Marble Moon

Сион никогда не думала, что бумага может издавать такой шум: листы Священного Писания шуршали и шелестели, и в этом непрерывном звучании алхимику слышалось что-то еще; будто бы слова, складывающиеся в святые строки на белой бумаге, шептали, и этот шепот с каждым мгновением становился все громче, все настойчивее, все невыносимее... Для нее, оказавшейся на самом краю вампирского импульса, это негромкое нашептывание гремело в ушах, словно набат. Кто-то схватил Сион за руку, и она увидела прямо перед собой лицо Аозаки Токо. Волшебница улыбнулась и в одно мгновение выдернула алхимика из бумажной бури. Тут же другую ее руку поймала Аоко, и они, уже втроем, бросились бежать, пока церковники, поглощенные собственной схваткой, не заметили пропажи. Для магов Сиэль была фигурой столь же опасной, как и Искариоты. Потому никто не собирался помогать похоронному агенту; в конце концов, силы были неравны — даже объединившись, два мага и алхимик вряд ли смогли бы создать серьезные неприятности кому-то из церковников — а их там было пятеро. Вслед беглянкам что-то крикнули, но ни у кого не возникло желания останавливаться и разбираться. Однако Сион все же обернулась и убедилась в том, что за ними действительно погоня: обе Искариотки оставили святому отцу битву с Сиэль, вознамерившись во что бы то ни стало отловить опального алхимика. — За нами эти, — задыхаясь, сообщила своим спасительницам Атласия. — Можно было бы и догадаться, — пробормотала Токо справа. — Вроде недалеко было метро. Там мы сможем оторваться, — предложила Аоко слева. — Действительно. Хорошая идея. Эти девчонки увешаны оружием с ног до головы; полиция обязательно ими заинтересуется. Это наш шанс. И они припустили со всех ног к Тоттенхэм Корт Роуд. И только ступив на металлическую решетку перед входом в метро, Сион поняла, что она все еще босиком. Залившись краской, она остановилась, неловко переступая с ноги на ногу и обратив взор к своим избитым, потемневшим от грязи и пыли стопам. Проследив за ее взглядом, Аоко вздохнула. — Нас в метро-то пустят? — Поверь мне, меч и пистолеты привлекают внимание гораздо больше, чем отсутствие обуви, — проворчала старшая Аозаки, потрепав Сион по голове. — Ничего, прорвемся. Идем. И все же озадаченные взгляды пассажиров были достаточно красноречивы, чтобы быстро переубедить Токо. Пока она разбиралась с аппаратом по продаже билетов, ими заинтересовался полицейский, скучавший у стены недалеко от входа. Зигзагами, но достаточно целеустремленно, он принялся подбираться к странным дамам, но тут в вестибюль ворвались Такаги Юмико с катаной наперевес и спешно запахивающая плащ Хайнкель Вольф. Австрийка оказалась не в силах утихомирить вошедшую в раж напарницу, и в результате единственное, что она могла сделать — спрятать собственное оружие подальше. Однако это никак, в общем-то, не спасло ситуацию; когда народ заметил сверкающий клинок в руках жутковато выглядящей девицы, зал взорвался; движимые инстинктом самосохранения, пассажиры быстро поддались панике и кинулись в разные стороны, создав давку везде, где только можно. Полицейского снесли. Воспользовавшись суматохой, Токо вновь схватила Сион за руку и, ловко лавируя между снующими в разные стороны людьми, принялась решительно пробиваться к турникетам. Накормив аппарат билетом, Токо толкнула Сион в открывшиеся дверцы и тут же поспешила пройти следом за алхимиком. У соседнего турникета то же самое проделала Аоко. Оказавшись вне пределов доступа безбилетников, волшебницы синхронно обернулись. Следом за ними неслась Такаги с перекошенным от ярости лицом. Ей наперерез спешил несчастный полицейский, безуспешно пытающийся навести порядок в беснующемся человеческом море. Никто не стал дожидаться окончания сей драмы. Судя по крикам, монашка попыталась перемахнуть через турникеты. А учитывая то, что Такаги являлась все-таки тренированным оперативником Отдела Искариот, в успехе ее предприятия сомневаться не приходилось. Волшебницы и алхимик поспешили дальше, к платформе. Им повезло: поезд еще не тронулся, и они едва успели забежать в вагон за пару секунд до закрытия дверей. Искариотка, как выяснилось, следовала за ними по пятам, и лишь чудо уберегло беглянок от участи оказаться в одном вагоне с вооруженной разъяренной церковницей. Состав тронулся, и основательно взлохмаченной в ходе погони Такаги оставалось только опустить катану и наблюдать, как поезд неспешно набирает скорость. Пока он не скрылся в туннеле, из окон на Юмико удивленно поглядывали пассажиры, встревоженные суматохой в вестибюле. Вся ярость улетучилась так же внезапно, как и появилась, и монахиня, в конце концов, позволила увести себя полиции и даже, скрепя сердце, отдала им свой верный меч. К ним добровольно присоединилась Хайнкель, не желающая даже в участке расставаться с напарницей, и обнаружившие у нее пистолеты служители закона охотно согласились сопроводить обеих леди до выяснения обстоятельств. А тем временем Александр Андерсен, ничего не подозревающий о конфликте своих подчиненных с полицией, продолжал битву с Элезией Сиэль. Бой шел на равных, противники практически не уступали друг другу, а там, где Андерсен пытался одержать верх с помощью силы, Сиэль противопоставляла скорость и ловкость. В результате никто из дуэлянтов не получил ни царапины, а уставший наблюдать за сражением Мистер Рассвет тихонько прикорнул на травке под ближайшим деревом — бессонная ночь все-таки взяла свое. Неизвестно, о чем думали прохожие, но полицию так никто и не вызвал. Позднее то, что служители закона так и не вмешались, объяснялось суматохой на Тоттенхэм Корт Роуд. Как бы то ни было, церковники оказались предоставлены сами себе и вскоре собрали вокруг приличную толпу зевак. Впрочем, и Андерсену, и Сиэль было не до конспирации: оба так сосредоточились на битве, что обращать внимание на прохожих было попросту некогда. И дело было, в общем-то, не в том, что противники так хотели уничтожить друг друга — во всяком случае, не отец Андерсен. В Сиэль он видел только помеху своим профессиональным обязанностям — и ничего более. Он не щадил противницу и уж тем более не поддавался ей; для паладина не было тайной, что экзекуторы Агентства Погребения достаточно сильные бойцы и, конечно, он не ждал легкой победы. Однако святой отец не мог не признать, что эта девочка дерется не хуже любого из кадров Отдела, считая — чего таить — даже самого Андерсена; эта Сиэль не уступит и средней силы вампиру. Искариоту оставалось только окончательно увериться в слухах, что гуляли по всему Ватикану: в Агентстве Погребения не гнушаются даже силами самой темной ночи. Но вот, наконец, удачный бросок; одно из освященных лезвий паладина достало экзекутора, и та зашипела от боли, зажимая обильно кровоточащий порез на бедре. Однако в следующее мгновение Андерсен обнаружил, что вновь отбивает по-змеиному быстрые удары противницы. Бой и не думал заканчиваться. Симпатичное прежде личико девушки-экзекутора исказила черная ухмылка, придавшая ей пугающее сходство с Юмиэ; рана же исчезла бесследно. Андерсен позволил себе неожиданно скупую усмешку. — Так вот оно какое, оружие Агентства, — протянул он с напускной задумчивостью. Следующий удар святого отца вновь пропал втуне, встретив на своем пути блестящий — иначе и не скажешь — блок. — Так я и думал. Действительно, почему бы похоронникам не иметь своего собственного регенератора? Это же так удобно... Это уже была скорее издевка, но в ней чувствовалось и нечто иное — но что? понимание? тоска? сострадание? У Сиэль не было времени разбираться в оттенках и выражениях, удар следовал за ударом, один сильнее другого, следующий безжалостнее предыдущего. И все ярче, все жарче, все алее дымка ярости, застилающая взор, и с губ вместо слов — рычание и змеиное шипение: — Неплохо они там в Агентстве устроились, да? — Удар и снова удар, к черту защиту, не отступать! — Удобно, да? Что-то мешает смотреть, из-за чего-то все вокруг расплывается, словно бы она не просто так носит эти бесполезные очки, словно она и правда близорука. А, это слезы... Как не вовремя. В голове проносится мысль, что вот сейчас-то как раз самое время отступить — в таком состоянии, в гневе и слезах, ей точно не победить. Да и кому нужна эта победа? Ей? Смешно. Но жажда гонит ее вперед, вновь и вновь на эти поющие клинки, чей танец сливается в одно неразличимое сверкающее пятно. Жажда, словно отголосок той, давней, но еще не забытой... Вновь и вновь — оставлять свою кровь на чужом мече; вновь и вновь — пока в ней не останется крови, пока по жилам не польется обжигающий святой огонь; вновь и вновь... Пока в глазах не зажжется ослепительная тьма. И она вновь не услышит голоса. Кажется, она перестала просыпаться каждую ночь в поту... Кажется, она начала забывать... Нет. Сколько бы ни прошло времени, ей не забыть. Не простить. Да... это жажда. Жажда мести. Такой ее оставил Роа — чудовищем на потеху церковникам. Чудовищем, не способным умереть. Чудовищем, лишенным смерти. Истерзанная сотнями, тысячами пыток, которым ее подвергали ученые-церковники; обреченная на вечный голод, вечную жажду мести. За что? Да просто так, потому что угораздило родиться с душой Роа Вальдамьонга. Потому что древний вампир, поселившийся в ней подобно червю, отравил ее бессмертием, вырвал из обычного течения жизни и извратил грехом. И после всего этого оставил ее одну. Пришла Арквейд Брюнстад и вырвала Роа Вальдамьонга из души Сиэль. Пришла Арквейд Брюнстад и раздавила червя. Но тогда Элезия... Нет, Алиса* Сиэль тоже — умерла. Умерла и воскресла. И попала к ним — к церковникам. Ненависть. Там, где раньше жил Вальдамьонг, в том уголке ее души, который вот уже два десятка лет как пустует, поселилась ненависть. Неизбывная; непобедимая; черная. О да. Теперь она умеет ненавидеть. Она научилась ненавидеть. Она ненавидит церковников. И Арквейд Брюнстад. И, конечно, Роа Вальдамьонга. Всех мертвых апостолов без исключения. И Александра Андерсена — тоже. Она ненавидит все в этом человеке. Его серую рясу. Его клинки. Крест на его груди. Его ухмылку, никак не сползающую с лица. Его сумасшедшие глаза, такие яркие, что больно смотреть. Даже то, что она ничего не знает о нем — она ненавидит. Но более всего она ненавидит то, что он — церковник. Ее враг. * Что заставляет эту девочку продолжать сражение? Андерсен не знал ответа на этот вопрос, да и не нуждался в нем. Элезию Сиэль нужно убрать с дороги; она позволила эмоциям вмешаться в рабочие дела — что ж, это ее проблемы. Однако она сама стала проблемой — его, Андерсена, проблемой. Видит Бог, не ему нужна эта драка, не он ее затеял. Но почему ему приходится разбираться с этим? Разве для того он прибыл сюда, в Лондон? Что ж, Похоронному Агентству еще придется ответить за этот кавардак. Даже если это затеяла не Нарбарек, — не важно. Это ее сотрудница и ее организация, в конце концов. Но все это потом... Сначала разобраться с глупой девчонкой. Однако сие не так просто. Обычный человек уже давно бы сдался, а Сиэль хоть бы хны. Даже Андерсен уже начинает чувствовать усталость, несмотря на постоянные тренировки. Сколько уже идет бой? Полчаса? Или час? Солнце, необычно жаркое для конца августа, застыло в небесах, словно намертво прибитое к их стеклянной бесконечности. Пот струится по лбу и щекам — нет времени даже утереться рукавом. Глаза Сиэль, прежде ярко-синие, а теперь ставшие темнее ночного неба, приковывают к себе взгляд, а на самом их дне, там, за границей бесконечного одиночества, словно отблеск огня Преисподней, горит пламя неутолимой жажды. Усмешка пропала куда-то, и теперь смертельно-бледное лицо девушки словно бы вовсе потеряло какие-либо эмоции. Не осталось ничего — лишь холодная бездна в глазах. Откуда же у нее такая нечеловеческая выносливость, где она берет силы для нового удара? И сколько еще он, Андерсен, сможет отражать эти удары? Осознание того, что лучший паладин XIII Отдела Искариот уступает какой-то девчонке, судя по виду едва закончившей старшую школу, всколыхнуло что-то в его душе; святой отец зарычал, в мыслях взметнулся пожар ярости, разом сжегший все ненужные вопросы. А следующий удар церковника отбросил Сиэль далеко назад. Впервые за последнее время маска отчуждения на лице агента Погребения сменилась совсем человеческой растерянностью. Словно стряхнув с себя морок или проснувшись от страшного сна, Сиэль с удивлением взглянула на отца Андерсена, а миг спустя ей пришлось уйти в глухую защиту, поскольку теперь уже падре отбросил всякую осторожность и пошел напролом. С этого мгновения ситуация изменилась в корне: Элезия более не нанесла ни одного удара, а только отбивала атаки паладина и ни о чем другом даже помыслить не могла. Вся ярость, все желание отомстить как-то разом оставили ее, а вместе с ними покинули Сиэль и безграничная сила, и бесконечная выносливость. Она снова стала самой собой — благоразумной Элезией Сиэль, седьмым агентом Погребения; только от Андерсена это ее нисколько не спасало, и она со всей возможной ясностью и сопутствующим ей ужасом осознавала, что проиграла. Проиграла даже не успев понять, что за игру затеяла. В душе Сиэль поднялась буря смятения: она осознала, наконец, что натворила, и преисполнилась не только ужасом, но и стыдом. Как она посмотрит в глаза Нарбарек, если, конечно, выживет в этой битве с паладином Андерсеном? Но еще более грызло ее отчаяние: неужели наследие Роа в ее душе так сильно, что она подняла оружие против этого человека. И не только против него — но и против его убеждений, которые клялась разделять. И не важно, что Агентство не требует от своих сотрудников искренней веры; преступление Сиэль было едва ли менее серьезно, чем измена родному государству. И всему виной застарелая боль, с которой Сиэль так и не смогла справиться. Прошлое, которое всего пару минут назад питало гнев и давало силы сражаться дальше, теперь отбирало их жалкие остатки. И, когда отчаяние перевалило все возможные пределы, девушка-агент попросту упала на колени, беспомощно глядя, как на нее опускается сияющий клинок Андерсена. И тут произошло непредвиденное: Мистер Рассвет, внезапно очнувшийся от своей дремы, рванулся Андерсену наперерез, вклинился между ним и Сиэль, раскинув руки в защитном жесте, и замер в сей неудобной позе, зависнув над напарницей и рискуя свалиться на нее и, при особенно неудачном стечении обстоятельств, захватить с собой еще и святого отца. Человек, не понаслышке знавший, что такое страх, единственный здесь настоящий трус — оказался храбрее и самоотверженнее своей коллеги, бесстрашной Элезии Сиэль. Наверное, он просто больше боялся того, что его напарница погибнет здесь, у него на глазах, чем возможности самому быть заколотым ужасными клинками. И, как ни странно, Андерсен остановился, не закончив гибельной атаки. Сверкающие лезвия замерли в жалких сантиметрах от открытой груди экзорциста. Медленно, очень медленно зловещий хищный оскал на лице святого отца сменился обычной, но не такой пугающей ухмылкой, и еще медленнее руки отвели оружие в сторону. — Мисс Сиэль, — тяжело дыша от ужаса, обратился Мистер Рассвет в сжавшейся за его спиной девушке, — все в порядке? — Да, — выдохнула Элезия, чувствуя, что еще немного — и сердце выпрыгнет из груди. — Все в полном... Мистер Рассвет? Ее напарник опасно зашатался, и девушка поспешно встала на ноги, чтобы поддержать экзорциста, прежде чем тот упадет. — Благодарите милосердные небеса, — небрежно бросил ей Андерсен, пряча клинки в складках длинной рясы, — что у вас есть такой самоотверженный друг. Еще бы немного — и вас бы не спасли даже ваши удивительные регенераторские способности. В следующий раз, — святой отец поправил очки, — так оно и будет, можете не сомневаться. Сиэль ничего не ответила. Экзекутор отвела взгляд в сторону, словно боялась случайно встретиться взглядом с Александром Андерсеном. Поддерживая напарника, едва державшегося на трясущихся ногах, она скорее пряталась спрятаться за внушительной фигурой экзорциста, чем действительно помогала ему. При этом ее посетила мысль, что подобная помощь может потребоваться и ей самой. Черт знает что творится. Зачем она вообще полезла в драку? Этот же вопрос крутился на языке паладина. Он ведь просматривал личное дело Элезии Сиэль в Ватикане и никогда бы не подумал, что она способна на столь необдуманные поступки. Кто угодно, но только не седьмой сотрудник Агентства. Впрочем, они ведь все себе на уме: никогда нельзя быть уверенным в дальнейших действиях питомцев Нарбарек. Однако... Вопрос, так и просившийся быть озвученным, задал, как ни странно, немного пришедший в себя Мистер Рассвет. Причем вопрос сей в его устах, прозвучал без лишнего обвинения; казалось, что он обращается к неразумному ребенку, с полным осознанием того факта, что сделанного все равно не воротишь, а отругать дитя все равно вроде как нужно, чтоб в следующий раз такого не повторилось. Итак, Рассвет спросил: — И чего это вас драться-то потянуло, а, мисс Сиэль? Что мы теперь скажем директору? Андерсен улыбнулось: это немного напоминало его самого, когда он общался с приютскими детишками. От внимания паладина не укрылось, что теперь скорее Мистер Рассвет поддерживает девушку, чем она его. Что ж, такая битва даже Андерсена может подкосить, что уж говорить о хрупкой леди... Хрупкой леди? Ну да... До святого отца донесся слабый ответ Сиэль: — Да сама не знаю. Вспомнилось вдруг... ну, ты знаешь... — Так я и думал, — Рассвет сокрушенно покачал головой. — Так и знал, что когда-нибудь нервишки ваши сдадут. Но кто бы мог подумать, что это случится так неожиданно и не вовремя... — Твоя правда. Александр Андерсен, — Сиэль неожиданно выпрямилась и прямо взглянула в глаза паладина. Казалось, что что-то сломалось у нее внутри, но при этом она хотела показать, что все в полном порядке. Однако было очевидно, что поломка была, и была уже давно. Так бывает, если долго не лечить болезнь: вроде не было никаких признаков, а потом на пациента неожиданно сваливается вся симптоматика разом. — Я прошу прощения за этот случай. Надеюсь, что... — Зря надеетесь, — оборвал девушку святой отец. — О вашем поступке будет доложено, уж я об этом позабочусь. Сиэль неожиданно улыбнулась: — Уж в этом я не сомневалась. Думаю, я разочаровалась бы в вас, если бы было как-то иначе. А надеюсь я на другое.\ — На что же? — полюбопытствовал Андерсен. — На то, что ваша совесть паладина не пострадала. Если мне не изменяет память, я была ужасно близка к победе. — Но вы не победили. — Увы, это правда, — легко согласилась Сиэль. К ней вновь возвращалась на секунду отступившая слабость. Видения прошлого обступали со всех сторон, застилая взор. Пальцы с силой впились в локоть Мистера Рассвета, как в последний оплот реальности. — Мисс Сиэль! — Вскрикнул экзекутор, но девушка не откликнулась. Голова ее безвольно откинулась назад, и вся она обмякла в руках напарника, безуспешно пытающегося вернуть ее в чувство. _________________ * Думаю, что на самом деле Элезия и Алиса — это одно и то же имя, просто в разных переводах. Но мне почему-то хочется, чтобы Алисой Сиэль звали до того, как она попала к церковникам. Надеюсь, мне простят эту отсебятину.