"Годы побед и поражений"

Меня зовут Святослав Крестецкий. Мать называла меня Ясиком, даже не знаю почему... Хотя у Раисы Фридриховны было 11 детей и произносить их имена полностью видимо она просто не хотела, вот и придумывала им сокращенные прозвища. Только сестер она называла по имени отчеству,в мои 6 лет мне казалось это дискриминацией. Отца мы видели редко,да и я вообще сомневался что тот помнит как нас зовут, лично меня он называл просто «Обормот» и не потому что я был настолько непослушным лентяем, а просто так. Видимо мой детский и неприкаянный вид ему напоминал это слово, с ним отношения были теплее чем с матерью, но его отсутствие сказывалось с каждым годом. В начале весны он приехал один раз,а потом только через год и так каждый раз, мы не могли угадать когда он приедет и снова исчезнет будто его и не было. В эти времена мы жили в Ленинграде страна была в преддверии каких-то событий ,которые я чувствовал ,но никак не мог предугадать. То что я знал на то время это что папа был ученым, мама не работала, мы могли позволить себе многое что другие не могли .Мы часто ездили в Париж и Германию, так как там у нас были родственники по линии матери, что касается отца он был из семьи королевской крови, правда я не знал какой, но мать смеялась что вышла замуж за «Короля». Хотя это все не важно, я хотел рассказать о поездке которая перевернула мой детский мир с ног на голову и дала первые уроки жизни, о которых я жалел и хотел повернуть время вспять и заболеть, что б мать не взяла меня во Францию в тот день. День был солнечный в мое окно били игривые лучики света, я встал по раньше ,смотря сейчас на того 10-него мальчика я мог сказать про себя что я дурак,но я любил смотреть на рассвет и на слушать как за окном щебечут птички. Я тогда не думал о политике, о будущей войне что случилась позже. Я только знал что няня Мотя принесет мне в часов 7 или чуть позже,парного молока и печений ,которые я очень любил. Это была моя секретная привилегией, меня любили все в доме, кроме матери. Когда я спрашивал у Моти, почему меня любят, и тыкался в ее мягкую, обвисшую от старости грудь она гладила мои волосы и хохотала. - Ангелов надо любить, а ты наш ангел.- Если честно я хотел ей сказать что это она мой ангел, от нее и больше не от кого я не чувствовал такой материнской любви. Я унес ее любовь в памяти и сохранил, даже тогда, когда жизнь научила меня жестокости. В то утро я знатно налопался печений с молоком и в припрыжку вышел из комнаты и начал носиться по дому за котом Пантелеймоном. -Паня, кис-кис-кис!-звучали мои крики на весь дом, а кот как и моя мама, меня он не любил. Он любил сметану и мышек, а я не был не тем не других, иногда это меня печалило. Ради любви кота, я один раз обмазал лицо сметаном, что бы почувствовать его шершавый язычек на своем лице и если повезет услышать кошачье, довольное урчание. Этот кот в каком-то роде был для меня героем, ведь он не давался не одному из нас, детей, быстро убегал и прятался. Удар на себя принимала черно-белая кошка Машка, ее то тискали все. И я в том числе, но мне всегда хотелось добиться того чего ни у кого больше нет. Я был бы счастлив, именно из-за этой погони за пушистым счастьем я и попал в свою первую поездку. Я почти догнал Паню ,но резком повороте ,сбегая с лестницы на первый этаж я с разгону в кого-то врубился ,я хотел проследовать дальше за котом ,но был схвачен за рубашку ,мне лишь оставалось проводить взглядом удаляющегося кота. Я был очень огорчен, надув губы я поднял глаза и понял, что все таки надо было сидеть в комнате и играть с солдатиками. На меня смотрели раздраженные глаза матери. -Ясик, ты то мне и нужен.- Я вздрогнул от страха к матери и конечно от удивления. Мать вздохнула и поправила платье, будто желая избавиться от хоть какого-то напоминания о том, что я врубился в нее. Внутри сердце сжало, хотелось плакать, но я же мужчина. Увы, нельзя. -Простите, Раиса Фридриховна. Я нечаянно, - мамой я ее называл только тогда когда не чувствовал этот благоговейный страх, ведь для нас , детей, она была иконой, божеством на которое нам следовало молиться. Хотя я молился на Мотю, ее доброе сердце было намного красивее чем сердце моей матери, но от Моти я не мог получить новый мячик или набор солдатиков. - Пока что не заслужил прощения,-она взяла мое лицо и повертела будто думая о чем-то своем, ее губа дрогнула, видимо нервный тик, но после этого она улыбнулась,- Ты поедешь со мной в Париж. И да, хочу заметить, мое детское сердце было готово выпрыгнуть из груди и от радости и от удивления, ведь мать возьмет только меня. Я так верил что это потому что она меня любит. Не зная на сколько мы уедем я начал собирать свой мешок с пожитками, хотя это были только игрушки и жестяная коробочка с леденцами. Как раз их-то я хранил как зеницу ока, потому что это было мое сокровище , которое мне подарила Мотя. Тогда было мое день рождение, и моя нянечка сделала мне этот подарок. Леденцы были иностранные, поэтому я не знал сколько она , потратила на них из своего скромного жалования. Тогда я верил в самое лучшее, я напевал сам себе песенки, из колыбельных переделывая их на более веселый лад и сильно фальшивил, но про себя я был самым счастливым. Думал, что значит не зря в моем дождливом городе с холодным ветром сегодня солнце, значит не зря, я гнался за Паней и ударился об маму. Да, а еще я трепетно согревал ту мысль, что раз мама взяла именно меня значит и любит меня больше всех. Иметь любовь матери, которой удостаивались только сестры ,было для меня таким счастьем, что я был готов взлететь. Мы отправлялись только через два дня, но я был во все оружии , конечно же, счастливый. Мое бледное лицо, которое Мотя считала болезненным ,светилось от счастья, и только расставание с любимой няней печалило. Да-да-да, до меня вдруг дошел тот факт, что я очень долго не увижу ее морщинистого и светлого лица, а ведь только ее лик будил меня по утрам и укладывал спать большой порцией сказок. В этой подготовке пролетел весь день, ведь Раиса Фридриховна, тоже была той еще предусмотрительной мадам, она собирала все, что было необходимо ей в ее путешествии. Верьте мне на слово, ей было так много, что я уставал даже просто наблюдать за ее хлопотами. -Свет мой, ангел, - послышалось тихое шептание на ухо, такое родное дыхание и кряхтение. Меня подняли нежные руки и понесли в комнату, видимо я не заметил и заснул, обнимая Машку на лестнице, эта чудо-кошка могла уложить любого. Я почувствовал, то как старушка раздела меня и протерла тело влажным полотенцем, видимо она не хотела будить меня, но и не мытым оставлять меня не желала. Она делала все аккуратно и бережно, а я в дреме наслаждался происходящим, будто чувствовал эту энергию, ее неумолимую заботу. -Мотя, поехали с нами в Париж?-сквозь сон я все таки произнес то что хотел спросить ее весь день, мне очень хотелось ее забрать. -Конечно родименький,-горячие губы коснулись моего лба и теплое одеяло накрыло тело. С этими мыслями я и провалился в сон, мне снилось как я и Мотя бегаем по большому лугу и рвем цветы, играем в войнушку, а мама плетет венок и одевает его на голову доброй Моте. Это был самый лучший сон, который я вынес в своем сердце из детства, просто я так был доволен, а все из-за того что все потакали мне, я ведь не догадывался в своем возрасте что мир круглый, а задница скользкая . Хотя я и сейчас уверен, Мотя не из тех людей что пытались крутиться, она из тех кто жил и любил. Я тогда решил что она и Паня с Машкой, - Это мои Герои. Решил, что когда вырасту, буду похож на них. Да, это было глупо и самонадеянно, но в мои малые годы это были великие, Наполеоновские планы