Все, что от меня осталось

─ Я не Гарри, я – Том.

Август. Звездный и душный, он клубами теплого воздуха проскальзывает в распахнутое окно и нависает над Томом, шепотом напевая знакомую детскую песенку. Навязчивая мелодия щекочет барабанные перепонки, добирается до самого сердца и заставляет проснуться: And one for the little boy Who lives down the lane. Звучно втянув носом горький запах старого накрахмаленного постельного белья и приторный – лоснящихся от вязкого нектара лип, Том резким движением руки скидывает с себя одеяло и, следуя то ли военной, то ли спортивной привычке, в секунды оказывается на ногах. ─ Вижу, ты чувствуешь себя лучше, мой мальчик, ─ мягкий голос из глубины комнаты затягивает на шее невидимую петлю. ─ Как много ты помнишь из последнего? ─ Том безуспешно пытается увидеть своего собеседника в темноте, и Дамблдор замечает совсем несвойственный Гарри Поттеру цепкий, кусачий взгляд. ─ Кажется, там были дементоры, ─ мальчик удивленно вслушивается в собственные низкие, теплые обертона. ─ Я не смог с ними справиться, сэр, больше ничего не помню, ─ он опускает голову, чтобы избавиться от липкого, навязчивого беспокойства человека, который так и не пожелал выйти на свет. ─ Гарри, ─ подавить дрожь, ─ мисс Грейнджер сказала мне, что, проснувшись первый раз, ты назвал себя чужим именем, ─ и еще раз. ─ Я не помню этого, сэр. А каким именем? Неуютная, неловкая тишина колется в уши. ─ Ты назвал себя Томом, ─ Дамблдор делает шаг вперед, и Том читает на старом и морщинистом лице отголоски былого величия, ─ Но сейчас я вижу, что это всего лишь последствия твоей встречи с дементорами, ─ и невероятную слабость. ─ Боюсь, что не только это, сэр, ─ искренне, скользя взглядом вдоль такой знакомой глубокой складки над переносицей. ─ Я действительно больше не помню ничего, ─ последнее слово Том произносит с несвойственным ему нажимом. Низкое и теплое ─ в скрежет металла, в рев старого покорёженного замка. Тогда, кажется, тоже был август. — Кто вы такой? — Я уже сказал. Меня зовут профессор Дамблдор, я работаю в школе, которая называется Хогвартс. Я пришел предложить тебе учиться в моей школе — твоей новой школе, если ты захочешь туда поступить. Тряхнуть головой, чтобы сбросить с себя это болезненно-короткое наваждение: Том зло щурится, когда черные лохмы, щекоча веки, перекрывают обзор. Baa, baa, black sheep, Have you any wool? Альбус, обреченно вздохнув, окидывает его взглядом, полным необъяснимого сочувствия, и Том отчетливо ощущает, как где-то в районе солнечного сплетения его заполняет обжигающий августовский воздух. ─ Мне очень жаль, Гарри. ─ Вам не в чем винить себя, профессор. Глаза Дамблдора искрятся весельем. ─ Так уж и ничего, мой мальчик? Протяжный скрип пружины: неловко передернув плечом, Том с ногами забирается обратно на кровать. ─ Я вспомнил вас, когда увидел, ─ нехотя. ─ Мы были близко знакомы, сэр? После недолгой паузы Альбус ограничивается простым кивком. Бой часов заставляет Тома вздрогнуть от неожиданности. Два часа дня. ─ Думаю, мадам Помфри меня не похвалит, если сегодня я еще побеспокою тебя, Гарри, ─ разочарованно произносит Дамблдор, направляясь к выходу. К выходу откуда? Тяжелая дубовая дверь с грубыми железными петлями, высокая каменная кладка. Старый волшебник оборачивается, словно прочитав мысли: ─ До конца лета ты останешься здесь, мой мальчик. В Хогвартсе. Том улыбнулся. Что-то давно забытое шевельнулось в его груди. *** Август – преддверие, сладкое ожидание волшебства; долгий, щемящий самое холодное сердце – путь домой. Том по безмолвному и пустому замку движется почти на ощупь: он любовно ведет ладонью по гладкому камню стены, словно хочет напитаться его древней магией, вслушивается в грузные повороты лестниц и перешептывания портретов, чтобы навсегда запечатлеть в своей памяти одиночество неприступной крепости. Единственное желание – остаться здесь навсегда. Слиться с этими стенами, стать с замком одним целым, стать его историей, вечностью. Бессмертием в камне. Сначала пальцы, а затем и вся ладонь скользят по рельефной поверхности двери. Том жадным рывком дотягивается до ручки и нетерпеливо крутит ее против часовой стрелки. С порога в голову шибает терпкая смесь запахов: пыльная выцветшая бумага и сандал. В кабинете трансфигурации пахнет книгами и еще чем-то неуловимым и пряным. Том всегда уходит с занятий последним: он то и дело расспрашивает Дамблдора о предмете, который его совершенно не интересует, только ради того, чтобы подольше вдыхать таинственный аромат. ─ Могу ли я остаться на лето в замке, профессор? ─ мальчик отводит взгляд, но Альбусу не нужно смотреть, чтобы почувствовать до краев заполняющее душу отчаяние. Без единого просвета. ─ Ты же знаешь, что это невозможно Том. Не в моих силах нарушать правила, установленные директором, ─ не верит: передергивает уголком губ. «Вы просто не хотите, профессор». Дамблдор до синевы в пальцах сжимает подлокотники кресла. ─ Но вы бы могли его попросить, сэр, ─ Альбус уверен, что в природе не существует такого темного цвета, но некогда тонкая антрацитовая радужка детских глаз становится непроницаемо черной. ─ Боюсь, Том, это действительно не в моих силах. ─ Боюсь, Альбус, это действительно не в моих силах, ─ чуть брезжащий, как замедляющая свой ход маггловская пластинка, раздраженный голос целительницы через глухую пелену сна болезненно достигает острого мальчишеского слуха. ─ Я не могу держать его взаперти неделями. Ему нужно двигаться. Осмотр не выявил никаких отклонений, мальчик в норме, я не понимаю, почему он упал в обморок, ─ Том, затаив дыхание, вжимается в больничную кровать. ─ Знаю, Поппи. Я лишь надеюсь, что, когда начнутся занятия, Гарри будет чувствовать себя полноценным ребенком, ─ говорит Дамблдор и следом совсем тихо бормочет куда-то в бороду: ─ Насколько это возможно. Апчхи! Уверенные, совсем не стариковские шаги, медленно, но неизбежно приближаются к мальчику. Директор садится на самый край постели справа от ребенка, отчего та жалобно трещит. Его малиновая мантия с серебряными звездами, казавшаяся Тому совершенно нелепой, находится так близко, что он не может не чувствовать этого едва заметного, пряного аромата, тонкими струйками проникающим в нос и затуманивающим рассудок. Том поднимается на локтях: он смотрит на Дамблдора удивленно, в растерянности переводя взгляд с одной блестящей звезды на другую. ─ Профессор! ─ Альбус ничего не успевает сказать, как голова мальчишки со вздохом утыкается в солнечное сплетение, выбивая из груди весь воздух. Том глубоко дышит, не замечая, что приятная пряность заполняет легкие до предела: в глазах щиплет от поступающих слез, которые он незаметно смаргивает на душистую малиновую ткань. Дамблдор теплой ладонью накрывает подрагивающие плечи. ─ Ну, полно, Гарри, мой мальчик, ─ Том до крови закусывает губу. «Я не Гарри, я – Том».