Не смотри мне в глаза

Он специально приходит сюда в это время. "Давай попадём в основу!" Улыбающееся лицо Эйджуна стоит перед глазами. Как и подача, летящая прямо, но отклоняющаяся под невообразимым углом прямо около перчатки кетчера. Как и вечные промахи мимо мяча, ненадёжность и отсутствие контроля. Своих целей нужно добиваться любыми способами, убеждает себя Харуичи. Я просто помогаю Эйджун-куну, говорит он себе, шлёпая босыми ногами по холодному полу ванной комнаты мимо сидящего под душем тренера. Тот, как ни странно, в очках. Чувство, испытываемое Харуичи, сродни отчаянию. Поздоровавшись с тренером, он садится в ванну, откидываясь на бортик. От горячей воды идёт пар, скрывая стены и потолок. Жарко, но так даже легче - можно сосредоточиться на успокаивающих ощущениях, а не на том, что он собирался сделать. Вряд ли Эйджуну так будет лучше... Катаока берёт флакон с шампунем, снимает очки и кладёт их на полочку. Очки совсем его не меняют, как ни странно - всё то же суровое лицо, разве что кожа вокруг черных глаз светлая-светлая. Харуичи пару секунд рассматривает его, после чего слегка улыбается. Вдохнуть. Выдохнуть. Нельзя упустить такой шанс. Он погружается в ванну с головой и через пару секунд выныривает лицом вверх. Садится: мокрые волосы липнут к голове и шее, являя лицо. Приоткрыть глаза - не сильно широко, чтобы не заслезились от пара, но так, чтобы видеть лицо Катаоки, когда он повернётся... Сейчас. - Тренер, можно спросить? - Да? Пару раз моргнув, он напрягает глаза. - Эйджун-кун будет в первом составе? Катаока, плеснув в лицо водой, резко распрямляется и надевает очки. Только после этого он смотрит на Харуичи - долго, пронизывающе. Тёмное стекло очков сдерживает любые посторонние взгляды. - Я знаю, что ты пытаешься сделать, Коминато. Харуичи отшатывается, будто плетью ударили. Громко плещется вода, выливаясь за бортик ванной и оставляя крохотные лужицы на полу. - Тебе стоит сильнее верить в Савамуру. Смыв с себя мыльную пену, Катаока уходит, оставляя его в одиночестве. Вдалеке хлопает дверь. Сползая по бортику ванной, Харуичи чувствует, как на сердце сгружают огромные камни - один за другим. У Миюки, как обычно, шумно. Доставший откуда-то колоду карт Джун быстро уломал остальных сыграть с ним на желания. Всех, кроме Юки - тот затащил владельца комнаты за сёги. Телевизор и сборник кассет с матчами американской про-лиги остались первогодкам на растерзание. Буквально: возмущённый игровым моментом Савамура готов перевернуть кассетник, сидящего рядом Харуичи и банку из-под кофе. - Он специально под дедбол подставился! Кто так играет! Нарушение! На экране беттер, потирая руку, кивает судье и идёт на базу. Камера приближает его лицо, демонстрируя зрителям лёгкую улыбку. Савамура почти готов пнуть телевизор. - Во что играет вообще?! Нечестный бейсбол - не бейсбол вовсе! Судью на мыло! Фуруя вовремя хватает его за занесённую ногу, почти случайно роняя на пол. Прооравшись, Савамура успокаивается, облокачивается на подушки и разворачивается так, чтобы было видно экран - не хочет пропустить ни секунды. В этом манёвре он всё-таки опрокидывает банку, и та катится по полу. Пустая - за напитками они бегали больше получаса назад. Курамочи отвлекается от созерцания изображающего чайник Мияучи и ищет глазами кого-нибудь быстроногого и с деньгами. - Савамура! Сходи за соком. - Не хочу, я уже ходил! Пусть Фуруя идёт, - он отмахивается, полуобернувшись, и с интересом смотрит на Мияучи. Тот, присев и уперев руку в бок, усиленно пыхтит. Савамуре, кажется, весело; по крайней мере, он улыбается. Недолго. - Сходи. Приоткрыв глаза, Рёске смотрит на него исподлобья. Савамура пару секунд молчит, после чего тихо, почти неслышно осведомляется, что кому купить. Совсем не так должен вести себя Савамура Эйджун, совсем - и все пару секунд удивлённо наблюдают за происходящим, называя невпопад первые пришедшие на ум напитки, но после сразу же забывают - не такое уж и редкое явление, чтобы кто-то испугался Рёске. Один Харуичи продолжает напряженно молчать, втянув голову в плечи. Когда за Савамурой захлопывается дверь, а все возвращаются к игре, Миюки хмыкает. - Интересно, во всём ли младший брат похож на старшего? - Вы что, семпай? - Фуруя, кажется, удивлён. - Они же совсем разные. - Да я не об этом. - мотает головой Миюки. - Забей. Эта игра не важна: простой тренировочный матч с одной из школ восточного Токио. Они не из самых сильных - с такими вряд ли столкнёшься на Кошиене, да и вообще вряд ли Сейдо встретятся с ними в дальнейшем. Цель игры - посмотреть, как играет запас первого состава, способны ли они вытянуть настоящий матч. В защите всё идёт хорошо: беттеры противника за первые три иннинга не могут изменить счёт. Как не может и Сейдо - питчер противника хорош, даже слишком. Основа бы, конечно, справилась, но одно дело - Юки или Исашики, а другое - беттеры запаса. Четвёртый иннинг, 0 - 0. Поведёшь в счёте - поведёшь в игре. Два аута. Харуичи выходит на биту пятым. Поправляет шлем, кивает кетчеру. Питчер ухмыляется с горки почти победоносно, поигрывая мячом. Он отправлял Харуичи в дагаут уже трижды. Один раз - страйкаутом. Хочется отбить. Хочется чаще выходить на поле вместе со всеми, а не смотреть со скамейки. Оттуда лучше, чем с трибун, конечно, но не то, не то! А ещё ужасно хочется сыграть с братом. "Нечестный бейсбол - не бейсбол вовсе!" Как же хочется... Будто бы вытирая пот со лба, Харуичи слегка отодвигает чёлку с одного глаза и неслышно шевелит губами, глядя прямо на питчера. Он не видит, но знает - их взгляды встречаются, пронзая не по-весеннему горячий воздух. Свисток. Питчер на пару секунд замирает, вытянувшись в стойке, после чего едва отводит руку назад и кидает, почти не замахнувшись. Мяч летит, не меняя траектории, в самый центр страйк-зоны. С великолепного хита Харуичи Сейдо получают два очка. Сам он останавливается на второй базе, краснея под внимательным взглядом игрока другой команды, и вслушивается в радостные вопли Эйджуна, прославляющего его мощь и силу. Крики не прекращаются даже после традиционного пинка: тот, видимо, был слабоват, хотя Курамочи тоже на взводе - радуется, как и вся команда. Никто, вроде бы, не заметил взгляда из-под чёлки. А если бы и заметили - какая разница? Это ведь не значит, что Харуичи играл нечестно. Если не знаешь, конечно. В тени дагаута не видно, как хмурится Рёске. - Не знал, что ты не умеешь контролировать себя. Говорить о своих глазах с братом... неприятно. Зато можно сделать вид, что очень заинтересован ассортиментом сока в автомате, мгновенно к нему отвернувшись, Рёске не обмануть - он знает, что Харуичи идёт тренироваться. Бита, наспех прислоненная к стене общежития, рушит все иллюзии. - Только не говори, что ты сделал это специально. Будет неприятно разочаровываться в тебе. Перегородил дорогу - не уйти назад в комнату. И вперёд идти как-то странно, за соком же собирался. Как будто бы. Харуичи нажимает на первую попавшуюся кнопку. Банка выпадает с громким стуком, глуша прерывистое дыхание. Легче было бы пристыженно промолчать, но брат его просто так не отпустит. - Я случайно, аники. Главное - не смотреть ему в глаза. Не смотреть, отчаянно думает Харуичи, ни взгляда. Куда угодно - в вечернее небо, на автомат с напитками, на банку в руках. Глазастое яблоко на этикетке выглядывает из-за названия несколько укоряюще. Будто молча напоминает о том, что врать нехорошо. И сложно - особенно тогда, когда перед тобой стоит тот, которому ещё никто не смог солгать. Тот, на кого не действует твоя сила. - Вот как? Что ж, всё-таки неспособность сдерживаться. Раньше такого не было. Тон Рёске слишком наигранный, чтобы верить его словам. - Не беспокойся, я не расскажу тренеру. Если этого больше не повторится, конечно же. Харуичи с трудом кивает. - Не повторится. Ему ужасно стыдно. - У меня есть одна просьба, Эйджун-кун. После уроков в школьных коридорах тихо-тихо. Никого нет, лишь время от времени снуют туда-сюда дежурные, разнося по кабинетам и учительским стопки бумаг. - Какая? Харуичи идёт рядом с Савамурой, у них в руках непроверенные контрольные, которых ждёт не дождётся учитель по химии. Впереди тренировка под заходящим солнцем, и всё вроде бы так хорошо, что даже не хочется портить происходящее серьёзными просьбами и разговорами. Но, к сожалению, придётся. Потом, скорее всего, на это не будет времени - начнутся тесты, подготовка к отборочным на Кошиен и всё завертится так, что не будет возможности сказать нужные вещи предельно понятно, так, чтобы Эйджун их запомнил. - Никогда, ни при каких обстоятельствах не смотри мне в глаза. Хорошо? Эйджун сразу останавливается; встаёт на месте и Харуичи, глядя на его воротник. Шея чуть дёргается в сторону: он вопросительно наклоняет голову. - Странные ты вещи говоришь, Харуччи. Почему? Недоумевающее выражение на его лице держится недолго: через пару секунд уголки рта лихо взлетают вверх. - А, понял: ты стесняешься! Тогда не буду. Голос Эйджуна звучит весело и мягко, и Харуичи не может не улыбнуться. В другое время он стал бы отговаривать друга от подобных предположений, но сейчас просто смотрит на то, как солнце падает на неровно завязанный узел галстука. Он немного сомневается в том, стоило ли говорить это напрямую или нет, но так легче самому - знать, что предупредил и проблем возникать не должно. Разве что только с Рёске, но добровольно ему в глаза мало кто согласится посмотреть даже без предупреждений. Тот случай с напитками всё ещё отягощающе свербит в памяти. Эйджун, конечно, вряд ли не понял, что произошло, как и остальные в комнате. Для них ничего необычного не случилось. Не знаешь - не заметишь безвольного взгляда, расфокусированных зрачков, немного скованных жестов. Не услышишь в голосе лёгкого оттенка раболепия. Как, оказывается, неприятно выглядит подконтрольный человек. Подконтрольный друг. Солнце жарит так, что почти невозможно дышать. Где-то за спиной остались крики и разговоры с трибун, музыка, голос судьи. Горло душат слёзы, и Харуичи опускает лицо к земле, сжав кулаки. Горько, до невозможности горько. Здесь, в шаге до Кошиена, заканчивается лето бейсбольной команды старшей школы Сейдо - первое для Харуичи и последнее для его брата. Вдалеке радостно переговаривается команда Инаширо. Их ас на мгновение поворачивается, но тут же утягивается своими сокомандниками в буллпен, собирать вещи. Никто из Сейдо не обращает на него внимания. Ни один. Они проигрывают, но проигрывают честно. За весь матч Харуичи ни разу не посмотрел на Нарумию Мея. Города в Канто почти вытеснили деревья. Но там, где лес остался, он властвует над своей землёй. Камни проложенной в незапамятное время дорожки поросли мхом, сквозь который пробиваются травинки. Плющ обвивает потрепанные временем указатели - приходится некоторое время рассматривать их, чтобы понять, сколько осталось до места назначения. Карта у Харуичи, конечно же, есть, но в лесу она оказывается почти бесполезной. Остаётся только идти согласно указателям и надеяться, что скользкая каменистая тропа не раздвоится внезапно, заставив его бесконечно плутать по лесу. К вечеру надо вернуться в общежитие, и лучше бы во время ужина или тренировки. Не хватало ещё наткнуться на брата. Лишние расспросы были бы совершенно не к месту. Соврать - невозможно. Сказать правду - последствия неизвестны. Рано или поздно, конечно, придётся всё рассказать, но не сегодня. Не в тот день, когда он на такое решился. Камни становятся чище и чище по мере того, как дорожка, превращаясь в лестницу, уходит в гору. Деревья расступаются всё шире и шире, и наконец лес расходится в стороны от маленькой площадки, посреди которой из камней поднимается маленький храм с чуть покосившейся крышей. Проходя сквозь тории, Харуичи на всякий случай зажмуривается - мало ли что? Но ничего не чувствует и сразу же приоткрывает глаза, пальцами поправляя чёлку. Невысокий монах щурится из дверей, приветливо ему улыбаясь. Харуичи мгновенно вытягивается и наклоняет голову. - Здравствуйте, я вчера звонил... - Это ты, мальчик с проклятыми глазами? От тихого старческого голоса по спине почему-то пробегают мурашки. - Заходи. Невыносимо пахнет благовониями, что тлеют в руках того, кто стоит над ним. Сам он лежит, закрыв глаза и не имея ни малейшего понятия, что происходит вокруг него. Чувствует лишь какое-то движение - тихо скрипят старые доски пола. Чего ты хочешь, Коминато Харуичи? Я хочу перестать сомневаться. Не ходить по жизни лёгкими путями, не избегать проблем и не терпеть последствий своих побегов. Хочу не встречать пустых взоров людей, подчиненных моей воле. Хочу не бояться раскрытия, обнаружения того, как я всех обманываю. Друзей, тренера, брата. Хочу просто наслаждаться честным существованием. Хочу хотя бы раз посмотреть в глаза своему лучшему другу. К груди прикасается что-то прохладное, и в тот же момент веки обжигает, будто раскалённым углём. Харуичи кричит. Через час у него кружится голова от мантр и благовоний. На груди под одеждой кроется маленькая печать - несколько кандзи в окружении символических узоров и жирной чёрной рамки. Монах пообещал ему, что она не смоется, по крайней мере, в ближайшие двадцать лет. После этого, возможно, придётся её обновлять, но Харуичи пока что в этом не уверен. Быть может, за такой срок он успеет пересмотреть взгляды на жизнь. Через полдня он возвращается в общежитие и может позволить себе взглянуть на людей из-под чёлки. Он больше ничего не может им сделать своими глазами - ни хорошего, ни плохого. Теперь он такой же, как они. Через три дня он говорит с братом по душам. Рёске слушает его отповедь, не прерывая. Местами кивает, местами хмурит брови или прерывает новый виток рассуждений взмахом руки, но молчит. Харуичи благодарен ему за эту тишину. Она немного похожа на понимание. - Тебе это ещё откликнется, - замечает Рёске, уходя. - Когда-нибудь ты осознаешь, какую полезную вещь выбросил из-за слабости и собственной глупости. Через неделю у Эйджуна обнаруживается ИПС.