весьма необычном положении, из баловства шлепнул его по заднице. Возмущенный до глубины души (а еще больше — напуганный тем, что его застали «на месте преступления»), Снейп потянулся за палочкой, чтобы осветить лицо наглеца и снять с него баллы… или стереть ему память… но вдруг услышал обрадованный возглас Невилла: — Тревор вернулся! Снейп, от пережитого потрясения растеряв всю свою пылкость, уронил голову на подушку. Рядом с ним Невилл ворковал со своей обожаемой жабой, и Снейп, наблюдая за тем, как тот тискает и целует вновь обретенного питомца, подумал с ревностью, что теперь ему волей-неволей придется делить любовь Невилла с этим пупырчатым пучеглазым «соперником». Но сейчас у Снейпа не оставалось сил даже на то, чтобы ревновать; уткнувшись в теплое плечо Невилла, он нежно прицеловывал его и засыпал под умиротворяющее кваканье Тревора.Часть 1
30 апреля 2015 г. в 22:23
Снейп притаился за прикроватной тумбочкой, не веря своему счастью. Возле тумбочки валялся забытый носок Рона, распространяя зловоние, и в любое другое время Снейп испытал бы невообразимое отвращение, но сейчас он уже не обращал на носок никакого внимания. Да и станешь ли отвлекаться на такие мелочи, когда совсем рядом, всего в нескольких шагах (или, если быть точнее, в нескольких прыжках) раздевается симпатичный юноша-гриффиндорец? И не просто гриффиндорец, а Невилл Лонгботтом, высокий, стройный и широкоплечий, с аппетитными пухлыми щечками и самой обаятельной улыбкой во всем Хогвартсе.
Пребывая в своем человеческом обличье, Снейп, конечно же, никогда не отваживался даже подумать о прелестях «мистера Лонгботтома», опасаясь, что выдаст свое «увлечение» неосторожным словом или просто взглядом. Напротив, он всеми силами старался убедить всех окружающих (и самого себя заодно), что единственное чувство, которое вызывает у него Невилл, — это презрение. Надо сказать, что, в силу весьма специфического характера профессора Снейпа, это притворство не стоило ему никаких особых трудов. Более того, обрушивая на беднягу Невилла град своих виртуозных язвительных замечаний, он даже ни разу не раскаялся. Снейп свято верил, что поступает благородно, потому что добропорядочным людям совсем не годится мечтать о своих юных учениках. Но сейчас, притаившись в жабьем обличье за тумбочкой, Снейп мог дать волю чувствам и всласть налюбоваться предметом своих воздыханий, оправдывая себя тем, что, по сути, он не позволяет себе ничего неподобающего (да и что, даже при всем желании, можно позволить себе, если ты — жаба?) А Невилл так и вовсе знать не знает, что некто очень знакомый пожирает его страстным взглядом мутноватых жабьих глаз.
Впрочем, Невиллу и без того было несладко: он ухитрился запутаться в собственном свитере и теперь кружился на месте, пытаясь стянуть с себя коварное бабушкино вязание. Глазам Снейпа явился втянутый живот с нежной выемкой пупка и с золотящейся в приглушенном свете спальни дорожкой волос, уходящей за пояс брюк. Если бы жабы умели восхищенно ахать, Снейп непременно бы ахнул и тем самым выдал бы свое присутствие; но, к счастью, жабы не могли похвастаться столь сентиментальными повадками, и Снейп от восторга лишь еще сильнее выпучил глаза. Он представил, как было бы сладко вести губами по этой золотистой дорожке, спускаясь всё ниже и ниже, и как, должно быть, красиво Невилл постанывает, трепещет и закусывает нижнюю губу — прямо как в классе, когда мучается с заданием по зельеварению... Снейп взглянул на тумбочку. Если вспрыгнуть на нее, то можно легко дотянуться до живота Невилла своим длинным жабьим языком…
Наконец Невилл справился со свитером и аккуратно сложил его в тумбочку (в процессе уронив свитер на пол — Снейпу даже пришлось отскочить подальше, чтобы свитер не накрыл его). Расстегнув брюки, Невилл спустил их с бедер, продемонстрировав пламенному жабьему взору Снейпа инициалы «Н. Л.», вышитые на трусах заботливой бабушкой Невилла. По привычке Снейп не удержался от ядовитой мысли: «Ну и старая чудачка! Кому придет в голову воровать трусы Лонгботтома?» Но вслед за этой мыслью в шаловливой жабьей голове промелькнуло: «А что, было бы неплохо…»
Присев на кровать, Невилл принялся стаскивать с себя брюки вместе с носками. Он дрыгал ногами, стряхивая упрямую одежду, которая никак не хотела сниматься, а Снейп, выглядывая из-за тумбочки, весь изнывал от возбуждения, рисуя в мечтах стройные ноги Невилла на своих плечах и вожделенные трусы, летящие за ненадобностью на пол. Разлакомившись, Снейп покинул свой «наблюдательный пост» и тихонько пошлепал по полу, подбираясь ближе. Невилл сучил ногами и ерзал своим упругим задом так соблазнительно, что Снейп, позабыв об осторожности, скакнул к самой кровати. Эта оплошность не позволила ему вовремя ретироваться: наклонившись, чтобы подобрать с пола носки, Невилл наткнулся взглядом на разомлевшую жабью морду.
Прежде чем Снейп смог сообразить, что происходит, Невилл протянул к нему руки и с радостным криком: «Тревор, вот ты где!» — посадил Снейпа к себе на колени. Тот, оказавшись в непосредственной близости от трусов Невилла, уставился на них ошеломленным взглядом — насколько может быть ошеломленным взгляд жабы.
— Зачем же ты все время от меня убегаешь? — укоризненно спросил Невилл, погладив лже-Тревора по спине с такой нежностью, что Снейп, решив на время забыть о побеге, блаженно закатил глаза и потерся спинкой о теплую ладонь Невилла.
— Ты мой хороший, — продолжал тот тем временем. — Мой пучеглазенький! Не убегай больше, хорошо? — «Хорошо», — с готовностью согласился Снейп, от ласк Невилла разомлевший до невозможности. Еще пару секунд назад он и мечтать не мог, что будет прижиматься к коленям Невилла и, прикрыв от наслаждения глаза, подставлять ему для поглаживаний спину и голову! И пусть Невилл не знает, кому на самом деле дарит свою нежность, — так даже лучше: Снейпу не придется потом испытывать жгучее раскаяние за то, что вел себя с учеником неподобающим образом.
От этих мыслей жабья морда Снейпа расплылась в довольной улыбке. Он передвинулся на коленях Невилла так, чтобы оказаться ближе к его паху, и, выбросив вперед длинный язык, молниеносно коснулся бугра, слегка выпирающего под тканью трусов. Невилл ойкнул от неожиданности.
— Тревор! — Он взял Снейпа с колен и, подняв его, вгляделся в жабье «лицо». — Какой-то ты странный сегодня. Что с тобой? Почему ты так на меня смотришь? — заглянув в глаза Снейпа, полные нежной страсти, Невилл с беспокойством пробормотал, неверно истолковав томление в его взгляде: — Ты не заболел?
Невилл еще немного повертел Снейпа в руках, отыскивая признаки болезни, но ничего не нашел и, вздохнув, прижал его к груди. Снейп так и поплыл от удовольствия.
— Бедный Тревор, — прошептал Невилл, поглаживая жабью спинку. — Ты, наверное, устал. Шутка ли — целый день скакать неизвестно где! Ах ты моя лягушка-путешественница… — Невилл наклонился и чмокнул Снейпа в макушку. Снейп даже застонал от изумления и радости… То есть, он застонал бы, если б был человеком; сейчас же он попросту благодарно заквакал.
— Ну, нагулялся, пора и баиньки, — сказал ему Невилл. — Завтра наконец приедет бабушка и заберет нас домой. Ты же хочешь домой, да, Тревор? Мы нарядим елку, а бабушка испечет свой фирменный пирог с бараньими почками. Вот это будет объеденье! — Снейп сглотнул, сильно сомневаясь в кулинарных талантах бабушки Невилла. — А потом мы, наконец, развернем наши подарки. Как бы я хотел, чтобы бабушка подарила мне то исправленное и дополненное издание «Большой энциклопедии целебных и ядовитых трав», которое мы с тобой видели у профессора Снейпа!.. — Невилл помолчал, грезя об энциклопедии, а Снейп мгновенно нарисовал в воображении восхитительную картину: они сидят с Невиллом за одним столом и, касаясь друг друга щеками (а может, даже и бедрами), листают «Большую энциклопедию»… Размечтавшись, Снейп не удержался и уткнулся мордой в теплую шею Невилла, пахнущую чем-то очень душистым, — или то был просто аромат юности?..
— Ай! Тревор, щекотно же! — Невилл рассмеялся и потер шею. — Кстати, скажу по секрету: я уже приготовил тебе подарок. Это особенный подарок! Уверен, тебе понравится.
Жабья морда Снейпа приобрела хитрое выражение, даже в мутных глазах навыкате появились озорные искорки: Снейп подумал о том, какой именно подарок он хотел бы получить от Невилла. Тот же, не подозревая, какие страсти бушуют в маленьком скользком тельце Тревора-самозванца, погасил свет, забрался с жабой в руках в постель и, положив его рядышком, уютно закутался в одеяло.
— Спокойной ночи, Тревор, — проговорил Невилл уже сонно. — Счастливого Рождества.
«И тебе сладких снов, мое сокровище», — ответил Снейп мысленно. Он хотел потихоньку сбежать, дождавшись, когда Невилл уснет (а тот и правда скоро уснул, трогательно обнявшись с подушкой). Но искушение, увы, было слишком велико: Невилл лежал рядом с ним такой умиротворенный и беззащитный; с приоткрытыми, манящими Снейпа губами, с лицом, во сне казавшимся еще наивнее; да еще и изредка сонно причмокивал, отчего Снейп едва не терял голову… Снейп решил, что ничего не случится, если он полежит в постели еще немножко.
Осторожно перебирая лапками, он подполз по подушке к голове Невилла, улегся рядом и принялся разглядывать его своими огромными глазами, совсем замутившимися от страсти. От Невилла исходило тепло и сонный, какой-то детский запах. Снейп придвинулся еще ближе. Ах, если бы он мог сейчас принять человеческое обличье и, прильнув к Невиллу всем телом, подарить ему самые пылкие поцелуи и самые бережные ласки, на какие он только был способен! Снейп нежил бы и любил своего мальчика так, как не нежил и не любил еще никого, а Невилл… о, какой он был бы послушный, ласковый и теплый со сна!
— Тревор… — проворчал Невилл. Не открывая глаз, он отпихнул от себя жабу, норовившую поцеловать его в губы. — Хватит тыкаться мне в лицо своей мокрой мордой… — все еще не просыпаясь, он в недоумении нахмурился. — Почему ты такой теплый? Даже… горячий! Тревор, ты что, и правда заболел?
От волнения за своего питомца Невилл открыл глаза — и обмер: в его постели, под одним с ним одеялом, прижимаясь к нему своим горячим телом, лежал профессор Снейп собственной персоной! «Мерлин, я сплю и мне снится кошмар», — успел подумать Невилл. А в следующую секунду Снейп обвил его своими длиннющими, обжигающе горячими обнаженными руками и ногами и впился в губы Невилла страстным поцелуем.
— Профессор Снейп… Как… как вы здесь оказались?.. — пролепетал Невилл, едва Снейп прервал поцелуй, чтобы набрать побольше воздуха для следующего. — Что вы сделали с Тревором?! — вопросил Невилл с еще большим ужасом.
— Вы не читали сказок, мистер Лонгботтом? — ответил Снейп, одновременно покрывая шею Невилла короткими влажными поцелуями. — Принцесса поцеловала лягушонка, и он превратился в прекрасного принца.
— Тревор превратился в прекрасного принца?! — изумился Невилл, плохо соображая со сна (и от испуга). Но тут Снейп запечатал его губы поцелуем, еще более долгим и страстным, и Невилл живо позабыл о прекрасном принце Треворе и вообще обо всех прекрасных принцах в мире. Да что там говорить, он забыл обо всем на свете!